– Как же хорошо!
– Молчи, героическая воительница, – ответила Василиса. – Отдыхай. Ты сегодня такое совершила, что про тебя напишут во всех учебниках. Это ведь первый за всю историю мировой магии управляемый огненный торнадо с Красным петухом!
– С Огненной птицей, – прошептала Анфиса, – что за дурацкое название? Мы только птенца называем красным, потому как пламя у него холодное и красноватого оттенка. А петухом не называем вообще никогда.
– Не разговаривай, ты сожгла слишком много жизненных сил.
Анфиса лежала в воде бледная и сказочно красивая, а её длинные шикарные волосы легонько шевелились в ручье, словно речные водоросли. Что‑то мне вспомнилось название оперы Римского‑Корсакова: «Майская ночь, или Утопленница». Нет уж, не дождешься, милая, никаких опер, всё равно мы тебя выходим, и станешь ты опять здоровой, молодой и красивой.
– Я знаю, что поступила неправильно, – продолжила оправдываться наша русалка, – просто птенец ещё слаб, и мне пришлось его подпитывать. Ведь он мог просто сгореть. Ты слышала про такой случай?
– Да. Сейчас мы тебя отнесём в баню, надо восстанавливаться.
– Я сама дойду, что вы меня как маленькую?
Но Василиса не позволила ей встать и вызвала заклинание лечебной колыбели, я поднял Анфису из воды и аккуратно положил на волшебное ложе. Затем подобрал кладенец, брошенный Василисой на траву, и мы медленно двинулись короткими тропинками. Подходя к избушке, я вспомнил про Венькину тёщу и спросил Василису:
– Слушай, а как там наши гости? На Лукоморье они сами пройти не смогут, а вдруг заблудятся где‑нибудь?
– В Заповедном лесу невозможно заплутать, в худшем случае они вернутся туда, откуда вышли. А чтобы они могли ходить на море, я им вчера открыла тропинку на Лукоморье.
Надо же, оказывается, временный проход можно открывать не только для себя, но и для других, мало того, давать ему статус постоянного! Ещё одна неожиданная новость, что ни день, то выясняется нечто интересное про скрытые возможности Заповедного леса.
В бане мы поставили кокон на лавку, и Василиса стала творить какие‑то лечебные заклинания, в которых я разбирался слабо, а понять их не хватало опыта. Да и использовать меня в качестве донора магической энергии не имело смысла по причине полного истощения, поэтому сел и стал наблюдать за процессом лечения. Медицинская магия, с моей точки зрения, это самая большая ценность нашего клана, наша гордость. И я собирался начать заниматься ей очень серьезно, только когда‑нибудь потом, вот проблемы завершатся или хотя бы война закончится.
В самый разгар лечения в баню вошла баба Вера и выставила меня за дверь:
– Ты что тут расселси, охальник? Не видишь, что в бане бабский день? Вот и пошёл отсель, неча табе тут делать. Вон, кладенец лучше убери на место. Покедова не отрезал им чего‑нибудь непотребное.
Я уже вышел в предбанник, как вдруг вспомнил:
– Да, бабушка Вера, у нас тут гости живут. Нам пришлось спрятать‑приютить одну бабушку с двумя внучками, а то их могли боевики кащеевские похитить. Вы их, пожалуйста, не пугайте.
– Можно подумать, что я тута всех запугала! А про гостей твоих я и так всё знаю. Давай, иди уж, сраматёжник! Неча табе зырить! При ём живая жена стоит, а он бесстыжие глаза на чужую голую бабу выставил! Быстро выметайся отсель, а то не посмотрю, что герой, и в жабу превращу!
Пулей выскочив из бани, я улыбнулся ясному денёчку: а вот и не превратили меня в жабу! Да не собираются этого делать в ближайшее время, насколько я понимаю, а все эти обещания сродни страшилкам про лопату и печь. Погода, словно празднуя нашу очередную победу над тёмными силами, радовала солнечным теплом и прозрачной голубизной неба. Не успел я зайти в избушку, чтобы убрать меч в ларец, как услышал тихую речь Ариэля:
– Александр, когда у тебя появится свободное время, зайди на гору Семи ветров. Мне тебе передать кое‑что нужно. И кладенец с собой захвати.
Времени как раз имелось предостаточно: жена с тёщей заняты лечением Анфисы, Венькина тёща разберётся с внучками сама – ей не привыкать, а провиант для наших гостей Заповедный лес теперь поставляет прямо в гостевой домик, по крайней мере, Василиса объяснила мне именно так. А то, что одежда у меня всё ещё мокрая, – не беда, высохнет!
На горе Семи ветров Ариэль подлетел ко мне и торжественно вручил новенькие ножны к мечу‑кладенцу, завёрнутые в тончайшую замшу:
– Вот, сейчас Горные мастера передали. Очень тонкая работа! Произведение искусства – иначе и не скажешь!
