Да и… Пора брать себя в руки.
— Пора, Кать, — кивнул я. — Ты очень верно мыслишь. Давай, что ли, почитаем, чем их кормить?
Я достал телефон из кармана джинсов и открыл браузер.
— А я уже почитала, — ответила она и смущённо улыбнулась. — Я тебе так расскажу.
— Правда?
— Правда, — сказала Катя. — В тот вечер, когда ты сказал, что хочешь купить щенка, но не разбираешься в них, я сама открыла браузер и погуглила о мопсах. Значит, самое главное, что надо помнить об их рационе…
Катя увлечённо рассказывала об особенностях питания этой породы, а я только и поражался её способности так качественно и быстро запоминать информацию. И опять же — приятно было отметить, что она так увлеклась этим вопросом. Глаза горят на собаку не меньше, чем у Наташи, — вон, из рук не выпускает. Как бы не пришлось покупать второго пса, чтобы дамы не подрались, — папа будет рад! Ему сегодня только предстоит узнать, что в доме нас отныне пятеро с новым членом нашей семьи — мопсёнком.
— Понятно, — произнёс я, когда Катя закончила говорить, а я всё внимательно выслушал. — Спасибо, что посмотрела. Так и будем делать.
— А как зовут-то его?
— Собаку?
— Ну а кого ещё? Это вообще он или она?
— Он.
— Так есть имя или нет?
— Нет.
— А какое же придумать?
— Ну, не знаю, — пожал я плечами. — Хочешь, назовём его Шарик?
— Ром, — тихо рассмеялась Катя. — Какой Шарик ещё?
— Ну, не хочешь Шариком, давай — Бобиком.
Катя рассмеялась звонче. И чего её так смешат эти клички? Обычные вроде…
— Раз тебя смешат мои варианты — дай ему кличку сама.
— Может, Бруно?
— Почему Бруно?
— Не знаю, — пожала плечами Катя. — Слышала где-то. Понравилось.
— Пусть будет Бруно. Я не против.
— Бруно. Бруно, ты теперь Бруно, понял? — повторяла Романова на разные лады кличку пса. — Запоминай. Ты Бруно. Ром…
Я поднял на неё глаза. Наши взгляды пересеклись и словно бы переплелись между собой.
— Ты его для меня купил? — спросила Катя.
— И для тебя тоже.
— Чтобы отвлечь от бабушки, да?
— …Да.
— Почему ты это делаешь?
— Ты не поняла сама?
— Нет.
Настал тот самый момент, когда мне что-то придётся сказать ей. Но как же это трудно! Язык просто не слушался.
— Я… хочу с тобой дружить, Кать, — всё же выдал я.
Катя распахнула глаза шире и уставилась на меня.
— Дружить? — переспросила она. — Как?
— Так, — ответил я и потянулся к её губам.
Достиг лица, но Катя увернулась, я лишь скользнул губами по её бархатной щеке…
Катя встала на ноги и опустила на ковёр щенка. Повернулась ко мне.
— Я же просила, — сказала она так, словно я пытался сделать какую-то гадость. Да, может быть, это сейчас было и неуместно, но неужели у неё совсем ничего ко мне нет? — Просила меня не трогать, Ром. И ты мне обещал.
Я тоже встал на ноги. В горле першило, а в грудь словно кол вбили.
— Да, помню. Прости, это было… неуместно, наверное… Я просто…
— Мы не сможем дружить, — покачала она головой, отступая ещё дальше от меня.
Кол в груди вошёл ещё глубже, лишив возможности дышать.
Вот как, значит.
— Почему? — выдавил я из себя.
— Потому что я тебе не доверяю, — ответила честно она. — И… мне сейчас не до того. Спасибо тебе за всё, что ты сделал для меня. Спасибо всей твоей семье — Петру Сергеевичу, Наташе, но… Мы не сможем с тобой быть друзьями.
— Понятно, — заставил я себя улыбнуться, хоть скулы сводило от боли. — Что ж… Это твоё право. Только щенка не бросай… Потому что тебе его подарил я.
Я нервно провёл по волосам пятёрней. Подбирал слова, что ещё сказать. А потом решил — зачем? Ей всё равно этого ничего не нужно.
Молча развернулся и вышел, закрыв дверь за собой.
Попов был прав сотню раз.
Это игра в одни ворота.
Она никогда меня не примет, как бы я ни извернулся.
Она в который раз меня отвергла, даже после таких честных слов, которые мне было сказать трудно и которые я произнёс вообще впервые.
Только смогу ли я прогнать её из своего сердца?
Катя
Щенок тихо заскулил. Я села прямо на ковёр рядом с ним и снова посадила малыша к себе на колени.
Сердце билось так гулко, что заглушало и другие звуки.
Мозги просто плавились, неспособные принять столько информации разом. За прошедшие дни столько всего произошло, что я уже ничего, мне кажется, не понимаю…
Несмотря на всю боль внутри, связанную с потерей, я не могу не реагировать на то, что происходит вокруг. Меня волнует поведение Романа. Он вообще меня… волнует.
Я не понимаю перемен в нём. Он поддерживал меня как друг, они с отцом всё организовали, чтобы достойно проводить бабушку, одна я бы не справилась точно. Щенка принёс — этот поступок тоже говорящий. Только, что именно он хотел сказать, я не понимаю. В его искреннее желание быть со мной я не верю — слишком много всего было, просто не получается поверить. Особенно когда он говорит о дружбе, а сам пялится на мои ноги и снова пытается меня поцеловать.
Да не хочу я ему дарить свой первый поцелуй, потому что ему в очередной раз хочется поиграть мной. Это точно опять какая-то игра…
С другой стороны, зачем бы ему со мной нянькаться, если только не…
Если что? Нравлюсь ему? В это поверить ещё сложнее будет.
Он столько раз выражал презрение ко мне, смотрел как на отбросы общества, что последнее, во что я поверю — что нравлюсь ему. Скорее, решил приручить, только, для чего, не понимаю. Чтобы потом со всем
