Она подошла к плите и принялась перемешивать бекон лопаткой.
– Как вас зовут? Филдинг? – Она обернулась ко мне, лопатка зависла в воздухе. – Кит Филдинг? Жокей?
– Да.
Она не знала, что делать. Это и неудивительно. В конце концов она нерешительно сказала:
– Ну, я чаю заварю...
Но я отказался, сказав, что подожду ее мужа и Хью.
Ее муж, услышав мой голос, заглянул в кухню и сразу узнал меня в лицо.
Ну еще бы, он ведь был редактором спортивного отдела! Бывший босс Банти Айрленда оказался крупным, упитанным мужчиной, лысым, с проницательными глазами и сочным голосом, какой бывает от пива.
Мое появление обескуражило его не меньше, чем его жену.
– Вы хотите помочь Хью? Ну, наверно, здесь все в порядке... Билл Вонли не так давно очень хорошо о вас отзывался. Пойду разбужу Хью. Он у нас лежебока. Завтракать будете? Я замялся.
– А, вон оно что? – Бредли хмыкнул. – Морите себя голодом, чтобы не набрать лишней унции веса?
Он ушел в дом и вскоре вернулся. Через некоторое время появился Хью, растрепанный, в джинсах и футболке, с опухшими со сна глазами.
– Здрасьте, – очумело сказал он. – Как вы меня нашли?
– Да ведь вы же сами сказали мне, где живете.
– Разве? Да, наверное... Э-э... Извините и все такое, но что вы хотите?
Я сказал, что хочу проехаться с ним. кое-что обсудить и посмотреть, нельзя ли что-нибудь сделать. чтобы ему помочь. Долго уговаривать его не пришлось. Он, похоже, не понимал, что накануне его отец нарочно выставил меня, чтобы не дать нам поговорить. Это было проделано слишком искусно, чтобы Хью мог это заметить, тем более, что он был слишком занят своей тревогой.
– Ваш отец отправил вас обратно, – заметил я, пока мы ехали по СиВью-лейн. – Домой вернуться не разрешил?
– Это нечестно! – в его голосе была жалость к себе и в то же время покорность. Изгнание явно было заслуженным, и Хью это сознавал.
– Ну, так расскажите, в чем дело, – сказал я.
– Да вы же его знаете. Он ваш свекор. В смысле, свекор вашей сестры.
Я глубоко вздохнул.
– Мейнард Аллардек?
– Да. Это все из-за него! Я бы убил его, если бы мог!
Я посмотрел на симпатичное мальчишеское лицо с ямочками. В устах Хью Вонли слово "убить" казалось совершенно неуместным.
– А ведь он член Жокей-клуба, – уныло продолжал Хью. – Все его уважают. Ну, я и решил, что все в порядке. В смысле, они ведь с папой состоят в одном благотворительном обществе. Откуда же я мог знать? Откуда?
– Вы не могли знать, – сказал я. – Так что случилось-то?
– Он меня познакомил со своим букмекером.
Я ждал чего угодно, только не этого. Я свернул на стоянку, которая сейчас, в ноябрьское воскресное утро, была совершенно пуста. Вдалеке виднелись галечные пляжи, кустики жесткой травы и море, блестящее под лучами утреннего солнца. Стоянка представляла собой площадку в добрый акр величиной, залитую гудроном и огороженную невысокой кирпичной оградой. В углу стоял киоск, где летом торговали мороженым. Сейчас киоск был заколочен.
– У меня с собой видеокамера, – сказал я. – Если вы разрешите заснять ваш рассказ на пленку, я покажу ее вашему отцу, чтобы он мог увидеть, как это выглядит с вашей точки зрения, и, может быть, тогда мне удастся уговорить его позволить вам вернуться домой.
– Что, правда? – с надеждой спросил он.
– Я постараюсь, – пообещал я. Я достал из-за спинки своего сиденья сумку с камерой.
– Давайте сядем на ограду, – предложил я. – Там, правда, холодно, но зато легче будет снимать, чем в машине.
Он послушно вышел из машины и сел на ограду. Я поставил камеру на колено, поймают его лицо в видоискатель и попросил смотреть в объектив.
– А теперь повторите то, что вы сказали про букмекера.
– Ну я однажды был на скачках с родителями и хотел сделать ставку, а букмекер сказал, что я еще молод, чтобы играть, и вообще издевался надо мной, а Мейнард Аллардек сказал, чтобы я не беспокоился, он меня познакомит со своим личным букмекером.
– Постойте, что значит "Мейнард Аллардек сказал"? Откуда он взялся?
Хью нахмурился.
– Ну он просто стоял рядом. В смысле, я не знал, кто он, но он сказал, что они с моим отцом друзья.
– А сколько вам было лет, и когда это случилось? – Вот в этом-то вся глупость. Мне было двадцать лет. В смысле, ставки ведь можно делать, как только тебе исполнится восемнадцать. Разве я выгляжу на семнадцать?
– Нет, – честно сказал я. – Вы выглядите на двадцать.
– На самом деле в августе мне исполнился двадцать один год. А с Мейнард ом Аллардеком я встретился в апреле.
– И вы начали делать ставки у букмекера Мейнарда Аллардека? Регулярно?
– Ну... в общем, да, – признался Хью. – Он так легко к этому относился, всегда держался так по-дружески и никогда не беспокоился, если я не выплачивал проигрыши. – Чтобы букмекер не требовал своих денег?!
– А этот не требовал! – возразил Хью. – Я извинялся. А он говорил:
"Ничего-ничего, я знаю, заплатите, когда сможете" – и еще шутил... И позволял мне ставить снова...
– И кончилось тем, что вы запутались в долгах?
– Да... Он меня поощрял. В смысле, наверно, мне следовало бы знать... но вы понимаете, он держался по-дружески... Я все лето ставил... в гладких скачках, по телефону...
– А до тех пор, пока все это не началось, вы часто играли на скачках?
– спросил я.
– Мне всегда нравилось играть. Я читал каталоги. Выбирал лучших лошадей, опирался на интуицию. На самом деле я не так часто выигрывал, но все равно все деньги, которые у меня были, уходили на лошадей. Я еще лет в десять просил кого-нибудь, чтобы за меня поставили на тотализаторе. Всегда. В смысле, я довольно часто выигрывал. Иногда просто огромные суммы.
– Хм...
– Все, кто ездит на скачки, играют, – продолжал Хью. – А зачем же еще туда ездить? В смысле, в этом ведь нет ничего плохого, это все делают.
Это так прикольно!
– Хм... – повторил я. – Но вы делали ставки каждый день, даже когда не ездили на скачки? По несколько ставок-в день?
– Наверно, да...
– И в один прекрасный день это вдруг перестало быть прикольно?
– На кубке Хоува в Брайтоне, – сказал он. – В сентябре.
– А что произошло?
– Там было всего три лошади. И Слейтруфа обойти никто не мог. Мне сказал об этом Мейнард Ал-лардек. "Это надежный шанс, – говорит. – Вот вам случай отыграться".
– Когда он это вам сказал?
– За несколько дней до того. На скачках в Аскоте: Я туда ездил с родителями и встретился с Ал-лардеком.
– И вы поехали в Брайтон?
– Нет, – он покачал головой. – Позвонил букмекеру. Он сказал, что много дать не может, потому что Слейтруф – дело верное, это все знают.
"Только пять к одному, – говорит. – Поставите двадцать – выиграете вчетверо больше".
– И вы поставили двадцать фунтов?
– Нет, что вы! – Хью удивился. – Двадцать тысяч.
– Двадцать тысяч... – Мне удалось заставить себя сохранить ровный тон. – А скажите, в то время это для вас была большая ставка?
– Да, довольно большая. Но ведь иначе бы я на один к пяти много не выиграл, верно?
"Зато и не проиграл бы", – подумал я. А вслух спросил:
– А какие ставки для вас были нормальными? – Ну... от тысячи до двадцати тысяч. В смысле, я, наверно, постепенно втянулся. Привык. Аллардек говорил, что надо мыслить крупными масштабами. Я никогда не думал о том, что такое на самом деле двадцать тысяч. Это были просто цифры. – Он помолчал.
Вид у него был несчастный. – Я знаю, теперь это звучит глупо, но это все казалось каким-то ненастоящим. В смысле, мне ведь ни разу не приходилось платить. Все делалось на бумаге. Когда я выигрывал, это было круто. А когда проигрывал, то не особенно беспокоился. Вы, наверно, не поймете... Вот и папа не понял. Он не мог понять, как это я свалял такого дурака. Но это все казалось игрой... и все улыбались...
– А Слейтруф проиграл?
– Он даже не вышел на старт. Его оставили в конюшне.
– Ах да, как же! – сказал я. – Помню, читал. Было расследование, жокея оштрафовали...
– Да, но ставки-то остались в силе.
– И что было дальше? – спросил я. – Я получил этот ужасный счет от букмекера. Он сказал, что подсчитал, сколько я ему должен, и обнаружил, что это уже ни в какие ворота не лезет, так что мне следует заплатить. В смысле, там было несколько страниц!
– Записи ставок, которые вы у него сделали?
– Да. Выигрыши и проигрыши. И проигрышей было куда больше. В смысле, там были ставки, про которые я даже не помнил. Но букмекер клялся, что я их делал, обещал принести свои отчетные записи из офиса, если я не верю, но сказал, что это неблагородно с моей стороны – делать такие предположения, после того как он столько времени терпеливо ждал... – Хью сглотнул. – Может быть, он и обманул меня, я просто не знаю. В смысле, я действительно иногда ставил на двух лошадей в одной и той же скачке, но я не знал, что делал это так часто.
– А вы сами, разумеется, не записывали, сколько и на кого вы ставили?
– Я об этом даже не подумал. В смысле, я и так помнил. В смысле, я думал, что помню...
