– Я плохо говорю. Мне нужно подбирать слова, – сказал Филя.
– Ничего, я пойму, у тебя складно выходит, между прочим. Ты начни и продолжи, а я уж как-нибудь догоню, – ответил Густав.
Маленький мут кивнул и уже открыл рот, чтобы начать рассказывать, но тут в разговор опять вмешался Семен:
– Эй, если ты не хочешь услышать проклятия, то хоть дай напиться перед смертью, у меня во рту сохнет, когда слышу, как чавкает эта старуха.
Густав вопросительно посмотрел на Филю, тот взял у старухи бутылочку и передал ее охотнику. Когда тот начал пить мелкими глотками, предварительно обтерев горлышко, маленький мут продолжил:
– Хорошо. Я постараюсь объяснить.
Странник кашлянул и засунул руки в передние карманы джинсов.
– Не все муты живут, как животные. Мы разные, – строго, с учительской интонацией сказал Филя. – Мы понимаем, что мы не такие, как вы. Это плохо. Вы нас боитесь и ненавидите.
– Это так! – сказал Семен, оторвавшись от питья.
– Но мы тоже хотим жить. Поэтому когда-то мы объединились. Те, кто имеет вот тут, – мут шлепнул себя по лбу, – немного мозгов, стали жить вместе. Мы выбрали подземелье.
– Как вы на него вышли? – спросил Густав.
– Не знаю. Это случилось давно. Я здесь родился. Мы живем мирно. И оберегаем себя от людей. У нас есть много полезных вещей. Оружие, припасы, жилище… эээ… электроника.
– Электроника?
– Да, разные штуки. На электричестве.
– И всем этим вы умете пользоваться? – уточнил Густав.
– Конечно. Мы умные. Я же говорил об этом. Мы не такие, как городские.
– Ладно, допустим, я понял, что вы стали жить сообществом, под землей. Это удивительно, но, честно говоря, меня мало интересует. – Странник неловко улыбнулся. – Мне интересен ты в данном случае. И этот дом. И эта старуха. Что вас всех объединяет?
– Дом – точка выхода. Их много, очень много, по всему городу и даже за ним. Их построили люди, давным-давно, не мы. Эта женщина – старая и больная. Я должен ухаживать за ней. Она мне никто.
– Почему должен-то?! – воскликнул Густав.
– Я люблю людей, – просто сказал Фил. Он погладил сморщенную руку старухи, и та беззубо и блаженно улыбнулась ему в ответ.
– В каком это смысле любишь? – спросил Семен. – Жрать? Или трахать?
– В смысле любить. Я против насилия, боли. Она лежала в своем доме. Умирала. Сходила с ума. Наши хотели убить ее. Я запретил. Никого нельзя убивать просто так. Ее, вас, меня, никого. Я перетащил ее сюда. Стал ухаживать.
– Понятно, – сказал Густав. – В этом мире твои взгляды на жизнь обречены на провал, Фил, вот что я могу гарантировать тебе с полной уверенностью. Как ты вернешься домой?
– Я не вернусь. Я ухожу. Из города.
– Но куда?!
– Куда угодно. Она совсем плоха. – Мут кивнул на старуху. – Пока я останусь с ней здесь. А потом уйду. У нас там слишком жестоко. Стало. Пришли новые муты, странные. Они научились убивать.
– Вот те новость! А ты чего ж не научился-то?! Тебя прикончат, не пройдешь ты и пары шагов, – просипел Семен. – Ты урод, понимаешь?
– Прекрати, – резко сказал Густав, но охотник успокаивающе поднял здоровую руку:
– Я не хочу его обидеть, странник. Мне хочется объяснить ему, с чем он столкнется там, наверху. Услуга за услугу, да?
– Слушаю внимательно, – сказал маленький мут.
– Ну слушай, слушай. Так вот, как только ты окажешься снаружи, пойдешь по асфальту или земле, не важно, на тебя будут смотреть люди. Злые люди из укрытий, для них ты будешь либо едой, либо развлечением. Им плевать, насколько ты их любишь. Ты никому не объяснишь, что в твоей дурацкой голове есть мысли и чувства, усваиваешь? Ты никому не нужен. Даже я, увидев тебя, не раздумывая, пристрелил бы.
– За что?
– Просто так. Как твои дружки-муты, которые прострелили мне плечо.
– Они защищали свой дом, – возразил Фил.
– Считай, что тут у каждого свое понятие о доме, – сказал Семен. – Вот у этого парня, который метко стреляет из пистолета, дом на колесах, представляешь? Он садится в него и едет. У меня дом – две комнаты на высоте тридцати метров. Ты наступишь в говно, и тебе выпустят кишки. И ты никогда не узнаешь, что это произошло потому, что это говно было чьим-то домом. Никогда. Улавливаешь?
– Да.
– Поэтому я бы не советовал тебе выходить наружу. Прижми жопу, останься дома.
– Назад мне пути нет. Я принял решение, – сказал Филя.
