— На! Забирай сокровище! Шелк-парча. Можешь себе вместо портянки в сапог намотать. Лучше б деньжат подкинули, зная нашу нищету. Да! Дырявая башка! — Железнов хлопнул себя по лбу. — А ты, что ж, гаврик, молчишь, как цинковый гроб? Ты ж нуждающийся? А? Ты ж у нас еще ни гроша не получал! Так я понимаю? Тебе до двадцатого числа тянуть. Могу поделиться по-братски. В получку отдашь. Вон ты какой бледный, зеленые круги, утопленник краше. Чего доброго, ты у меня на инструктаже в голодный обморок упадешь! — Железнов полез в карман своего мундира.
Но Загинайло наотрез отказался от денежной помощи и своим решительным отказом, казалось, обидел великодушного капитана. В светло-серых глазах Железнова что-то померкло, и он сухо закончил:
— Ну, хозяин-барин. Тогда не задерживаю. Вали к своему взводу, уже восемь. Начинай инструктаж.
Загинайло с вымпелом под мышкой вышел от зампослужбе и по коридору направился в помещение, где производился инструктаж наряда. Весь взвод собрался, без опозданий, по всему батальону гам и рев тридцати здоровенных глоток. Загинайло вошел. Взвод затих, как по команде. Два командира отделений, Стребов и Черняк, вскочили из-за стола, за которым еще с двумя милиционерами забивали «козла». Костяшки домино со стуком посыпались на пол.
— Взвод! Встать! Смирно! — подал запоздалую команду звонким голосом старшина Черняк.
— Вольно! — махнул рукой Загинайло. — Сесть и слушать. Вот, вымпел! — Загинайло передал вымпел старшине Черняку. — Поручено всех вас поздравить от имени начальника ГУВД. Вы — лучшее подразделение города, образцовый взвод. Заслужили честной и добросовестной работой. Это мой брат Петр, ваш бывший командир, должен был сделать. Но вот, делаю я. Поздравляю.
Взвод никак не отозвался на его речь. Хмурые взоры. Все хранили единодушное гробовое молчание. Загинайло хотел сказать им еще кое-что, но ему помешало внезапное происшествие. Тощий сержант, вскочив из-за крайней парты, бросился к окнам позади сидящих, яростно рванул грязную штору и, что-то бормоча, стал открывать форточку. Но форточка не поддавалась. Старшина Яицкий вчера забил ее наглухо гвоздями, на зимний сезон, чтоб эти недоумки, эти болваны, уроды проспиртованные, которым всегда жарко, не выстужали батальон. Сержант, уразумев бесплодность своих усилий, недолго думал, снял с плеча автомат и прикладом вышиб стекло вдребезги. В душную комнату ворвался холодный ветер со двора.
— Линьков, ты что? Хлорофоса стакан с утра тяпнул? — взревел на него командир третьего отделения Стребов. Это был его подчиненный. — Опять ты за свое! Воздуха тебе не хватает? Туберкулезник недолечившийся! Мне твои фокусы вот уже где! — Стребов резанул себя ребром ладони по горлу.
— Так дышать же тут нечем! — отчаянным голосом завопил Линьков. — Вонь от всех страшная, как будто год никто не мылся, рты у всех смрадные, хлебалы, несет как из помойки, сапоги эти вонючие, все потные, все в дерьме валялись, лучше со свиньями в хлеву жить, чем в этой душегубке мучаться на ваших разводах!
— Ах, какая неженка явилась! — прервал вопли Линькова Стребов.
— Скажи, пожалуйста! Может, ты тут ландыши хочешь нюхать? Духами для тебя специально комнату опрыскивать? Гвоздикой, жасмином? Да на кой ты нам тут нужен, сопля чахоточная? Пиши рапорт. Отправим тебя обратно в санаторий. Пусть тебя там долечат. Там и дыши соленым морским ветром. Заодно и психику тебе там поправят, а то ты нам тут все окна раздубасишь!
Загинайло прекратил этот безобразный спор:
— Всё! Сесть на место! Начнем инструктаж, — встав за фанерную трибуну и раскрыв толстую книгу в черной клеенчатой обложке, куда заносились свежие новости о преступлениях, совершенных в городе и стране, он объявил: — Приготовьте ручки и служебные книжки. Я буду диктовать, а вы записывайте. Тут много записывать, целую страницу. — Загинайло уже вполне освоился со своей новой ролью, он уже вник в эту службу так, как будто проработал не четыре дня, а четыре года. Он стал громко читать из книги:
— Циркуляр номер триста сорок семь. Фрунзенский район. Разбойное нападение, ограблена касса… — Но Загинайло не успел прочитать дальше. Внезапно вошедший в помещение замполит Розин прервал его важное сообщение на полуслове.
— Вольно, вольно! — закричал он, маша обеими руками, как журавль крыльями, хотя никто и не собирался при его появлении подавать команду «смирно».
— Явилась ворона! — произнес милиционер со скуластым монгольским лицом, который сидел за передним столом и мрачно взирал на бабью фигуру широкобедрого и пузатого замполита.
