Встав в конце цепочки и особо не прислушиваясь к пояснениям начштаба, связанным с ориентирами, секторами обстрела и полосами огня, напрямую не относящимися к его служебным обязанностям, он заинтересованно крутил головой по сторонам, просто наблюдая незнакомый и чужой, но такой вроде бы и не опасный, окружающий их мир —пыльную сельскую дорогу средней полосы Союза, унылый двойной забор из колючей проволоки, неоднократно видимый ранее там же, и проросший сквозь «спотыкач» сухой, колкий кустарник, названный по вполне понятным причинам верблюжьей колючкой. А с той, по приказу свыше уже враждебной стороны виднелись разросшиеся кустарники орешника, сквозь которые совсем недалеко проглядывались белесые глинобитные заборы-дувалы низкого, одноэтажного городка с редкими башнями религиозных строений.
За полным близнецом третьего поста – пятым дорога неожиданно закончилась отвалом грунта и, к удивлению лейтенанта, самым настоящим знаком из правил дорожного движения на обычном, выкрашенном белой краской металлическом столбике. «Въезд запрещен», – наблюдая белый «кирпич» на красном поле, вспомнил он курс автоподготовки в училище. Начман недоуменно хмыкнул и, вытирая платком потную раннюю лысину, остановился, ожидая разъяснений, а капитан, довольный произведенным впечатлением, поспешил пояснить:
– Стараемся, создаем, уют, привычный стиль жизни, товарищ майор. Может, знак и не из самых оптимистичных, но суть передает правильно – дальше на технике нельзя, потому что наши предшественники здесь рощу кипарисов посадили, для внутреннего равновесия, душевного спокойствия и прогулок вечерних под луной, если было бы с кем, – притворно вздохнув и подняв глаза вверх, закончил объяснение начштаба.
Заросший травой и колючкой земляной отвал рядом со знаком надвое рассекала протоптанная неширокая тропинка, отходящая немного в сторону от системы и ведущая дальше, к шестому угловому посту. Метров через двести прогулки под солнцем и неловкого молчания, вызванного словами капитана и, конечно, впечатлением от созерцания самой настоящей «южно-курортной» кипарисовой аллеи, насыщенной своеобразным ароматом от деревьев, начман остановился и, обращаясь к «экскурсоводу», спросил, кивнув влево и вперед по направлению движения:
– А что это за насыпь там, вдалеке, за деревьями?
Остальные офицеры переглянулись, и лейтенант кожей почувствовал возникшее напряжение.
– Это наша «запретка», товарищ майор, – захлопал капитан прутиком по ботинку.
– Не понял.
– «Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой!»10, – вздохнул начштаба и, вытирая пот с краснеющего лица, добавил. – Наследие колониального режима, недалеко от нас когда-то были разработки урановой руды, шахта в горах, англичане, а сюда они радиоактивный шлак свозили, и поэтому лучше близко не подходить, а то старик Гейгер опять трещать, ругаться будет.
– А в опергруппе мне ничего не сказали, – обиженно поджав губы и натягивая кепи на нос, заметил начман. – Хотя да, в штатном расписании у нас есть химик—дозиметрист, прапорщик, и теперь понятно зачем. Кстати, где он? В отпуске? Гм… Хорошо, дальше.
Капитан облегченно вздохнул, незаметно переглянулся с другими офицерами и махнул рукой рядовому боевого охранения в голове колонны.
– Вперед! Продолжаем движение.
Солдат поддернул автомат на плече, сделал пару шагов и вдруг остановился, вскинул левый кулак на уровень головы и резко опустив руку, принял положение для стрельбы с колена, передернул затвор оружия и замер, прицеливаясь. Начштаба энергичными взмахами руки и свистящим шепотом тут же положил в пыль и сухую, колкую траву молча чертыхающийся безоружный офицерский состав ММГ, а потом неожиданно сделал страшные глаза и, видимо, обращаясь к кому-то одному, вежливо, но энергично постучал себе по голове костяшками пальцев. Начман, который до этого опять вытирал пот платком, надеть головной убор не успел, и теперь, лежа прямо на тропинке, торопливо натянул его на свою, видимо, блестящую на солнце и демаскирующую всю группу лысину, а дотошный капитан подбежал к рядовому и встав сзади него на колено, тихо спросил:
– Что там, сынок, опять прорыв? И сколько их видишь?