– Ты принял решение расстаться со своим мозгом, оказавшимся в твоей голове по какой-то нелепой случайности? Оригинально. – Семен рассмеялся.
– Не слушай его, – сказал Густав, глядя на маленького мута, который сникал на глазах, слушая доводы охотника.
Он ссутулился, его крохотные плечи, на которых не уместилась бы и зажигалка, ушли вперед, взгляд погрустнел, и он больше не держал старуху за руку. Теперь он нервно щипал себя за широко расставленные пальцы, которых росло по шесть на каждой руке.
– Кого же слушать? – спросил Филя. – Вы лучше знаете внешний мир.
– Слушай себя. Во многом Семен прав, там, внизу, тебе было бы безопаснее. Но раз уж ты решил порвать со своим удивительным миром… а он действительно удивительный, я не знаю, есть ли еще подобные общины мутов на этой планете, то тебе нужно приготовиться к испытаниям. Быть готовым, понимаешь? Будет сложно. Если хочешь, то я помогу тебе, отвезу в соседний город или еще куда, ты же не прямо сейчас уходишь. Коли сложится, то смогу хоть как-то вернуть свой долг за спасенную жизнь.
– Спасибо. Посмотрим. – У маленького мута посветлело лицо. – Вам уже пора. Кровь. Плохо.
Густав посмотрел на Семена и действительно увидел кровь, проступавшую на повязке. Совсем недавно ее не было, а теперь она быстро пропитывала ткань. Видимо, открылось кровотечение. Семен побледнел, глаза у него закатывались, на лбу выступила испарина.
Странник поднял его и тем же способом, что вел по коридору, потащил из дома. Маленький мут следовал за ними, осторожно неся дробовик с горящим фонариком и освещая путь, так как в остальном доме ламп не имелось.
Они вышли на улицу и побрели к квадроциклам. Слава богу, никто не воспользовался временным отсутствием их хозяев. Луна на темно-синем безоблачном небе светила ярко, поэтому маленький мут выключил фонарь на дробовике.
Самостоятельно ехать Семен не мог. Густав посадил его на свой квадроцикл и завел двигатель. Вспыхнула передняя фара, тут же привлекшая к себе целые тучи мелкой мошкары.
– Код, скажи код магнитного замка. – Густав легонько потряс Семена.
– Двадцать шесть ноль два, – пробормотал тот.
Странник отсоединил все оружие с квадроцикла охотника, прицепил его к своему, включая отданный мутом дробовик. Потом завел аппарат Семена, заехал в близлежащие кусты и спрятал его там, тщательно укрыв ветками и листвой.
– Я вернусь за ним завтра, – сказал он Филе.
– Хорошо. Я присмотрю.
– Ты прямо как ангел-хранитель. Жаль, что тебя не было со мной рядом, когда я заглянул в аптеку города Тисок.
– Что тогда случилось? – с интересом спросил Филя.
– Кое-что, чего я не ожидал. Но в принципе это уже неважно. Мне пора. Береги себя по максимуму, понимаешь? Не вылезай никуда и… Постой! А что, если твои друзья сломают дверь и вылезут наверх?
– Я спрячусь. У меня хороший слух.
– Отлично. – Густав потянулся. В свежем ночном воздухе витали запахи каких-то цветов и топлива квадроцикла. И если бы у странника спросили, какой запах ему нравится больше, то он не смог бы определиться. Оба. Со всей очевидностью, оба. – Ладно. Я вернусь завтра, не позже полудня.
– Буду ждать.
Густав пожал протянутую руку маленького мута, сознавая, что осуществляет фактически внеземной контакт – соприкосновение двух параллельных вселенных. Рука у Фили была слабой, легкой и как будто сделанной из поролона. Но, к своему собственному удивлению, никакой брезгливости или неприятных чувств при этом Густав не испытал. Маленький мут развернулся и пошел обратно в дом.
Семен лежал в квадроцикле, откинувшись на сиденье, поэтому пришлось его приподнять и зафиксировать.
Странник вырулил на середину дороги и поехал медленно, не разгоняясь. Как говорил охотник, эта дорога вела прямиком ко двору. В конце концов, заблудиться на ней нельзя, а если ехать так до упора и до самого конца, авось куда-нибудь она выведет.
Семен пребывал то ли в беспокойном сне, то ли без сознания. Густав прикоснулся к его лбу и чуть не отдернул руку. Температура у охотника поднялась градусов до сорока, так что следовало торопиться!
Густаву приходилось вести квадроцикл, поддерживать Семена, следить за выхватываемым фарой полотном асфальта и не забывать прислушиваться и смотреть по сторонам.
Минут через десять такая езда ему даже начала нравиться. Прохладный ветерок, тишина, полная самостоятельность, которая являлась для Густава чуть ли не синонимом свободы. Да, сейчас его связывал по рукам и ногам раненый друг, но это была его миссия. Его задание. Он тут отвечал за все и мог принимать любые решения, которые нравились только ему.
