Плевать.
Воды Итреи омыли тело, на мгновение приглушив боль. И освежив меня. Позволив добраться сначала до Карии, а затем и до ступеней Павильона Алхимии.
Ниже всех сидел Точтал, снявший шлем. Я с трудом узнал его. Эта схватка явно далась ему непросто — одутловатое белое лицо, растрёпанные тёмные волосы свисали сосульками, пропитанные потом. Он поднял на меня усталый взгляд и кивнул:
— Ты очень сильный Мастер, ты по праву попал в ту поездку с Толой.
Через миг, не дожидаясь ответа, он вновь уставился на площадь, кривя губы.
Я хмыкнул и только сейчас позволил усадить себя на ступени и снять доспех.
Снова пробитый в десятке мест. Не везёт мне с ними.
Дорогая чешуя испорчена настолько, что мне не нужно спрашивать совета у кузнеца Виомата. Она нуждается в починке и, возможно, даже в повторном наложении начертаний. Повезло в том, что самая большая пластина, защищавшая живот и средоточие, выдержала.
Выдержала трижды.
А если бы на мне не было наручей, которые приняли на себя в десяток раз больше ударов, то я давно был бы мёртв. Как бы я ни не любил эту броню, но отрицать её полезность в некоторые моменты — просто глупо. Как и то, что Клатир знал, что мне подарить. И из чего. Даже интересно, был ли этот металл так прочен до того, как стал мешать связи идущих и Неба.
Хотя нет, не интересно.
Кирт присел рядом со мной. Принял из моих рук кисет с телами мёртвых. Негромко заметил:
— Я думал, что нас сомнут. Ещё в середине площади. Так что господин, они погибли не напрасно, а выполнили ваш приказ и защитили тех, кого вы им доверили.
Я кивнул. Так же негромко ответил:
— Спасибо.
Больше трёх тысяч вдохов понадобилось нам, чтобы прийти в себя. Кария помогала только тем, у кого оказались самые тяжёлые раны, требующие помощи опытного целителя здесь и сейчас. Всем остальным пришлось лечить себя самим, благо хоть простую, но такую технику знала большая часть старших учеников.
А затем, когда уже начал медленно гаснуть свод, мы двинулись вверх по ступеням.
И только когда поднялись к вратам, я заметил то, что до этого ускользало от моего внимания.
Замерев, спросил остальных:
— Кто-нибудь видел их до этого мгновения?
Оказалось — никто.
Никто до этой ступени, до этого мига не видел перед входом в Павильон двух груд костей. Справа и слева от ворот. И снова с вбитыми в эти груды мечами, разве что теперь их сталь не тёмная, а вполне привычного оттенка.
Ещё хуже то, что ни Шандри, ни Ксилим, годы назад приходившие сюда, ничего подобного не рассказывали.
Что хотя бы немного успокаивало, так это то, что кости снова были очень старые. Это явно не останки учеников Академии, которые бесследно пропали в городе Тысячи Этажей.
Риола прошептала:
— Никак не могу отделаться от мыслей, что это всё больше и больше напоминает мне рассказы учителей о сектах. Ну, о грудах костей возле их атаноров, — голос её дрогнул. — Помните?
Затий, который когда-то пугал Риолу у Стелы и поучал Зору, коротко буркнул:
— Помню.
— В этом Павильоне Алхимии ведь должен быть атанор?
— Глупости. Это Павильон Древних.
— А может, в городе остались живые сектанты?
Затий кивнул:
— Может.
А затем в его руках появился меч.
Я резко приказал:
— Спрячь! Немедленно! Я же сказал — никакого оружия в Павильоне!
Затий смерил меня недовольным взглядом, но через вдох убрал оружие.
Я же рассержено процедил:
— Какие ещё сектанты здесь спустя почти четыре сотни лет?
Помедлив, я ещё раз оглядел вход. Он мало чем походил на вход в другой Павильон Древних, Павильон Здоровья. Разве что высотой. Любили Древние всё большое. Там, в Миражном это было светлое дерево с ясно различимыми прожилками на едином полотне, здесь тёмное, словно набранное из отдельных досок.
Не отличалось лишь то, что и там, и здесь я был гостем, который пришёл по делу.
Поэтому я сложил руки в приветствии:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Прошу простить за вторжение, но мы пришли за помощью.
