распорядителя чумных торжеств. Последнее заседание, дальше только приговор.
– Нет.
«Да. Всё, что я сказала здесь – ложь. Клейн не лучше и не хуже других, с которыми вы распиваете чай каждое второе воскресенье месяца. Его просто грязно подставили. Впрочем, уж это вы знаете сами…»
– Спасибо. У меня больше нет вопросов, – с удовлетворённой улыбкой откликнулся Мэнфорт и вернулся на своё место.
На этом последнее слушание было окончено. И Джил поднялась на дрожавшие ноги…
…Они пересеклись в коридоре. Растрёпанная, взмокшая из-за отвратительной духоты ученица и неизменно идеальный учитель. Клейн остановился, размял закованные в наручники кисти и попытался одёрнуть манжеты с видневшимися там запонками, но вовремя опомнился.
– Осталось дождаться петушиного пения, и отречение апостола будет запротоколировано, – процедил он, обнажив в улыбке чуть пожелтевшие острые зубы. Судя по всему, Клейн следил за допросом. – Ты сделала, что должно. Молодец.
Джиллиан хотела возразить, как-то оправдаться или привычно соврать, но вместо этого лишь коротко кивнула.
– Аминь.
«Прости меня, Артур…»
На вынесение приговора у доблестной комиссии ушло целых три дня. За это время они успели выкачать ещё одну кругленькую сумму из кармана Бена и вдоволь наулыбаться вместе с Марией Леви. Это кажущееся бесконечным ожидание Джил провела в бессмысленном шатании по дому, где отпугивала редких репортёров и тщетно пыталась дозвониться до Джима – было бы неплохо завершить их дело, пока она ещё в Вашингтоне. Однако муж не отвечал и не перезванивал.
От нервного напряжения вновь вернулась бессонница, что вытягивала последние силы, заостряла скулы и рисовала чудовищные синяки под потускневшими глазами. Джил было страшно. Она терялась в своих эмоциях, но никак не могла в этом признаться. Ни себе, ни Бену, который видел её состояние, с каждым днём становился всё молчаливее и даже несколько раз порывался к ней прилететь. Однако они оба понимали, сколь неуместной могла оказаться их встреча. К Джил было приковано слишком много внимания. А у них… У них ещё будет время, ведь так? Поэтому она сказала мягкое «нет», вместо отчаянно желанного громкого «да». Бен обещал всё решить, и Джил не находила ни одной причины в это не верить.
Однако в ночь на первое июля, когда, с трудом открыв глаза в пустом и холодном доме, Джил сквозь боль смогла перевернуться на спину, она поняла, насколько ошиблась. Если бы Бен приехал… Если бы только был здесь. Но теперь уже ничего не исправить. Ничего.
День, что изменил всё, начался с оглашения приговора и разом похоронил то, чем была миссис О’Конноли. Да, у неё остались свобода, жизнь, голубое вашингтонское небо и прочая наивная чушь, но… Первые пару секунд, когда прокурор закончил речь, Джил думала, что ослышалась. Чувствовала, как едва прорезавшаяся улыбка медленно сползла в жёсткий оскал, а сама отчаянно искала спокойный взгляд матери.
Слова судьи в этот момент прозвучали особенно жутко:
«…по решению Конгресса и согласно установленному законодательству, Джиллиан Маргарет О’Конноли воспрещается в течение тридцати лет занимать любые государственные посты. Джиллиан Маргарет О’Конноли также запрещается консультировать, представлять интересы или оказывать иного рода услуги Администрации президента США, Конгрессу или любому другому органу федерального значения…»
Джил прикрыла глаза. Это конец. Финишная лента карьеры, будущего и любых перспектив, потому что в своей жизни она больше ничего не умела. Нет… это смешно! Тридцать лет? Серьёзно?! Это слишком жестоко… Нет, чёрт возьми, кажется, никто не шутит. О, Белл будет счастлив… Они все будут счастливы! Джиллиан распахнула глаза, когда рядом раздался скрежет адвокатского кресла – мать уже звонила очередному клиенту, пока торопливо шла к выходу из зала. Ей было плевать. Она знала, что так всё и будет.
Джил смогла поймать её уже у самых дверей, но всё, что услышала, было:
– Процесс должен выглядеть естественно. А ты виновата сама. Надо думать, что и кому обещаешь, и не тратить время на любовь.
Больше ничего. Мать пожала плечами и направилась прочь, явно не видя смысла в дальнейшем разговоре. Её дело закончено. Никаких апелляций, исков и прочей бюрократической чуши. Зачем? Бен заплатил, чтобы Джиллиан не посадили, и Мария выполнила договор. Как могла и как хотела. Так что, когда подошедший со спины Белл довольно скабрезно хмыкнул, она даже не повернулась:
– Три, два, один… ПРОДАНО. Увидимся лет через тридцать, сука.
Следом громко хлопнули чёрные двери, а Джил О’Конноли осталась никем.
Она понятия не имела, сколько просидела на скамейке перед судом, и как долго пялилась в одну точку, где сходились три муравьиные тропки. Джиллиан даже не понимала, что чувствует. Вакуум? Ничтожность? Неверие? Полное опустошение или отчаяние? Над головой громыхала надвигавшаяся с залива гроза, и с неба иногда моросил первый дождь. И лишь когда над городом окончательно разразился ливень, Джил поднялась и машинально одёрнула строгую юбку. Прямо сейчас очень хотелось услышать Бена, который обязательно бы сказал, что приговор – сущий пустяк. Досадная мелочь, которая для него не имела никакого значения, ведь Джиллиан… Но кто, если подумать, теперь Джил? Та прежняя женщина, которую они оба знали, умерла под осколками на заводе и не планировала воскресать. Новая же была квинтэссенцией неврозов и неопределённостей.
И всё же, мозг привычно работал. Пока Джил любовалась на рухнувшую из низких туч серую водную муть, он отчаянно искал в приговоре лазейку. Нечто, что позволит вернуться в политику. Так что она смотрела на сбегавшие по стеклу капли, на неистово мельтешившие дворники и пробовала сложить новую реальность из рухнувшего потолка, алой крови и неясного будущего. В динамиках дребезжал голос блаженного Леннона.
–Imagine there's no heaven
It's easy if you try
No hell below us
Above us only sky…
Джиллиан взглянула на небо, где по словам поющего любителя всеобщего равенства и братства, их ничего не ждало, и не смогла с этим не согласиться. Чего можно хотеть от рассеянного газового куска, в котором то и дело пролетали самолёты, и где зависла чёрная туча, что уже который час перекатывалась далёким громом? Правильно, ничего. Потянувшись к телефону, Джил в очередной раз набрала номер Бена и с раздражением сбросила, как только заслышала короткие гудки. Он просил немедленно сообщить о решении суда, но, видимо, его собственные дела затягивались.
–…Imagine all the people
Living life in peace…
–Юху-у-у-у… – печально протянула Джил и посмотрела на видневшуюся вдалеке круговую развязку. Оттуда было совсем недалеко до дома, и, видит Бог, она сегодня напьётся. Утопит себя в бутылке с вином или чем-то покрепче, потому что хоронить карьеру полагалось достойно. Радуйся, Джиллиан! Ты на свободе! Именно так тактично поздравил по телефону Алекс, а после озвучил условия расторжения их договора.
Песня закончилась, но Джил включила её по новой, пытаясь отыскать смирение среди христианско-подобного текста. Она напевала куплет, пока хватала знакомую бутылку виски и под