Я взял подарок и вложил кладенец – он вошёл легко и тихо. Раньше я ломал себе голову: как можно сделать ножны для меча, который разрубает всё? Но мастера как‑то умудрились сделать так, чтобы кладенец не разрезал собственные ножны, а при помощи магии или механики им удалось такого добиться – разбираться не хотелось. К ножнам прилагалась целая связка кожаных ремней, назначение их я не понял, но не постеснялся и спросил у Ариэля:
– А зачем так много портупей, запасные?
– Есть два варианта крепления: на боку и за спиной. Да ты не на ремни смотри, а разверни тряпицу и на рисунки подивись!
Действительно, ножны снаружи покрывала тончайшая гравировка с золочением. На одной стороне изображалась сцена боя возле горы Семи ветров: Василиса в защитном коконе, Егорушка возле огненного портала с пером Феникса, а вот и я сижу на помеле позади бабы Веры и разрубаю кащеевский портал, на заднем плане – летучие воины воздуха во главе с Ариэлем. Исключительно тонкая работа, всё очень высокохудожественно и одновременно достоверно. Вторая гравюра оказалась посвящённой воздушному бою возле владений Горных мастеров: взрыв от первого самолёта, два других уже падают с отрубленными хвостами, и я на метле рядом с Василисой срубаю киль у четвёртого. А откуда‑то издалека, почти с острия лезвия, за битвой наблюдает совет Горных мастеров в полном составе, только и здесь, на гравюре, они все для меня выглядели на одно лицо.
– Надо же, такую красоту сотворили! – удивился я. – И зачем так мучились? Нам же требовались самые простые неказистые ножны.
– Ты не понимаешь, – усмехнулся Ариэль. – Они не могут что‑то сделать просто так. Для них каждая работа – произведение искусства. А потом, это же почти летопись, застывшая история. Хотя сюда впору дорисовать твой с Анфисой огненный торнадо. Жаль, что третьей стороны у ножен не предусмотрено.
Я с удивлением уставился на Ариэля:
– Ты что‑то путаешь! Это твой и Анфисин огненный торнадо, я‑то никаким боком к нему не причастен.
– Твоя скромность делает тебе честь. Но не забывай, что я тоже волшебник. И видел, как вы вместе с Анфисой через магическую пуповину вдвоём управляли Огненной птицей.
– Через магическую чего? – удивился я. – Вот с этого места, пожалуйста, поподробнее.
– Да сколько угодно, – улыбнулся Ариэль, – я это могу пересказывать хоть миллион раз. Я же понимаю, что тебе интересно услышать, как всё со стороны смотрелось. Вы с Анфисой сходили и подготовились, а когда вышли из портала, то вас уже соединяла магическая пуповина.
– А что это такое? Я это название ни разу не слышал.
– Может, оно у вас называется по‑другому? Пуповина – это когда один волшебник соединяет свои силы с силами другого напрямую. Очень опасная и сложная магия, так как одна неосторожная мысль может убить твоего напарника. При этом становятся доступны все знания и опыт друг друга, открывается неограниченный доступ ко всей энергии и способностям партнёра. Это очень редкое волшебство, его творили чрезвычайно опытные и могучие маги древности, которые безраздельно доверяли друг другу. Но летописи говорят только про магов из одного клана и чаще всего родственников: отец и сын или мать и дочь.
– Интересное дело, – протянул я в задумчивости, – ведь я просто согласился помочь магически, а кто создал это заклинание, Анфиса или само возникла?
– Нет, её сотворил ты, это легко определить по её форме и конфигурации. – Ариэль удивлённо взглянул, а не вру ли я? – Значит, ты создал то, что не под силу никому из нас, и об этом даже не догадывался? Удивил, честное слово! Кстати, это не первый случай, когда ты изумляешь всё магическое сообщество. Многие тебя уже не в шутку сравнивают с волшебником из легенды, считая, что ты это и есть тот самый Шам.
– Уже не первый раз это имя слышу, а это ещё откуда?
– Есть такой манускрипт: «Книга снов». Волшебник Пелакин его писал на протяжении всей жизни. Каждый день методично и скрупулёзно описывал свои сны. Поэтому в книге собрана куча текстов, никак не связанных между собой. Там есть и сказки, и рассказы, и пророчества, и просто какие‑то житейские истории.
– Что‑то я не слышал про такую книжку.
– Не удивительно. Она известна только в среде волшебников. У нас Пелакин не менее популярен, чем Нострадамус у простых людей. Наши сплетники из мелких кланов просто обожают обсуждать: какие пророчества сбываются, какие предвестники появляются, какие подтверждаются, а какие нет.