Подложив под бочину кирзовый сапог, чтобы не застудить от бетонного пола легкие, а другой под обстриженную голову вместо подушки, Олег рассеянно слушал о чем орет подвыпивший прапор.
— Заткнись ты, кобыла строевая, от твоего воя уши в трубочку сворачиваются — не выдержал пожилой арестант, недавно прибывший в зону, и всего минуту спустя в темную и сырую камеру через глазок влетела длинная, пахучая струя «Черемухи». Даже сквозь крепко зажмуренные веки из глазниц ручьем текли слезы, а что творилось с дыхалкой, словами не объяснишь… Потерявшего сознание Святого выволокли из машины и, расстегнув на нем кожанку, растирали снегом.
— Что случилось? — наконец одыбал он.
— Проводка задымила, — отряхнул с мокрых рук остатки растаявшего колобка Ветерок, — Вовка, глянь — серьезная поломка?
Подняв капотину и разогнав валивший из-под нее желтый дым, Вовчик склонился над мотором.
— Вот блядство, чуть не сдох, — встал Олег и, выхлопав о колено шапку, одел ее.
— Ну, что там, Рыжий?
— У распределителя зажигания вал срезало.
— Меняй шустрее, холодновато.
Подельник явно замялся.
— Че ты резину тянешь?
— Нет у меня с собой трамблера.
— А где он, ведь с двух тачек сняли?
— Дома, — виновато ответил Вовчик.
— Вот, урод сраный, — заплевался Леха, — запасной нужно при себе иметь, а не в гараже хранить. Собака красная, теперь из-за тебя, мудака, придется на веревке до города добираться, — зло дернул он дверцу багажника и вытянул оттуда тонкий металлический трос.
— Ладно тебе, не ворчи. Ему и так не сладко, — притопывая, вышел на середину проезжей части Святой и заранее замахал показавшемуся в снежной пыли «КАМАЗу».
На дорогах пока еще не бросали, и с оранжевой кабиной шаланда затормозила. В приспущенное стекло высунулась лохматая башка «партизана» в мятой пилотке на макушке и, выплюнув окурок, спросила, что надо.
— Сломались, брат. Помогай, дотяни до Читы?
— С магарычом как?
— Ништяк, штуки хватит?
— За глаза. Трос есть?
— Есть.
— Тогда цепляйтесь, — он объехал «жигу» и спятил «КАМАЗ» взад.
— До какого места вас конкретно отбуксировать?
— Антипиху проедешь, и только в Сосновый бор спустишься, за винно-водочным магазином сразу направо сворачивай. Метров через сито увидишь зеленые ворота и если они открыты, то прямо во двор затаскивай, это от нашего первомайского горно-обогатительного комбината для командировочных гостиницу выстроили.
По троллейбусной остановке беспокойно тусовался Эдик.
— Девушка, время не подскажите?
— Пятнадцать минут пятого.
— Спасибо.
«Неужели спалились?», — сел он на вышарканную тысячами задниц скамью. «Неладно что-то, братан пунктуальный в этих вопросах, уже бы подкатил».
В пять, визгнув тормозами у пустой остановки, остановилось такси и, рассчитавшись с водилой, из него вылез Олег.
— Эдька, проснись!
— Фу-у, — облегченно выдохнул он — ты где застрял, я чуть с ума не сошел?
— На веревке добирались. Обломались за Урульгой, чуть боты не завернули. Здесь как? — шагнули братья к дому родителей.
— Тишина. Вика еще с занятий не вернулась, сумочка ее в нашей спальне на подоконнике валяется. Вчера вы уехали, я предлог нашел и почти стакан водки заставил Вику выпить, ее, беднягу, еще сегодня мутит.
— Нормально значит, молодчина. Вот ключики, пока я матери зубы заговариваю, — опустил он их в карман Эдькиной пропитки, — положишь на место.
— С машиной теперь что делать будем?
— С утра по комкам толкнемся, отыщем в каком-нибудь распределитель. Не живая же это вода.
— Как отпахали, не наследили?
— Все пучком. Вовка твоему будущему тестю кровь свернул. Всю фатеру одеколоном залил и сверху стиральным порошком присыпал. Денег взяли восемьдесят тысяч и баксов десять — подал брату две с половиной штуки долларами Святой.
— Это твоя доля, деревянных завтра отломлю.
— Телики — видаки забрали?
— Не только. Рыжий в нише вертикалку вышмонал, патронташ с маслятами и два «Фишера» в коробках. Как думаешь, не загнется от горя твои родственник?
— Хоть бы сдох, козлина.
— Ладно, не газуй. «Жигу» отладим, — и с нами в Первомайск рванешь, а то попадешь на генеральную уборку в Шилку.
Утром мать разбудила братьев, как просили — в десять. Наскоро попив чаю, они собрались и вышли на потеплевшую за ночь улицу.
— Вика ничего не заметила?
— Честно говоря, я уже забыл, что мы ее предков обчистили. Спит, красотуля.
Недолго поторчав на обочине дороги, Эдик тормознул государственную «Волгу», шофер которой калымил, и через двадцать минут братаны входили в распахнутые двери первомайской гостиницы. У подъезда стояла заведенная Вовкина тачка.
— Смотри, — показал на нее Эдик.
— Ништяк. Сейчас узнаем, в чем дело. Может, этот придурок по сонникам в Первомайск летал — обрадовался Олег.
В незапертом номере дрых одетый Рыжий, а Ветерок, любивший, как гусь, воду, после душа варил кофе.
— Привет, брательники! Не спится?
— Здоров. Где трамблер откопал?
— Не поверишь. Тебя в такси посадили и с ВОВЧИКОМ пузырь «Столичной» на сон грядущий даванули, так он, волчара, по пьяной лавочке уболтал меня, черта битого, из-за распределителя разбоем заняться. Часиков в двенадцать по Бабушкина, напротив Дворца спорта, стали голосовать. Две «жиги» отпустили, а третья новая была, мы в нее и сели. На окраине города выбрали улочку поглуше, и когда остановились, я ему вот с этого баллона — вынул он из нагрудного кармашка висевшей на спинке стула клетчатой рубахи газовый баллончик — вместо ста рублей, в шары дунул. Мужик со страха все попугал: «Не убивайте» — орет — «Все отдам!» Рыжий — я даже не ожидал, может подшофе такой дерзкий? Мужику по рылу — хлоп и распределитель скрутил. На прощание я дяде лапы связал и траванул его еще разок, наверочку.
Святой недоуменно крутанул головой и, подув в стакан с обжигающим напитком, хлебнул.
— Зря вы, Леха, это замутили. Трамблер в «Запчастях» всего штуку стоит, и так бы купили, а ты из-за него такой кипишь засадил. И мужика за такое дерьмо перепугал на сто лет вперед.
— Ты че, Олега?
— Неправильно говорю, что ли?
Теперь башкой закрутил Ветерок.
— Дай-ка дыбану, — взял у него из руки маленький черного цвета с красной кнопкой баллончика Святой.
— Где взял?
— У Воробья, за пятьсот рябчиков, — обиженный выговором Леха накинул рубаху и пошел платить за ночлег.
— Вставай, герой, — подергал за конец носка воняющих ног, Эдик.
— Не сплю я — сел в кровати Вовчик.
