Миллер выругался.
— Ты все неправильно поняла. Это не…
— Отпусти ее. — Санчес схватил Миллера. — Кинси, ты не присмотришь, как Эмерсон доберется домой?
Слезы наполнили глаза.
— Вот так? Ты просто позволишь мне уйти?
— Да.
Я никогда не видела, чтобы Санчес выглядел таким грустным.
— Потому что, неважно, что из этого вышло, все началось именно так, как ты думаешь. И это несправедливо по отношению к тебе. Ты мне нравишься. Я никогда не лгал об этом. Я хочу заняться с тобой сексом. Об этом я тоже не лгал. Я хочу, чтобы ты была моей. Еще одна правда. Я никогда тебе не лгал. Я просто никогда тебе не рассказывал о пари, потому что оно перестало иметь значение в тот момент, когда я тебя встретил, — пожал плечами он. — Я хочу, чтобы ты поверила в это, но ты слишком сердита, чтобы это слышать, и прямо сейчас… Я слишком взбешен, чтобы говорить разумно.
— Но…
— Иди, — хриплым голосом сказал Санчес, и повернулся ко мне спиной. Пошел по коридору и, буквально, сломал пополам стул, когда швырнул его в стену.
— Вот так проходит наш сезон, — пробормотал кто-то.
— Слишком много для одного чемпионата. — Еще один игрок посмотрел на меня с раздражением и направился к раздевалке.
Кто-то, должно быть, сдерживал Санчеса, потому что я слышала звуки борьбы.
А потом я пошла по коридору, на улицу, к своей машине — машине Санчеса. Я даже не осознавала, что за мной последовал Миллер, а не Кинси, пока он не обнял меня быстро одной рукой, а затем отпустил.
Миллер ничего не сказал; он только завел мне машину и выругался, когда я отрешенно попыталась пристегнуть ремень безопасности. Он наклонился, застегнул его и снова выругался, когда увидел что по моим щекам пробежали слезы.
— Знаешь… — Миллер опустился на колени прямо возле моей двери. — Я знаю тебя. Это не ты. Я не узнаю этого сломанного человека, — вздохнул он. — Когда я только приехал сюда, то не хотел иметь с тобой ничего общего. Очевидно, что это продлилось аж неделю, прежде чем я понял, что все еще… чувствовал что-то к тебе, — выдохнул он. — Я знал об этом дурацком ребяческом пари, в котором участвуют многие игроки. Но ты кое-чего не знаешь… в то мгновение, когда Санчес тебя увидел, я знал, что у меня больше не осталось и гребаного шанса. Боже, я все еще вижу выражение его лица, то выражение совершеннейшего восхищения. Так что, прежде чем ты начнешь его обвинять и рассердишься на меня, подумай о том, что он никогда не лгал — и о том, что ему, вероятно, так же больно, как и тебе.
— Как ты можешь это говорить? — прошептала я. — Меня использовали.
— Он когда-нибудь говорил тебе, что между вами что-то больше, чем это было?
— Нет, но…
— Санчес не ходит на свидания с девушками. И все же ты встречалась с ним два месяца. Он когда-нибудь пытался переспать с тобой? Давил на тебя, чтобы получить согласие?
— Нет, — прошептала я.
— Он когда-нибудь лгал, чтобы затащить тебя в постель?
— Нет.
— Ни один мужчина не будет таким терпеливым, особенно, когда речь идет о тебе, Эм. Просто подумай об этом, ладно?
— Почему ты не радуешься? — Я сглотнула, ссылаясь на «слона» между нами, о котором ни один из нас не говорил. — Ты любишь соревноваться, даже если речь идет только о дружбе между нами.
— Я хочу тебя. И да, хочу, чтобы мы были больше, чем просто друзья. Хочу вернуть эту часть, но не так. И, если быть честным, ты никогда не смотрела на меня так, как смотришь на него.
Я подняла на него глаза, полные слез.
— Это неправда!
Улыбка Миллера была грустной.
— Эм, отправляйся домой, отдохни, но поговори с Санчесом, хорошо?
Я кивнула, а через пятнадцать минут залезла в свою кровать и проплакала, пока не уснула.
Глава 32
МИЛЛЕР
Какой адский день.
А на следующий день у нас назначена тренировка, и это означало, что мы все должны были вести себя так, словно того, что произошло с Томасом, не было.
