– Не видишь, что ли? Дай автомат! Ничего не понимаю, было же!
– Да что?
– Свечение какое-то или отблеск, не пойму.
– Так, ты не суетись, суровая проза жизни ничего общего со сказками на лекциях не имеет, скоро отвыкнешь проверять и сравнивать, сам таким был.
Пожав плечами, приниженный исследователь окружающего мира прошел мимо Роберта, который пропустил его вперед и довольно ухмыльнулся, тревожно оглядываясь на солдат.
Кипарисовая аллея, где еще утром лейтенант лежал на траве в тревожном ожидании, ночью под луной выглядела совершенно потрясающе и навевала романтические, совсем не подходящие к реальной обстановке мысли. Не хватало только мягко плещущегося теплого, южного моря, лунной дорожки на нем, песочного пляжа под босыми ногами и бурно протекающего курортного романа, которого у него никогда не было, просто читал что-то такое, когда-то и где-то в прошлой жизни, вот и навеяло, а может, и не читал, просто нафантазировал, глаза опять же эти, карие и с маааленькой…
Лейтенант выстрел не услышал, а только почувствовал всей кожей жестоко давящее на психику, невероятно быстро нарастающее гудение мощного шмеля, на которое солдаты ночного дозора, идущие перед ним, среагировали мгновенно – елочкой рассыпались в разные стороны, а он, еще витая где-то в облаках, успел только рефлекторно нагнуть голову и рухнуть на одно колено. Справа от него и спереди, метрах в двух, что-то сильно ударило в землю, а в лицо и грудь хлестко толкнула пыльная волна теплого воздуха с жесткими комьями земли, которые еще не успели остыть от жаркого дневного солнца. Заученным движением скинув автомат с плеча, он щелкнул предохранителем, быстро передернул затвор и навскидку выстрелил куда-то вперед, правее пятого поста по оси их движения, и недовольно чертыхнулся про себя, потому что выброс адреналина в крови заставил задрожать руки и не позволил эффективно подавить огневую точку противника, как он не раз, на занятиях по тактике мечтал про себя, представляя свой первый бой за генерального секретаря и Отечество. И вместо длинной грохочущей, сметающей все и вся автоматной очереди прозвучал хоть и гордый, но одиночный выстрел, который свел на нет эффективность применения автоматического оружия, скорострельность и кучность попадания которого были бы адекватным ответом на этот подлый ночной выстрел из-за укрытия. В спешке сорвав палец, лейтенант поднял предохранитель, переключив режим ведения огня на автоматический, но момент был уже упущен.
– Оставить! – прошипел сзади Роберт. – Бегом на пост, быстро!
Процедура опознания «свой – чужой» вместо пароля и отзыва ограничилась краткой выжимкой из «цветастых» речевых оборотов, примененных начманом утром по отношению к замбою, и запыхавшаяся группа ночных путников, явно пренебрегая звуковой маскировкой, громко топая и бряцая оружием, шумно ввалилась на пост и привычно рассредоточилась по амбразурам, рядом с замершими у них бойцами, двукратно усиливая его огневую мощь.
Зуммер телефона несколько разрядил обстановку, и старший смены, ответив на вызов, протянул трубку:
– Товарищ старший лейтенант, вас дежурный по мангруппе.
– Да так, ничего особенного, кратковременный обмен мнениями по спорному вопросу, быть или не быть. Да, он. Прими поздравление, с боевым крещением, – улыбнулся Роберт лейтенанту.
После окончания проверки вернулись в жилую зону, где в специальном месте под холмом минометной батареи, оборудованном пулеуловителем – деревянным ящиком с песком, разрядили оружие и по койкам, в норы. Замбой, который утром выглядел и был представлен начальником штаба как «штатный» клоун, таковым на самом деле не оказался, показав себя серьезным офицером, специалистом военного дела, пламенным интернационалистом с горячим сердцем и вроде холодными ногами, «Или как-то так», – пролетели в голове у лейтенанта, слабо разбиравшегося в высказываниях исторических личностей, яркие штампы политотдела и кадровой службы.
– «Ты это, заходи, если что»17, – кашлянув и имитируя известный голос, опровергая его мысли, подмигнул Роберт, пожал на прощание руку, а потом, сутулясь и несколько преувеличенно переваливаясь с ноги на ногу, скрылся за деревьями, двигаясь по направлению к своему лежбищу.
Лейтенант долго не мог заснуть, думал, вспоминал, переживал, а потом одно возбуждение сменилось другим, потому что кровь и страсть всегда находятся рядом… Проснулся прямо перед командой «Подъем!» во взводе и с верхней простыней-пододеяльником в желтых, уже подсохших пятнах – скупой мужской слезе, потому что ночью на проверке он повел себя как мужчина и, возможно, открыл печальный, но неизбежный на войне счет, а тут полное отсутствие противоположного пола, адреналин и тестостерон девать некуда, и вот оно, следствие, на обратной стороне постельного белья.
