государство, но также и всех населяющих его евреев — что было в лучших антисемитских традициях, составлявших основу арабского национализма еще со времени муфтия Мухаммада Амина аль-Хусейни, палестинского националиста, сотрудничавшего с Гитлером. «Когда мы войдем в Палестину, — заявлял Насер, — ее земля уже не будет покрыта песком — она будет пропитана кровью»[443].
Однако, несмотря на все эти людоедские высказывания, Бен-Гуриону в начале 1956 года стало известно через посла США Роберта Б. Андерсона, что Насер был бы готов начать мирные переговоры с Израилем, если бы не боязнь, что «на следующий день после заключения мира его убьют» соотечественники[444]. Насер осознавал, насколько глубоко гнездится в душе «простого араба» ненависть и к Израилю, и к евреям. Именно поэтому он никогда и не предпринимал подобного рода попыток. Напротив, в июле 1956 года он решился на национализацию Суэцкого канала. Бен-Гурион, пришедший в конечном итоге к осознанию правоты слов Жаботинского, что лишь силой можно убедить арабов в твердом намерении Израиля продолжать свое существование, в ходе краткосрочной Синайской кампании 1956 года (Второй арабо-израильской войны) захватил Синайский полуостров, который, впрочем, ему пришлось вскоре отдать под сильным американским давлением. Насер потерпел поражение, однако сохранил свое стремление к уничтожению еврейского государства и в течение десятилетия смог превратить Египет в одну из сильнейших в военном отношении держав региона. Затем в 1967 году он развязал Шестидневную войну, в которой также потерпел унизительное поражение.
После поражения Насер попытался уйти в отставку в июне 1967 года, но его отставка не была принята парламентом страны. Насер умер в сентябре 1970 года, и его похороны собрали пять миллионов человек — что превышало все тогдашнее население Израиля. Ему на смену пришел Анвар Садат, выходец из крестьянской семьи, который учился в Королевской военной академии (Каир), где подружился с Насером; впоследствии он стал его вице-президентом и предполагаемым преемником. Садат намеревался завершить намеченное Насером и потерпел столь же бесславную неудачу. В 1973 году Египет и Сирия развязали против Израиля Войну Судного дня. Официально Садат заявил о своей великой победе; однако он знал не хуже других, что война закончилась позором. Для Садата настало время задуматься о принципиально новой политике.
Через четыре года после Войны Судного дня Менахем Бегин, ставший премьер-министром Израиля, дал понять, что он не против переговоров с Египтом. В конце августа 1977 года Бегин посетил Румынию и попросил о содействии президента этой страны Николае Чаушеску; поскольку у Чаушеску были дружественные отношения с Садатом, то Бегин полагал такой подход самым плодотворным. Он также направил Моше Даяна в Марокко для секретной встречи с королем Хасаном, в ходе которой Даян должен был сообщить о желании Израиля начать мирные переговоры с Египтом. Когда Садат посетил Румынию вскоре после Бегина, Чаушеску сказал ему: «Бегин ищет пути решения проблемы». В ответ Садат спросил: «Неужели такой экстремист, как Бегин, действительно хочет мира?» На это Чаушеску ответил: «Позволю себе заявить со всей определенностью: он и в самом деле хочет мира»[445]. Он также добавил: «Что касается переговоров, то Бегин и в самом деле нелегкий человек; но если он на что-то согласится, то и выполнит обещанное в полной мере. Вы можете доверять Бегину»[446].
Не исключено, что, зная эту информацию, Садат и сделал первый ход — 9 ноября 1977 года, во время парламентского выступления: Израиль, «возможно, будет поражен, услышав, что я готов отправиться на край света и даже к ним домой, прямо в Кнессет, чтобы начать переговоры, цель которых — гарантировать, что ни один египетский солдат никогда больше не получит ни единого ранения»[447].
Его египетская аудитория — в том числе и Ясер Арафат — встретила это заявление скептически. В Израиле Бегин, убедившийся, что его послание дошло до адресата, воспринял эти слова со всем вниманием, но и с осторожностью. Он сказал Йехиэлю Кадишаю: «Посмотрим, всерьез ли он это говорит. Устроим ему проверку…»[448]. В своем радиообращении к египетскому народу от 11 ноября Бегин пригласил Садата в Иерусалим, сказав, что он надеется на возвращение к библейской формуле, согласно которой «Египет и Эрец-Исраэль были союзниками; истинными друзьями и союзниками»[449]. Но одновременно с этим он процитировал и пятую суру Корана, дабы не оставалось сомнений, что Израиль по праву претендует на эту землю: «Вот сказал Муса своему народу: „О народ мой! Вспомните милость Аллаха вам, когда Он установил среди вас пророков, и сделал вас царями, и даровал вам то, чего не даровал никому из миров. О народ мой! Войдите в землю священную, которую Аллах предначертал вам, и не обращайтесь вспять, чтобы не оказаться вам потерпевшими убыток“» (Коран, Сура 5 «Трапеза», 20–21. Перевод И. Ю. Крачковского)[450].
Вслед за радиообращением Бегин направил Садату официальное и радушное приглашение, хотя и не был уверен, что египетский президент его примет. Через два дня Садат ответил согласием. После этого Бегин вплотную занялся подготовкой к визиту, с самого начала заявив, что необходимо сделать все возможное, дабы Садат отчетливо осознал принципы, которым предано еврейское государство. Он обратился к Кнессету с разъяснением, насколько важно организовать приезд египетского президента поздним вечером в субботу, чтобы тем самым не нарушать ее святость:
Президент Садат дал понять, что желает прибыть в нашу страну в субботу вечером. Я решил, что приемлемое время — это восемь часов, уже после исхода субботы. Я назвал этот час, чтобы не допустить осквернения субботы. К тому же мне хотелось бы, чтобы во всем мире знали: наше государство — это еврейская страна, где чтят шабат. Я еще раз прочел этот вечный библейский стих: «Помни день субботний, чтобы святить его» (Шмот, 20:8), и который раз был тронут его глубоким смыслом. В этих словах отражена одна из самых священных идей в истории человечества, и они напоминают нам о том, что некогда все мы были рабами в Египте. Господин спикер! Мы уважаем мусульманский день отдыха — пятницу. Мы уважаем христианский день отдыха — воскресенье. И мы обращаемся с просьбой ко всем народам мира уважать наш день отдыха — субботу. Они пойдут на это, лишь когда мы сами будем чтить этот день[451].
Кнессет согласился с предложением Бегина, и начались приготовления к прибытию Садата 19 ноября. Впоследствии Иеѓуда Авнер вспоминал:
Никогда еще аэропорт Бен-Гуриона не был столь празднично освещен, как в тот субботний вечер; он был буквально затоплен светом и украшен сотнями