Я рано туда добрался, надеясь, что поговорю с Санчесом, так как прошлым вечером он вернулся домой и сказал, что просто хочет завалиться спать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Санчес уже стоял на поле одетым в форму. Когда я подошел к нему, он стоял спиной ко мне и наблюдал за тренировкой черлидеров.
Я его не винил.
— Помнишь, как ты сказал, что никогда бы не ушел? Что, именно в этом мы с тобой и отличаемся? — Я остановился в шаге от него, не отрывая глаз от поля и сжимая свой шлем в правой руке.
— Да, — вздохнул он.
— Сейчас ты именно это и делаешь, не следуя за ней и не объясняясь.
— Это называют саморазрушительным поведением. — Санчес повернулся ко мне. — Поверь, я знаю, что делаю. Просто не знаю, как заставить ее слушать, заставить ее понять. И самое хреновое то, что понимаю, что, на самом деле, я ее не заслуживаю. — Он замолчал. — Ни один из нас ее недостоин.
Девушки исполняли танцевальную программу, и Эмерсон помогала одной из девушек с движениями. В этом вся она. Подставьте ее, высмеивайте ее, скажите ей, что та чего-то не может, но она все равно останется великодушной, будет помогать другим, даже если это тот самый человек, который несколько недель назад стащил ее одежду и спрятал в раздевалке парней. Именно об этом я забыл шесть лет назад, когда предположил, что она меня бросила.
— Ты получил это право.
— Но я хочу быть достойным ее. Дело даже не в сексе. Согласен, поначалу так и было, но теперь?! Сейчас, я просто… Я не знаю, мужик. Думаю, я умру счастливым человеком, если она просто возьмет меня за руку.
Я проглотил комок в горле.
— Я знаю, каково это, чувствовать, что ты облажался. Не будь таким парнем, Санчес. Шесть лет назад у нее не было «запасного игрока»… — Я ударил его своим шлемом. — А теперь есть. И, как ты сказал, речь идет о том, чтобы быть в игре, поэтому хочу, чтобы ты знал. Я не буду колебаться, как тогда, не после всего этого дерьма.
— Ты сейчас бросаешь мне вызов? — ублюдок улыбался.
— Ну… — пожал плечами я. — Если ты не собираешься быть мужиком, то это сделает кто-то другой.
Санчес повесил голову.
— Я облажался.
— Так не жди шесть лет, чтобы все исправить.
Когда он оглянулся на меня, я не увидел гнева, а лишь вину — чертовски много вины.
— Она еще тебе не рассказала, да?
Холодок пробежался по моим рукам.
— Не рассказала мне, что?
— Причину, по которой она звонила в тот день.
Санчес знал?
Ну, конечно. Он был не просто ее парнем. Эмерсон заменила меня им, полностью, во всех отношениях. Она все ему рассказывала.
— Нет. Мне кажется, что прошлое должно оставаться в прошлом.
— Согласен. — На этот раз его глаза вспыхнули от гнева. — Давай перейдем к тренировке и разберемся с воскресной игрой, прежде чем я начну превращаться в киску и попрошу еще больше советов у единственного парня, который спал с девушкой, которую я люблю.
Я остановился в тот миг, когда эти слова слетели с его губ.
Санчес застыл, словно не мог поверить в слова, которые он только что выпалил, а затем понесся мимо меня.
Любил.
Он ее любил.
Конечно же, он ее любил.
И тогда, словно удар под дых, остальная часть того, что он сказал, засветилась в моей голове, словно неоновый знак.
Единственный парень, с которым она когда-либо спала, им был я?
Это было неправильно.
Шесть лет?
Я сделал это с ней? Это была моя вина? Она ждала? И это значит, что они никогда не спали?
Мое уважение к Санчесу выросло.
А я так ужасно хотел ненавидеть этого засранца.
Вместо этого почувствовал больше уважения.
Потому что он был с Эм в течение двух месяцев — я видел, как она смотрела на него, и то, как он пожирал ее своим взглядом. В течение всех этих шестидесяти дней он с ней не спал.
Кроме того, шесть лет назад, когда я переезжал, нам было всего по восемнадцать лет…
Я взял ее согласие, а Эм могла бы сказать «нет». Но я тогда горевал. А Эм была Эм, и я взял ее девственность. Именно я был инициатором секса.
