для
ношрим вызвала далеко не однозначную реакцию в израильском обществе и политических кругах. Многие израильские политики считали, что эмигрантов следует поощрять к переезду в Израиль, вследствие чего предпринимались попытки затруднить получение финансовой компенсации для
ношрим, которые не были склонны ехать в Израиль. В 1976 году в разгар дебатов по этому вопросу Институт Гэллапа провел опрос, результаты которого показали, что 48 % израильтян поддерживают идею «свободы выбора», тогда как 43 % не согласны с нею — то есть мнения разделились практически поровну[433].
Эта ситуация противопоставила очевидные интересы Бегина как лидера еврейского государства его верности идее достоинства (ѓадар) каждого еврея. Он попытался было разрешить проблему с максимальной осторожностью, но, когда дипломатичный подход не дал никаких результатов, он не стал ограничивать свободу выбора эмигрантов. Не желая, чтобы его сочли политиком, отступающим от позиции классического сионизма, он обратился в 1976 году к нескольким тысячам собравшихся в синагоге на Манхэттене, призвав к объявлению «промежуточного периода» сроком на один год, прежде чем будет объявлено о прекращении финансовой помощи всем потенциальным «отсеявшимся». На протяжении этого года, сказал он, предстоит убедить этих эмигрантов, что совершение алии отвечает их самым насущным интересам[434]. На практике, однако, даже подвергаясь значительному давлению внутри Израиля, правительство Бегина воздерживалось от принятия каких-либо конкретных решений относительно отказа от идеи «свободы выбора» либо урезания финансовой помощи ношрим. В апреле 1978 года Бегин, выступая перед Координационным комитетом, совместным органом правительства Израиля и Еврейского агентства, не стал призывать ХИАС к отказу от помощи «отсеявшимся». Ни израильтяне, ни американцы, сказал он, не вправе заставлять советских евреев ехать в Израиль[435].
Безусловно, он по-прежнему призывал к этому советских евреев. В мае 1979 года Бегин сказал:
Обращаясь в День независимости Израиля ко всем евреям, где бы они ни находились, я говорю моим братьям, живущим в диаспоре: «Встаньте и придите в Эрец-Исраэль. Для этого настало время». В этом году почти пятьдесят тысяч евреев покинут Советский Союз, хотя, одновременно с этим, мы наблюдаем и прискорбную практику «отсева». Мы постараемся положить этому конец, и мы говорим всем тем, кто уезжает из СССР: «Мы живем здесь. Приезжайте в Эрец-Исраэль, чтобы больше не скитаться по странам диаспоры»[436].
В ноябре 1980 года Бегин снова обратился к этой теме, публично заявив, что поведение «отсеявшихся» негативно сказывается на процессе репатриации в Израиль. Но и тогда он не отказался от своих принципов: евреи, ехавшие из СССР не в Израиль, а в США и другие страны, по-прежнему получали финансирование от ХИАС[437].
В это время один из политических советников Бегина предложил ему обратиться к президенту Картеру с просьбой лишить советских евреев статуса «беженцев» — основываясь на том соображении, что они не являются «лицами без гражданства», поскольку в любой момент могут стать гражданами Израиля. Бегин не принял это предложение. Он родился в мире, где у евреев не было убежища. Его семье пришлось покинуть Брест, а впоследствии многие его близкие погибли именно потому, что у них не имелось убежища. Он на себе испытал страдания, причиняемые безжалостной советской пенитенциарной системой, а освободившись из заключения, скитался по Советскому Союзу, на пути в Палестину — где он снова был вынужден жить, скрываясь от властей. Бегин не хотел, чтобы кому бы то ни было пришлось пережить такие ужасы. Достоинство, ѓадар, требовало, чтобы у евреев была возможность жить там, где они хотят. И Бегин сказал: «Я никогда не обращусь к нееврею с просьбой не впускать еврея в его страну»[438].
Достоинство, ѓадар, предопределяло и внутреннюю политику Бегина. Гимн Бейтара утверждал: «Ivri gam be-oni ben-sar» — «Ты потомок царей — в беде, нищете и изгнанье». Однако не все евреи Израиля жили как принцы, и Бегин это знал. Чтобы новые еврейские репатрианты чувствовали себя в Израиле как дома, им необходимо было стать экономически самостоятельными, не зависеть от транзитных лагерей и правительственных пособий. Став премьер-министром, Бегин выступил с инициативой, известной как «Экономический переворот» — программой, ориентированной на решение проблем жилья, как он и обещал своим избирателям, ютившимся в транзитных лагерях. Бегин привлек к реализации программы ряд зарубежных еврейских организаций, а также Еврейское агентство, — для сбора средств, предназначенных на восстановление десятков городских районов.
Первоначальный план предусматривал, что зарубежные организации финансируют половину расходов, на сумму (согласно оценке) от 100 миллионов долларов до 1,3 миллиарда долларов, на протяжении от трех до пяти лет. Программа предусматривала выполнение нескольких обязательств Бегина. Речь шла о поддержке еврейской эмиграции из арабских стран, а также о выполнении обязательств, данных тем избирателям, которые привели Бегина на пост премьер-министра (и голоса которых, возможно, понадобятся ему, когда он будет баллотироваться на второй срок)[439]. Программа также была ориентирована на реализацию идеи Бегина, предусматривающей объединение еврейского народа, путем налаживания прямых связей между городскими районами Израиля и еврейскими зарубежными общинами, с целью установления контактов между евреями Израиля и евреями диаспоры.
К 1982 году эта программа была реализована в более чем восьмидесяти городских районах; было построено порядка тридцати тысяч единиц жилья, при одновременной модернизации инфраструктуры, дорог, систем освещения и канализации. Реализация программы продолжается и в наши дни; она внесла изменения в жизнь примерно полумиллиона человек[440].
Что побуждало Бегина обращаться к нуждам людей, не столь преуспевших в жизни? Из какого неистощимого источника исходило его желание помочь вьетнамским беженцам, евреям Эфиопии и бедным евреям, уже живущим в Израиле? Бегин был политиком и в этом качестве, разумеется, преследовал политические цели — это так, конечно, но в действительности мы имеем дело с чем-то неизмеримо более значительным. На вопрос Картера относительно спасения вьетнамцев Бегин ответил, что это был еврейский поступок, и в его реплике не было риторической пышности. Такой ответ хорошо смотрится на газетной странице — но ведь при этом он был неоспоримой истиной. Несомненно, личное знакомство с антисемитскими настроениями, положением лиц без гражданства и жизнь в изгнании способствовали тому, что он проникался нуждами и нееврейских беженцев. И все же Бегин понимал этих людей, прежде всего, в силу своей еврейской природы, а унаследовал он такое мировоззрение у библейских пророков. Он проникся библейскими идеями еврейской исключительности вкупе с твердым ощущением всемирной ответственности. Такое сочетание, в его представлении, являлось основой еврейской жизни. Страстная забота о благоденствии еврейского народа не умаляла сострадания ко всем человеческим существам, вне зависимости от их местонахождения.
Бегин, обращавшийся к своим восторженным слушателям не