– Пока не наблюдаю, товарищ капитан, вроде… – начал объяснять причину тревоги рядовой, но закончить фразу не успел, потому что метрах в двадцати по ходу движения ветки орешника, подлеском заполнившего посадку, тихонько раздвинулись…
Лейтенант, тогда еще курсант училища, за год до выпуска, будучи в настроении и в увольнении, ходил как-то в кинотеатр на ретро-фильм, не один, конечно, и не со всем взводом, как на первых курсах, а с девушкой, которую решил покорить простым и банальным способом – открыть ей свой глубокий внутренний мир. И запомнилось ему это, запомнилось все – кино сразу, а она после, потому что показывали довольно наивную фантастическую комедию, как всегда, производственную, но со смыслом, который дошел до него только ближе к вечеру. По молодости и соответствующему жизненному опыту он больше внимания обратил на внешнюю «шелуху» – доступную и понятную всем комедийность, не сумев увидеть скрытую, тонко показанную сексуальность отношений главных героев, которую сразу отметила его девушка, после сеанса реализовавшая с ним то, что в принципе не могло произойти в фильме11 по известным причинам. И вот теперь лейтенант, который стал старше на пару лет, но, увы, так и не повзрослел, лежал на тропинке, положив подбородок на кулаки, стоящие один на другом, и с интересом наблюдал первый в жизни, а возможно и последний, непосредственный огневой контакт с противником, но то, что он увидел, сразу вывело в его памяти имя главного героя запомнившегося фильма – худощавого и высокого искусственного интеллигента в синем костюме и с такими же глазами, из-за своего поведения и непонимания человеческой жизни так и не принятого окружающими.
«Роберт, – прошептал сухими губами лейтенант. – Я буду звать его Роберт».
С характерными фиксированными движениями, имитируя голосом звуки моторчиков механизма, из кустов, мягко и плавно дергаясь, помогая движению рублеными взмахами выпрямленных, с прижатыми большими пальцами ладоней, на тропинку выступил радостный, почему то светящийся от счастья офицер в выцветшей «песчанке», натянутом на глаза кепи и черных солнцезащитных очках – старший лейтенант, недавний попутчик из отряда.
Капитан мгновенно сбил вниз автомат дернувшегося рядового охранения, злобно сплюнул под ноги, встал во весь рост и, отряхивая колени, обратился к наливающемуся красным главному лицу проводимого в полевых условиях служебного мероприятия:
– Знакомьтесь, товарищ майор, это заместитель начальника второй заставы по боевой подготовке, прибыл сегодня из очередного отпуска, по совместительству клоун наш, штатный. А про него в опергруппе точно ничего не говорили? Забыли, наверное, или своих не сдают, бывает…
– Виноват, товарищ майор, еле вас догнал! Пришлось через рощу срезать, да и отпускное настроение еще не прошло, но я над этим буду работать, – снимая очки и цепляя их за нагрудный карман, неубедительно объяснил старлей свое опоздание и поведение, невозмутимо козырнул начману и, перешагивая еще лежащих с дергающимися плечами офицеров, занял свое место в походной колонне, пока так, приблизительно.
Сначала лейтенанту показалось, что на слепящее солнце навалилась какая-то тень и вроде бы резкий порыв ветра вскинул вверх ветки орешника, а возможно, и столбик пыли с тропинки закрутил в знакомый смерчик, но на самом деле, конечно, ничего этого не было, просто майор, который молча развернулся вслед прошедшему мимо него офицеру, пару секунд помолчал, а потом, наливаясь кровью, немного наклонился вперед, оперся руками на колени, открыл рот и… Молодой офицер постеснялся заткнуть уши, а сконфуженно отвернулся и, стараясь не слушать уже обыденные в его жизни слова и выражения с известным смыслом, пусть и озвученные в несколько преувеличенной форме, если это вообще применимо к такого рода высказываниям, терпеливо, как и все присутствующие, ждал окончания, казалось, бесконечной тирады…
Остальные посты-клоны осмотрели быстро, почти не задерживаясь: угловой шестой, пока пустующие седьмой и восьмой. Только угловой девятый и НП минометной батареи, одиннадцатый, выделялись на общем фоне, потому что располагались повыше всех остальных, на гряде невысоких холмов, склоны которых были просто усеяны красными маками, распространяющими свои тяжелые, душные, специфичные запахи, нисколько не напоминающие известный в Союзе аромат из флакона. Автопарк и «взлетка» оказались последними в списке, а на пост полевой оперативной группы внутри их «резиденции» – группы глинобитных строений, окруженных дувалом, оставшейся от местного правителя, сбежавшего за границу – заходить не стали: там разведка, это их территория, пояснил «экскурсовод», а начман, который уже успокоился и немного повеселел после своего облегчающего душу эмоционального монолога, как и обещал, пригласил всех в штабную землянку на ежедневное совещание. Начальники служб, застав и командиры подразделений быстро и толково отчитались за текущий день, прошедшую ночь и сообщили о планах на день завтрашний, а начштаба привычной скороговоркой зачитал график проверки постов и в завершение доложил о движении личного состава:
