— Значит, он глотал ядохимикаты…
— Да, но он делал это не перед журналистами. Среди любопытных были и посвященные.
Посвященные!.. Да уж, где уж непосвященным разобраться, где шарлатан, а где…
— То есть, вы считаете, что Аникшин, действительно, обладал сверхъестественными способностями?
— Я знаю это. Человек, обладающий сверхъестественными способностями, с первого взгляда видит, обладает ли ими другой.
Сумасшедший, наверняка! Инга перевела взгляд с дрогнувшей бороды Чурилова на окно, за которым бушевал, ударяясь о ставни тонкими ветками с кленовой позолотой, листопад. Усмешка Чурилова начинала раздражать Ингу. И это было даже хорошо. Она перестала чувствовать себя под магнетическими черными глазами, как кролик под взглядом удава.
— Но разве достаточно побывать на одном сеансе, чтобы сделать вывод, что Аникшина убили, тем более, если вы даже не были знакомы…
— Зато я знаком с тем, кто убил его…
Наверняка, если бы Чурилов произнес эту фразу с торжественными или трагическими интонациями, это выглядело бы нелепо, даже комично. Но он сказал это просто, даже буднично.
Задавать вопрос «Кто этот человек?» не пришлось. Вернее, Инга спросила об этом глазами, вскинув удивленный взгляд на Чурилова.
Невозмутимая маска соскользнула с ее лица. Растворилась в опиумном дыме.
— Его убил Меркулов.
Дверь тихо открыла девушки с неестественно ясным лицом.
— Папа, к тебе пришли.
Чурилов поднялся со стула.
— Покажи пока нашей гостье съемку, ту, где мы с Адонисом разгоняем облака.
Девушка кивнула.
Чурилов осторожно закрыл за собой дверь. Девушка с интересом смотрела на Ингу и в то же время как бы сквозь нее.
— Вы не верите, что Аникшин был посвященным?
— Вы ясновидящая?
Инга поймала себя на том, что задала вопрос недружелюбно, с иронией в голосе. Но, в конце концов, никто ведь не заставляет ее насильно выслушивать бредовые версии (а, скорее всего, именно такими они и окажутся) смерти Аникшина. Напротив, Чурилов охотно согласился поделиться с ней своими подозрениями, а его дочь в отсутствии мага занимает ее.
Девушка, однако, совсем не обиделась
— Можно сказать и так.
Унять ехидство, тем не менее, оказалось непросто.
— Вы можете сказать, как меня зовут?
— Нет, — честно призналась дочь потомственного мага. — Если постараться, то, конечно, можно. Но что-то я вижу сразу, а что-то — нет, и если что-то не открывается сразу, значит, это не обязательно видеть.
— Тогда представлюсь сама. Меня зовут Инга, — улыбкой Инга попыталась загладить иронию.
— Арина, — девушка представилась без улыбки.
Лицо ее сохраняло то же выражение спокойной безмятежности, с каким она вошла. Инга попыталась представить это странное лицо освещенным улыбкой или расстроенным, и не смогла.
Перед ней было не обычное земное лицо.
Конечно, может быть, ясновидящая в четвертом поколении просто очень хорошая актриса, а с папашей-шарлатаном это неудивительно, но в Арине, явно, было что-то неуловимое, то, что делало ее особенной, не похожей на земную девушку.
На вид Арине двадцать два — двадцать три. Ровесница. По красоте, пожалуй, не уступает Ксюше. Да, тот же тип. Такая же алибастовая кожа, большие глаза, длинные густые светлые волосы. Но Ксюшу сразу выхватишь взглядом из толпы, а красоту Арины замечаешь постепенно. Как с трехмерным японским рисунком… Чтобы увидеть главное, нужно долго смотреть на него, погрузиться в обычные на первый взгляд узоры.
Высокая и стройная, Арина вполне могла бы быть фотомоделью, но что-то неуловимое в дочери мага делало ее красоту второстепенной.
Тот же пронзительный взгляд, но не колючий, как у отца, а немного отстраненный.
И одевается дочь мага в третьем поколении совсем не так, как Ксюша. Случайно увидев Арину на улице, вряд ли запомнишь, во что она одета. Безликая одежда Арины — свободные серо-зеленые светлые брюки и бежевая блузка очень простого покроя — как ни странно, только подчеркивают ее грациозную и уверенную манеру держаться.
Наверное, такие женщины жили в затонувшей Атлантиде. Хотя при чем здесь Атлантида?
— А обо мне тебе что-нибудь открылось? Ничего, что я на ты? — спохватилась Инга.
— У тебя в роду был священник, — не обращая внимания на второй вопрос, начала Арина, глядя в одну точку и как будто сквозь Ингу. — Ты боишься змей и у тебя больная печень.
Глаза Инги округлились и стали еще больше и удивленнее, чем у Светки.
Действительно, в детстве дедушка ей рассказывал, что его дедушка был священником. Со змеями тоже в точку, но кто их не боится?
А вот с печенью — промашка. Но как она могла узнать о священнике?
— У меня никогда не болела печень. А прапрадедушка у меня, и правда, был священником. И змей я боюсь — это правда.
Инга ожидала, что сейчас Арина начнет убеждать ее, что сказанное — ни что иное, как иносказание, что болезнь печени окажется каким-нибудь там энергетическим поражением или чем-то вроде того, но Арина молча взяла с полки какую-то кассету и присела на корточки перед телевизором.
Он вполне вписывался в сюрреалистический интерьер странного помещения. Из мебели только три стула, тумбочка, забитая какими-то проводами, на которой стоял телевизор, и больничная кушетка, густо усыпанная битыми зелеными стеклами.
На полу, под ногами аскетической кушетки несколько бутылок из-под шампанского.
Стены казенного мрачно-синего цвета. С потолка свешивались какие-то маятники, колокольчики и прочая ерунда.
В темном углу комнаты, напротив двери, на длинной цепочке покачивался хрустальный шар.
По экрану пошли разноцветные волны. Через минуту волны превратились в густые облака.
— Пасмурно, однако, — не то в шутку, не то всерьез, закинув голову к небу, красивым, но, пожалуй, слишком высоким, почти женским голосом произнес высокий остроносый мужчина в распахнутом черном плаще, с длинными черными волосами. По всей видимости, это и был Адонис.
Инга подумала, что таинственный Адонис смутно кого-то ей напоминает. Но так и вспомнила, кого именно, Макса, или Дэвида Коперфильда, или кого-то еще.
— Да, работы предстоит много, — согласился Чурилов, на котором был надет какой-то потрепанный тулуп. — Приступим.
На заднем плане толпились какие-то люди. Их лиц не было видно. Странная парочка уставилась в небо. Дальше камера целую минуту показывала только облака.
— Кто это снимал? — поинтересовалась Инга. Вполне понятный профессиональный интерес.
— Я. Любительской камерой.
Облаков, между тем, действительно становилось все меньше.
Камера уже блуждала по вершинам деревьев. Зеленых, но эти двое тепло одеты. Значит, апрель, или май.
Посредине пустынного поля спиной друг к другу стояли Чурилов, похожий на сельского колдуна, и загадочный Адонис.
Да, чем-то похож на Макса.
— Кто этот Адонис?
— Адонис тоже маг, но не такой сильный, как папа. Но многому папа его уже научил.
— Разве можно этому научить? Если у меня, например, нет никаких сверхъестественных способностей.
Арина неопределенно усмехнулась, и ее лицо, изменившееся впервые за последние полчаса, стало вдруг поразительно похоже на лицо ее отца.
Инга снова перевела взгляд на экран. Облаков на небе почти не осталось. Несколько легких облачков, которые через минуту развеял ветер.
Люди на заднем плане принялись ликовать и аплодировать. Камера Арины пробежали по их лицам. Среди них были и совсем юные, и покрытые морщинами.
— Кто эти люди?
— Наши с папой знакомые, знакомые Адониса. Просто люди, которые увлекаются эзотерикой. А вот этот человек… — Арина остановила кадр. Крупным планом камера показала человека лет сорока с широким носом и соломенными волосами, подстриженными полукругом. — А этот человек — Повсекакий Меркулов.
— Повсе… кто, — Инга спросила совершенно серьезно, но получилось снова как будто с издевкой, но кто виноват, что у этого мага такое странное имя.
— Повсекакий, — серьезно повторила Арина. — Повсекакий Меркулов.
— Тот самый, который убил Аникшина?
Арина энергично закивала.
— Этот человек очень завистлив. Он ненавидит папу, ненавидит Адониса. И Аникшина он тоже ненавидел.
— Но за что?
— Не все маги одинаково сильны. Кое-что Меркулов, конечно, умеет. Но разогнать облака или вылечить человека от рака ему не под силу.
Примерно такой ответ Инга и ожидала услышать. Один шарлатан обвиняет другого шарлатана в шарлатанстве. Что ж… Хотя, вполне может быть, у Арины и в самом деле есть какой-то дар. Во всяком случае, про прапрадедушку священника она сказала чистую правду.
— Меркулов — маг-любитель, но хочет, чтобы его считали сильным магом. Он бывает на всех более или менее значимых эзотерических сеансах, но от этого он не станет посвященным.
