красота, мягкое очарование. Поэтому на всех моих пейзажах всегда туман или тучи. Туман очень сложно передать красками. Он так неуловим…
Лорна бросила взгляд на стоявший неподалеку мольберт. На него слуги поставили холст с незаконченной работой: озеро, чайки, туман.
— Вид на вашем холсте гораздо лучше того, что открывается отсюда, — заметила Лорна. — Вы явно польстили озеру. И переборщили с белым цветом.
— Да? — Нильс оживился. — Сам об этом думал. А вы разбираетесь в живописи?
— Немного, — уклончиво ответила Лорна.
— Знаете, мне тут внезапно пришла в голову мысль, — забубнил Нильс, опустив глаза. — Мы могли бы писать вместе. Одному очень скучно, а во дворце никто больше живописью не увлекается. Папа вообще терпеть не может мои работы, называет их серой мазней, переводом холста и красок. Вы не попробуете работать со мной вместе? Пожалуйста!
На лице принца снова застыло заискивающее выражение. Принцесса вздохнула.
— Если позволят дела, я ведь должна помогать брату.
Нильс расплылся в улыбке, и Лорна тут же пожалела о своем согласии.
* * *
Белый Ворон и Лорна лежали на постели и целовались. Медленно, сладко. Лорна обнимала Ворона за шею, тая от нежности и тепла. Это был их первый настоящий, взрослый поцелуй. А у Лорны вообще первый поцелуй с мужчиной. Она чувствовала, как отзывается тело: от прикосновений мягких горячих рук по коже словно рассыпались мелкие искры, голова кружилась.
Она сама начала. Ворон лежал и читал книгу, Лорна подкралась и забралась к нему на постель. Это уже вошло у них в привычку — она лежала рядом, прижавшись к нему, а он поглаживал рукой ее волосы. Но сегодня Лорне хотелось получить больше. Узкие губы мужа так и манили прижаться к ним ртом, почувствовать вкус. Лорна осторожно потянулась, успев заметить испуганно-удивленный взгляд Ворона, и уверенно поцеловала его.
Белый сначала замер. Лорна не прекращала своего занятия. Она ласкала его губы не спеша, пробуя то прихватывать пожестче, то коснуться помягче, и вдруг почувствовала, что ей отвечают. Это было волшебно, и Лорна не хотела, чтобы это кончалось. Ей казалось, что она могла бы целоваться весь день. Каждое их соприкосновение наполняло ее восторгом и исступленной нежностью. Она забыла о времени, впивалась в губы Белого все отчаянней — и вдруг Ворон схватил ее за плечи и чуть отодвинул от себя.
Лорна удивленно смотрела на него сверху вниз, желая только одного — продолжать. Но сильные руки удерживали ее, не давали наклониться к манящему рту. Ворон несколько раз сглотнул, глядя на нее снизу вверх. Его всегда бледные щеки покрылись едва заметным румянцем. Лорна не удержалась и провела пальцем по щеке Белого — приласкать этот полупрозрачный розовый отсвет.
— Наверное, на сегодня хватит, — сказал Ворон.
— Почему?
Лорна сама поразилась своему голосу — получилось какое-то капризное нытье.
— Это не очень хорошо, — пробормотал Ворон.
— Почему, если я твоя жена?
Разозленная Лорна уселась на стул и надулась, глядя в сторону. С кровати донесся виноватый вздох. Но Лорна уже догадалась, что надо не просить, а требовать, и жалобно всхлипнула.
— С точки зрения закона наш брак недействителен.
Тут принцесса обернулась к Ворону, забыв о слезах. Белый виновато смотрел на нее и выглядел так, словно приготовился спасаться бегством.
— Какая разница! — выкрикнула Лорна. — Если мы оба этого хотим и не хотим никого другого? Или ты не хочешь меня, а хочешь другую?
Ворон изумленно отшатнулся назад, словно она его ударила.
— Если мы начнем медовый месяц, — от этих слов румянец на его щеках проступил еще отчетливей. — То можем выдать себя. Для всех мы — брат и сестра. И если во дворце заметят, что у нас другие чувства друг к другу, мы можем оказаться в опасности. Подумай о том, где мы и кто ты. Мы в доме союзника Бреса, а ты — дочь короля Эннобара, за которую назначена награда. Брес правую руку отдаст, чтобы заполучить тебя живой или мертвой. Нам нельзя давать волю страсти! Нельзя!
Лорна молчала, тоже покраснев. В ней боролись привычка доверять Белому во всем и непреодолимое желание целоваться. Пробуждающаяся женственность требовала свою дань, отказываясь прислушиваться к голосу разума.
— Жены изменяют мужьям у них под носом, и все остается скрытым, — проворчала принцесса. — Кто узнает о нас — и как?
— Об изменах жен и мужей всегда знают соседи, — взволнованно возразил Белый. — Чувства не скроешь. Ты думаешь, люди слепы? Такие вещи сразу замечают те, кто любит совать нос в чужие дела. Мы на виду у всех, и перемена в тебе окажется слишком яркой… Придворные и слуги догадаются, что у тебя появился любовник.
— Ты не любовник, а муж!
Лорна стиснула кулаки. Хотелось ударить Ворона побольнее, но девушка понимала, что он прав.
— Ну и пошел ты тогда к свиньям, — выпалила она.
Глаза Ворона распахнулись от удивления.
— Ваше Высочество…
— К свиньям! — с наслаждением повторила Лорна. — Провались ты вместе со своей осторожностью!
Она вскочила со стула и принялась натягивать плащ.
— Куда ты?
— Заниматься живописью, меня принц Нильс любезно пригласил составить ему компанию в рисовании пейзажей, — огрызнулась Лорна.
— Ты сказала ему, что умеешь рисовать? — нахмурился Ворон. — Но это может быть опасно. Ты — сестра лекаря. Сестре лекаря не пристало владеть искусством знатных дам. Ты можешь выдать себя, и…
Лорна набрала в грудь побольше воздуха.
— Катись к свиньям вместе со своей осторожностью!
Ворон не успел ничего ответить — Лорна вылетела за дверь и устремилась к покоям принца Нильса. Она шла так быстро, как только позволяли манеры, вне себя от злости. Кем надо быть, чтобы испортить ей сладкий миг первого поцелуя? Точно, он не любит ее. Если бы любил, разве стал бы отвергать? Лорна готова была разреветься. Она вдруг ужасно соскучилась по принцу Нильсу. Он всегда так любезен и вежлив, смотрит на нее с восхищением — так, как никогда не смотрит на нее собственный муж.
Задыхаясь от еле сдерживаемых чувств, Лорна почти вбежала на террасу. Принц Нильс стоял перед холстом и пытался поймать в ловушку красок свой любимый туман. Рядом дожидался второй холст — на нем Лорна начала набрасывать городской пейзаж.
— Добрый день!
Нильс очень обрадовался ее появлению. Пробормотав приветствие, Лорна взялась за кисти. Они работали в тишине, но Нильс то и дело косился на ее белые красивые руки, легко и стремительно наносящие уверенные мазки. Кисть так и порхала — и вот на холсте уже поднялись шпили городских башен, проступила озерная гладь.
— У вас удивительно утонченный вкус, — восхищенно заметил Нильс. — Вы наверняка получили хорошее воспитание.