— Где почетный вымпел? — возопил замполит Розин. — Дай сюда! — потребовал он, разъяренный, и вырвал вымпел из-за голенища командира отделения Черняка, куда тот его засунул за неимением другого подходящего места. — Как ты обращаешься со знаком почести! — набросился он на Черняка. — От кого от кого, а от тебя, Черняк, такого кощунства я никак не ожидал, ты же не дикарь, музеи посещаешь. Мне доложили, что ты вчера был на новой выставке австралийского искусства в Эрмитаже. Опять же, рисуешь! Графики работы взвода цветными карандашами так сделал — загляденье! Стенгазеты — опять же ты! Регулярно и безотказно. За что и великая тебе благодарность. Но как тебе пришло в голову засунуть вымпел в такое место? Ты бы его еще в штаны себе засунул! Безобразие! Эх, соколики! Не ожидал, не ожидал я от вас… — оскорбленный в лучших чувствах замполит Розин держал вымпел над своей головой, эту попранную святыню, как будочник держит флажок при приближении поезда. — Надо его поставить на видное место! — торжественно провозгласил Розин.
Неизвестно, куда бы замполит поставил злосчастный вымпел. В коридоре раздался грохот тяжелых сапог, дверь распахнулась, в помещение ворвался прапорщик Бабура, который отсутствовал на инструктаже наряда по уважительным причинам. Его мясистое, как кровяная котлета, лицо тряслось.
— Чижика замочили! — прохрипел он. — Сегодня ночью. Там все теперь, и Бурцев, и Колунов.
— Подожди, подожди, Бабура! — остановил его замполит Розин.
— Опять ты басни сочиняешь? Но если действительно, как ты тут при всех утверждаешь, младший сержант Чижов погиб на посту, при исполнении служебных обязанностей, то его семье по закону должны будут выплатить пособие в размере десятикратного жалованья, а также полностью оплатить расходы на похороны. Насколько я помню, у него многодетная семья, да… — поугрюмев, проговорил замполит Розин тихим голосом, чеша вымпелом свой затылок и сдвинув козырек фуражки на скорбные брови. — Да, траурную весть ты принес, Бабура. Но что ж делать. Продолжайте развод, Роман Данилыч, — обратился он к Загинайло. — Работайте, работайте. Не унывать! Что ж тут попишешь, такая у нас служба. Сегодня прыгаешь, завтра — в гробу ножки протянул. Да, Чижов такой живчик был, с него портрет писал, так он секунды не мог усидеть на стуле. Но!.. Мементо мори! Не падать духом, соколики! Веселей, солдат, гляди. Как в песне поется! — замполит Розин, держа перед своей грудью вымпел, поспешно покинул помещение.
Взвод шумел. Обсуждали происшествие. Штора колыхалась на разбитом окне, комнату наполнял холодный воздух снаружи, но он не остужал спорящих. Загинайло оставался за своей фанерной трибуной. Он не вмешивался. Его не тревожило то, что он еще чего-то тут не знает. Скоро выяснится. За три дня он хорошо приготовился к исполнению своей должности, штудировал уголовный и административный кодексы, устав патрульно-постовой службы (сокращенно ППС), различные пособия, криминалистскую и юридическую литературу. Этот ускоренный курс наук он прошел самостоятельно, запершись у себя в каморке в казарме. Ему ничто не мешало, ни шум, ни громкий стук в дверь, ни рев, ни хор мертвецов за стеной в соседней комнате, где жили два товарища, такие же два командира взвода, только из другого батальона. Загинайло все освоил и запомнил, все существенное, что есть в этих книжках. Ему запала в ум фраза, прочитанная в одном из пособий: «Надо понять дух этой профессии. У каждой профессии есть свой дух». Что ж не понять, если сам тут… Подождав минут пять, пока накричатся, выпустят пар, он поднял кулак и грозно гаркнул, подавляя шумящие голоса:
— Прекратить прения! Прапорщик Бабура! Пишите рапорт о происшествии! У вас ведь по всякому случаю рапорта пишут, как я понимаю. А мы продолжим инструктаж. Итак, тема инструктажа: права и обязанности сотрудника милиции. — Загинайло тяжелым взором посмотрел на взвод. — Я думаю, вы все лучше меня знаете свои права и обязанности. Эта тема у вас гвоздем в черепе. Ваш хлеб.
Тут его перебил командир отделения Стребов:
— Ни хрена они не знают! — взвизгнул он злобно. Видно, это было его больное место. — На каждом инструктаже им долбим и долбим. Уж, кажется, даже у микроба ума хватило бы запомнить. У какой-нибудь хламидомонады, инфузории-туфельки. А спросишь на следующем дежурстве: ни бум-бум. Фомы, Еремы. Как о стенку горох. В одно ухо влетает, в другое вылетает, со свистом, как пуля. Так что, брось ты это бесполезное занятие, Роман Данилыч. Пустая трата сил и нервов. У них у всех котелок с дыркой, что с них возьмешь. Они одно право назубок знают: пожрать, поспать да на бабу влезть.
