— Я только горе приношу тебе и дяде...
— Да, нам было бы куда спокойней, если бы ты сидела в Монкастро, под присмотром тетушки Невены, — вздохнул Карло.
— Но разве я могла сидеть там, когда Ринальдо оказался в беде? — вскинулась Вера.
— Да, вы с Ринальдо на редкость преданы друг другу, — словно про себя заметил Карло.
— И это неудивительно: ведь у нас с ним больше нет родных людей на всем белом свете, мы двое только и остались из нашей семьи.
Карло помолчал, внимательно вглядываясь в лицо Веры, и вдруг, слегка напрягшись, вполголоса произнес:
— А ведь меня сегодня, пожалуй, могли убить. Да и в любой другой день могут. И тогда некому будет рассказать тебе правду о прошлом. А я почему-то думаю, что ты должна знать...
Какие-то слова готовы были сорваться с его уст, но этому помешал громкий голос Ринальдо:
— Конечно, Вероника должна знать, что ты уже однажды спасал ее, когда ей было пять лет.
Вера оглянулась. Ринальдо стоял на пороге и смотрел на Карло таким пронзительным взглядом, словно хотел его загипнотизировать.
Карло судорожно сглотнул и подтвердил неуверенным голосом:
— Да, когда-то мы с Ринальдо спасли тебя от разбойников, которые хотели похитить маленькую девочку и продать в рабство.
— Тогда вы спасли меня от несчастья, а теперь оно меня все-таки настигло... — прошептала Вера и, чувствуя, что сейчас заплачет, стремительно вышла за дверь.
Ей не хотелось даже близким людям показывать свои слезы, свою слабость. Отныне она решила стать сильной, как мужчина, который не плачет, когда ему больно и трудно, а лишь стискивает зубы и упрямо продолжает борьбу.
Присев на плоский камень у подножия дуба, она прислонилась лбом к шершавому стволу и глубоко вздохнула, стараясь подавить постепенно утихающую, но все еще слишком ощутимую боль в своем поруганном и отныне как бы чужом теле.
А Ринальдо, оставшись наедине с Карло, тут же приступил к нему с допросом:
— Ты хотел рассказать Веронике, что мы с ней — не родичи? Не отпирайся, я сразу догадался!
— Ну... должен признаться, да, хотел. Мне вдруг стало тревожно, что если меня убьют, то девочка так никогда и не узнает правду.
— Но я ведь уже говорил: ни к чему ей эта правда! — с раздражением заметил Ринальдо и, немного помолчав, добавил: — Я хочу быть уверен, что ты не проговоришься. А потому дай мне клятву, что ничего не расскажешь Веронике. Клянись Богом, своей душой и памятью своих родителей!
— Клянусь, я не скажу ей ни слова! — пообещал Карло и, перекрестившись, трижды повторил свою клятву.
— Для Вероники эта правда была бы слишком большим потрясением. — Ринальдо тяжело опустился на лежанку. — Ей и так досталось от несправедливой судьбы. Бедная девочка... В ней только начала пробуждаться женственность — и тут эти подонки испоганили ей тело и душу. Спасибо тебе, друг, что убил одного. А второго я постараюсь достать из- под земли.
— Боюсь, что это сделать будет непросто. Кажется, красавчик дьявольски хитер. До ночи он затаится, как крот в норе, а на рассвете куда-нибудь уплывет или уедет.
— Надо искать на побережье того хозяина, у которого этот ублюдок сидел в подземелье.
— Но, кажется, он со своим дружком шел сюда издалека. А откуда — мы не знаем. Может, от Кафы, может, от Чембало. А то и от Мангупа. Не обыщешь ведь всю Таврику. Нет, тут надо надеяться на случай или удачу.
Ринальдо помолчал, сжимая кулаки и сосредоточенно раздумывая, а потом вдруг поднялся с места:
— Пойду посмотрю, как там Вероника. Вдруг ей придет в голову что-нибудь с собою сделать.
— Нет, она не из тех слабонервных девиц, которые падают в обмороки или накладывают на себя руки. У нее хватит силы все это пережить.
Посмотрев вслед вышедшему Ринальдо, Карло чуть слышно произнес:
— Я поклялся ничего не говорить Вере, но ведь я не клялся ничего не сообщать в письме. Хотя, впрочем, она все равно не умеет читать...
Глава третья
1400 год
Заслонившись рукой от яркого майского солнца, Вера вглядывалась вдаль, на проплывавшие по правому борту берега. Корабль приближался к Константинополю с севера, от Черного моря. Девушке впервые в жизни предстояло увидеть знаменитый город, продолжавший именоваться столицей империи, которой, по существу, уже не было. Власть византийских императоров теперь распространялась лишь на Константинополь, узкую полосу земли вокруг него и несколько маленьких владений на Пелопоннесе и островах.
Два века назад крестоносцы нанесли сокрушительный удар по великому городу, но империя после этого еще смогла восстановиться, теперь же, в кольце османской осады, она, казалось, доживала последние дни. И все же защитники христианской столицы верили, что чудо спасения еще возможно. Несмотря на турецкую блокаду с суши, несмотря на бесчинства османских войск, опустошавших окрестности Константинополя, город держался благодаря тому, что султан не имел флота для морской блокады. А полгода назад император Мануил II отплыл из Константинополя, чтобы заручиться помощью Европы. Он надеялся, что европейские государи организуют крестовый поход против османов. Но Вера слышала, как Ринальдо и Карло говорили между собой, что вряд ли такой поход соберется, хотя это очень прискорбно: ведь вслед за византийской столицей перед «сарацинами» падут и другие христианские города.
Когда корабль вошел из Черного моря в Босфор, Вера просто любовалась красивым проливом, его причудливо изрезанными берегами, то скалистыми, то поросшими лесом, его холмами, между которыми иногда мелькали стены древних крепостей, но чаще — приземистые строения бедных деревушек, лепившихся вокруг старых церквей. А для Ринальдо и Карло открывшиеся картины имели и другой смысл. Вера слышала, как вздыхал Карло, повторяя: «Так проходит мирская слава... древняя слава Рима... Раньше здесь по обеим берегам были владения ромеев, роскошные виллы и богатые монастыри, а теперь?..» В самом узком месте пролива с азиатской стороны высилась крепость, несколько лет назад возведенная султаном Баязидом. Издали окинув взглядом ее мощные стены, Ринальдо заметил, что если туркам удастся построить такую же с европейской стороны пролива, то Константинополь будет отрезан от Черного моря и не выдержит такой жестокой блокады.
Но Веру, хоть она и привыкла прислушиваться к суждениям Ринальдо и Карло, судьба христианской империи заботила лишь постольку, поскольку это могло отразиться на ее собственной судьбе и на судьбе ее дяди. Девушка знала, что лишь немногие суда сейчас решаются плыть в Константинополь, и «Вероника» оказалась в числе таких кораблей, подвозивших к византийской столице зерно. Это плавание было выгодным именно в силу своей опасности: ведь константинопольские купцы готовы были хорошо платить капитанам кораблей за риск.