В ответ прозвучал презрительный голос:
— Совсем уж ополоумел. Они все сгинули сотни лет назад, а ты...
Я стремительно разогнулся. Хахпет, который и решил поучить меня жизни, шарахнулся прочь, но выплеснувшаяся из меня духовная сила уже настигла его, вцепилась, поползла по сапогам, бёдрам, груди, спине, надавила на плечи, заставляя рухнуть на колени.
Я шагнул ближе, с ненавистью процедил:
— Кто позволил тебе открывать рот? Ты кем себя возомнил, слабак? Ничтожество, которое я спас в лесу от сектантов, чем ты отплатил мне? Ушёл к Гилаю в том испытании? И как он к тебе отнесся, лучше чем я, да? Бросил в тумане, как сломанное оружие. Ничтожество. Как ты сумел пройти отбор в Школе, как ты сумел выцарапать право попасть в Академию? Отброс, который не может отдать долг жизни. Отброс, который стыдится своего долга жизни.
Ирая негромко протянула:
— Римило.
Я даже не повернулся в её сторону. Шагнул ещё раз, выплеснул из себя ещё волну силы, повторил:
— Ничтожество, — Хахпет захрипел, чтобы не распластаться, упёрся руками в полированный камень. А я продолжал шагать и давить. Силой и словом. — Другой бы искал возможность отдать долг, а ты даже сегодня сомневался, прийти ли мне на помощь или нет. Другие — шагнули следом за мной не раздумывая. Но не ты. Слабак, который сомневался. Слабак, который не сумел. Слабак, которому неделю назад спасли жизнь, слабак, которому сегодня спасли жизнь. Предатель Ордена.
— Римило!
На этот раз я обернулся к возмущённой Ирае. Спросил уже у неё:
— И как долго ты будешь закрывать глаза на правду?
Она не ответила. Но и не опустила взгляд. Я хмыкнул, отвернулся сам. Перестал давить на Хахпета, втянул в себя духовную силу. Наклонившись к нему, негромко сообщил:
— Дарсово ничтожество, знай своё место и держи язык за зубами. Здесь нет учителей Академии, здесь нет Указов, здесь лишь кости и кровь. Не заставляй меня добавить к ним и твои.
Стоило мне выпрямиться и обернуться, как я столкнулся с внимательным взглядом Точтала. Вдох тишины и он заметил:
— Учителей нет. Но есть мы.
Я согласился:
— И только поэтому он ещё жив.
— Тебя останавливают только свидетели?
— Зачем ты судишь по себе? Я говорил о доблестях идущих и товариществе.
— А ты остёр на язык, как я погляжу.
— А ты, гляжу, снова ищешь повод поругаться?
Между нами шагнули сразу двое. Риола и одна из старших учениц. В один голос воскликнули:
— Довольно!
Я лишь кивнул, признавая их правоту. Но вот Точтал и не подумал замолчать:
— Погоди.
Я ухмыльнулся, исподлобья оглядел его и спросил:
— Что?
— Последний вопрос. Что за странное ругательство ты используешь? Что за дарс?
Моя ухмылка стала шире:
— Это ругательство оттуда, где я родился и вырос. Из Нулевого круга.
Из-за спины раздался потрясённый голос Хахпета:
— Чего?
Я повернулся к нему и с наслаждением повторил:
— Я родился в самой большой заднице Нулевого круга, прошёл две границы Древних, получал наставления от идущих, силы которых ты и не представляешь, десятки раз ставил на кон свою жизнь, сжигал выносливость и жизнь в смертельных схватках с врагами, которые были сильней меня. И когда я говорю, что ты слабак, то так оно и есть.
В молчании я прошёл обратно к дверям в Павильон, снова склонился в приветствии:
— Прошу прощения. За пределами города не только продолжаются сражения, но и идёт обычная жизнь с глупостями, обидами и враждой. Я виноват, что принёс всё это к этому порогу, но прошу быть снисходительным к потомкам.
Ответа я не услышал. Но я был уверен, что за всем происходящим следят. Виданое ли дело, впервые за многие годы сюда кто-то пришёл.
Но мне важно ещё и уйти. И вежливость тоже можно записать в одну из добродетелей идущих. Она, по сути, часть первой из них — почтения.