Утром его вызвал начман и, кивнув головой, отвечая на приветствие подул на расческу, которой старательно начесывал остатки белых волос на обширную, красную лысину, убрал ее в нагрудный карман и, видимо, чувствуя себя «отцом-командиром», пытливо посмотрев лейтенанту в глаза, начал доверительно гнуть воспитательную линию.
– Ты как, нормально? С поста сказали, что попал, и утром «духи» забрали своего, я разрешил. Так уж получилось, что начали они, а закончили мы, осадили их рвение, так сказать, пресекли на корню! И что они там хотели, не важно, главное – наш немедленный и адекватный ответ, пусть, суки, знают, что мы…
Продолжая бравурную и патриотическую речь, но несколько потеряв суть беседы, изначально планируемой как психологическая помощь подчиненному, майор расправил плечи, одернул «песчанку», внутренне и внешне гордясь своим подразделением, которое вскормило и воспитало этого офицера, кивком головы в сторону лейтенанта уточнив, какого именно, пусть и всего сутки как здесь появившегося, заложил руки за спину и, натыкаясь на табуретки, сделал пару кругов вокруг стола – центра тесной штабной землянки.
Неблагодарный слушатель отлично понимал, что они хотели с ним сделать, и это было для него очень важно, но начману говорить не стал, дабы не прерывать процесс, а тот вдруг резко остановился, немного наклонился вперед, уперся руками в колени и… В этот раз являясь непосредственным объектом воспитательного воздействия, он не смог отвернуться, и поэтому пришлось стойко, глядя в ясные, наливающиеся кровью глаза, опять в ярких, а теперь уже и привычных оборотах выслушать мнение начальника по поводу всей этой войны, окружающего их противника, того, что он уже майор и непонятно что тут делает, а ему уже за сорок и по возрасту в академию пора, и вообще, у него уже есть барабанные палочки, чтобы возглавить колонну сам знаешь куда идущих…
Некоторое время спустя лейтенант, думая о своем и смотря под ноги, особо не переживая по поводу услышанного, но все-таки не без удовлетворения и гордости чувствуя себя Натаниэлем Бампо18 нашего времени, немного глуповато улыбаясь, поднялся по лестнице из землянки штаба и вышел на поверхность мотоманевренной группы. К своему первому убиенному офицер не испытывал ни жалости, ни сочувствия – он просто защищался, как мог и умел, в этот раз удача оказалась на его стороне, а что будет завтра, известно, только жаль, что не ему, а то нашел бы время собраться, подготовиться.
Глава 6. Некуда бежать
Утром прилетела ДэШа, и ефрейтор взвода представился своему новому командиру, с паяльником в руке выполнявшему какую-то мелкую ремонтную работу в каптерке, смежном с коммутаторной помещении узла связи. Облегченно вздохнув, он скинул с плеча довольно тяжелую и неудобную ранцевую УКВ-радиостанцию, сдавая ее лейтенанту на хранение. Быстрый осмотр на повреждения сразу выявил, что штыревая антенна, похожая на выдернутый позвоночник какого-то мелкого пресмыкающегося полутора метров длиной, была сломана сантиметров на двадцать от основания и маятником болталась на почти лопнувшем стальном тросике. На вопросительный взгляд офицера о поломке солдат объяснил просто:
– Когда кишлак чистили, пуля чиркнула, – беспечно махнул он большим пальцем за шею. – Прямо здесь просвистела.
– Испугаться успел?
– Никак нет. Да и зачем? Если просвистела, значит, не твоя, свою все равно не услышишь…
Подбодрив парня несколькими словами на отвлеченную тему, лейтенант отправил его отдыхать, а в голову полезли нехорошие, вязкие, красные мысли, и он мотнул головой, отгоняя туманный, еле уловимый образ окровавленного лица парня, медленно падающего навзничь в пыль забытого богом и людьми кишлака. Помогла отвлечься от неприятного осадка в душе, оставшегося после этой непродолжительной беседы, только паленая саднящая точка, в задумчивости поставленная им раскаленным жалом паяльника между большим и указательным пальцами левой руки. Вскочив с табуретки от пронзительной и яркой боли, он машинально вцепился губами в обожженное место, снимая языком неприятные ощущения, но более эффективным обезболивающим оказался внезапный звонок начальника связи отряда по закрытому радиоканалу, который быстро отвлек внимание на другие вопросы, помогая справиться с этой привычной, но довольно неприятной профессионально-служебной мелочью:
