сжаты в кулаки, сидела она в напряженной позе, что выдавало то, что она так и не привыкла к нашему дому и чувствует себя здесь чужой.
— Доброе утро, — сказал я.
Не можем же мы даже не здороваться?
— Доброе утро, — сухо отозвалась она.
— Как щенок ночь провёл?
— Нормально, спал рядом с моей кроватью. Наташа присмотрит за ним, пока мы в школе.
— Понятно.
Катя встала из-за стола. Она молча ушла. На столе осталась её недопитая чашка кофе.
Меня снова скрутила боль. Ей так противно со мной рядом находиться, что она даже кофе бросила? Или дело не во мне всё же? Не хочет она больше кофе, а я себя уже накрутил.
Нервно провёл рукой по волосам. Я ничего уже вообще, кажется, не понимаю.
Что-то и мне кофе расхотелось вовсе. Я выпил простой воды и вышел в гостиную. Сел на диван, держа в руках свой рюкзак.
— Ребят, а вы что оба не поели совсем? — спросила Наташа, которая уже успела посетить кухню и увидеть лишь недопитую чашку с кофе и стакан воды на столе из всего завтрака. — Блинчики вообще нетронутые даже.
— Не хочется, — отозвался я.
— Ты не заболел? — вгляделась в меня Наташа.
— Нет, — ответил я и встал с дивана. — Я подожду Катю в машине. О щенке не забудь, Наташ. Мы его назвали Бруно.
Мы назвали.
Эти слова какой-то горечью всколыхнули воспоминания о вчерашнем вечере.
Как мы говорили, шутили даже, как улыбалась Катя и забавно морщила при смехе носик. А потом снова оттолкнула меня, уже в который раз, когда я опять потерял контроль над собой и полез к ней, желая получить лишь каплю ласки.
Сморгнул несколько раз, чтобы прогнать непрошеные воспоминания, и пошёл к машине. Сколько же ещё меня от это всего будет штормить?
Катя
Странное утро. Я, словно оголённый нерв, от всего дергаюсь.
Я будто забыла, как жила до этого. Забыла, как ездить в гимназию и учиться. Сложно было представить, чтобы я сейчас углубилась в какие-нибудь уравнения вместо своих переживаний. А их было очень много…
Как я смогу влиться в учебный процесс?
Все говорят верно, даже Питерский, — я не имею права перечеркнуть свои прошлые успехи и поломать собственными руками будущее. Если я не буду успевать, плохо закончу хотя бы одну четверть — контракт на льготное обучение будет расторгнут. Я не могу этого допустить! Бабушка бы точно расстроилась…
Я снова взяла её фото в руки.
— Бабуль, ну как дальше-то?
Ответа, конечно, не последовало. Я вздохнула и поставила фото на место.
С того чёрного для меня дня прошла уже неделя. Боль, конечно, никуда не делась, но я понимала, что мне надо жить дальше, и пыталась концентрировать внимание на другом.
Меня поддерживала Даша, которая приходила к нам несколько раз, — Пётр Сергеевич разрешил. Наташа тоже была ко мне очень внимательна, в этом доме приятная атмосфера, чего я никак не ожидала. Это, конечно, не мой дом, и мне всё ещё непривычно здесь, но дом Питерских стал моим убежищем и пристанищем, за что я очень благодарна этой семье. Никогда бы не подумала, что семья политика, его молодой жены и сына-мажора может быть столь сострадающей, доброй и даже заботливой… Петра часто дома не бывало, но он всегда интересовался моим состоянием и здоровьем, когда приезжал.
А Рома…
У меня до сих пор очень двойственные чувства по поводу него. Меня и раньше штормило, а сейчас меня просто разрывает от эмоций, даже несмотря на горе внутри меня. Он заставляет меня чувствовать что-то еще помимо боли, заставляет ощущать себя… живой, как бы странно это ни звучало. Со смертью бабушки во мне самой словно что-то оборвалось, мне стало всё равно на весь мир, я уже думала, что навсегда превращусь в бесчувственное бревно, но Рома странным образом вызывает во мне эмоции — и хорошие, и не очень.
Его поддержка в самые трудные дни — я чувствовала её. Но можно ли ей доверять? Я не знаю, на чём основана его помощь. Мне всё время кажется, что тут какой-то подвох…
А эти объятия в машине после процессии…
Меня до сих пор трясти начинает, едва я вспоминаю, как он прижимал меня к себе, моё сердце заходилось не только от слёз, но и от странных чувств, которые не имели отношения к ситуации.
Именно поэтому я сегодня так резко ушла из кухни, когда пришёл он. Мне просто тяжело выносить его присутствие. Его пристальный взгляд серо-голубых глаз нервирует. Я совсем теряюсь наедине с ним, руки начали дрожать, и я не хотела, чтобы он это заметил. Не хочу, чтобы он когда-то догадался, как меня помимо воли колошматит каждый раз от его присутствия рядом, запаха и взгляда…
Я поднялась к себе, чтобы сделать передышку. Здесь, в моей маленькой берлоге, мне немного легче. Я выдохнула немного, успокоилась. Но теперь мне снова придётся идти вниз и ехать с ним в машине. Да ещё и первыми уроками сразу в двойном объеме, как назло, была алгебра, на которой Алла посадила нас вместе.
Придётся мне это всё пережить. Бегать от него не выход, тем более что он упорно нарушает мои границы. А я… могу сломаться однажды. Глупо, но я и сама думала о поцелуе вчера. Только я понимаю прекрасно, что для избалованного и девочками, и благополучием Романа я просто очередная забава, и, получив от меня всё, что ему хочется, он без сожаления переключит внимание на кого-то типа Инги в нашем классе. А я… просто не вынесу ещё одного удара от судьбы.
Пусть всё остаётся так, как сейчас. Мне это хотя бы знакомо…
Возле моих ног заскулил малыш.
— Бруно! — улыбнулась я ему и взяла на руки щенка. — Ты уже не спишь на моей подушке, невоспитанный мальчик?
В ответ он тихо тявкнул, а я рассмеялась.
Щенок плакал, и я взяла его в постель на ночь. Знаю, так делать нельзя, но нам обоим
