застучит своими стальными зубами, жаждущими человеческого мяса. И тогда он, словно гигантский дракон, поглощает дома, людей, деревья и землю, все, что только существует на этой израненной, опустошенной безумными бурями планете. Иногда война взрывается, как вулкан, и тогда людей постигает судьба Помпеи: смерть застает их с куском хлеба в руках или когда они обнимают любимую. А потом, несколько столетий спустя, ученые археологи находят себе работу и музеи пополняются новыми экспонатами, на которые равнодушно глядит спешащий турист.
Он счастливо добрался до перелеска, который заслонил теперь его от немцев, и, миновав его, отправился дальше по изуродованной взрывами земле.
Его глаза щурились от яркого солнечного света. Свежий утренний воздух щекотал ноздри. Воздух был наполнен запахом росы.
«Как осенью, когда идешь в школу, — подумал Гедиминас, — когда в ранце лежат потрепанные книги и несколько кислых яблок. Их ты съел на перемене, а семена кидаешь на уроке за шиворот сидящему впереди товарищу. Товарищ ерзает, смеется. Так недавно это было, но, кажется, столетия отделяют меня от этих дней».
К усадьбе вела аллея старых лип и каштанов. Листва деревьев уже начинала желтеть, ее тронули мертвящие пальцы осени.
Выкрашенный в белую краску дом был длинный и большой. У входа стоял часовой. Он загородил автоматом дверь перед Гедиминасом.
— Куда?
— Переводчик, к генералу. Меня вызвали.
— Первая дверь направо! — крикнул часовой.
Гедиминас вошел в прихожую, поправил гимнастерку, открыл правую дверь и очутился в большой, светлой комнате. За столом, заваленным русскими и трофейными картами, сидел толстый генерал. Он что-то чиркал красным карандашом на карте; рядом стоял стакан горячего чая и блюдечко с сахаром, а немного дальше лежала коробка папирос с всадником на крышке.
Гедиминас смутился. Потом спохватился и отрапортовал:
— Товарищ генерал, рядовой Гедиминас Вайткус по вашему приказанию прибыл.
Генерал поднял голову. Лицо у него было круглое, с темными усиками, нездорово-бледное, как у человека, страдающего почками или печенью.
— Вольно, — сказал генерал, откидываясь на стуле. — Ранен?
— Легко. И контужен, товарищ генерал.
— Самочувствие?
— Удовлетворительное, товарищ генерал.
— Награжден за отвагу?
— Дважды, товарищ генерал.
— Ваша профессия?
— Учитель, товарищ генерал.
— Ладно. — Генерал стукнул карандашом по столу. — Владеете немецким?
— Кое-как, товарищ генерал.
— Перевести сможете?
— Думаю, смогу, товарищ генерал.
— Ладно. Голодны?
— Так точно, товарищ генерал.
— Ладно. Поедите в штабной кухне. — Генерал посмотрел на часы. — Ровно через полчаса возвращайтесь ко мне.
— Слушаюсь, товарищ генерал.
Гедиминас повернулся и вышел. Он чувствовал себя скверно.
В прихожей загрохотали несколько пар ног. Часовой ввел в комнату высокого, немного сгорбленного немецкого полковника с глазами старого ястреба. Полковник был без фуражки, но аккуратно причесан. Казалось, что пришел он сюда прямо из парикмахерской. Он вытянулся перед генералом, прижав к бокам худые костлявые руки с длинными, немного согнутыми пальцами, — они смахивали на когти стервятника. На его лице не было следов волнения; тонкие губы крепко сжаты. Это было лицо человека, который хорошо знаком со смертью и лишен иллюзий на этот счет. Часовой вышел и встал за дверью.
— Садитесь, — махнул рукой генерал, селе заметным презрением глядя на полковника.
Гедиминас повторил это по-немецки.
Полковник сел на обитый кожей стул.
— Danke schön[5].
— Ваша фамилия?
— Полковник Фридрих Шварц.
— Вижу, что полковник, а не трубочист, — сказал генерал. — Когда вас сбили?
— Вчера.
— Окажите любезность показать, где находится ваш аэродром. — Генерал придвинул пленному немецкую карту.
Полковник еще крепче сжал губы. Минуту он как бы колебался, потом вынул из кармана куртки авторучку, посмотрел на карту и ткнул.
— Hier[6].
Генерал посмотрел в указанное место, откусил сахару, запил чаем и криво усмехнулся.
— Спросите у господина полковника, с каких это пор аэродромы строят на болоте?
Гедиминас перевел слова генерала. У него не было опыта в этом деле, и перевод давался трудно. От напряженной работы мысли вспотело лицо; он очень боялся, что допустит какую-нибудь ошибку, — он знал, что на войне не должно быть ошибок, потому что за них приходится дорого расплачиваться.
Полковник молчал. Генерал придвинул к нему коробку с папиросами, закурил сам и принялся шагать по комнате. Новые начищенные до блеска сапоги генерала громко скрипели. Мундир был так обтянут, что, казалось, вот-вот лопнет.
— Danke schön, — сказал полковник. Он инстинктивно протянул руку за папиросой, но тут же ее отдернул. Тонкие его ноздри еле заметно дрожали.
— Вы не знаете, что аэродромы не строят на болоте, но, может быть, вы вспомните, где действительно находится аэродром? — генерал подчеркнул последние слова. Он остановился перед немецким полковником и посмотрел на него прямым, неподвижным взглядом.
Полковник глянул на папиросную коробку и дернул шеей. Он молчал. В комнате воцарилась тишина.
— Нет, — отрезал полковник. Его свежевыбритые щеки покраснели.
— Скажите, господин полковник, у вас есть дети?
— Дети? — полковник немного смутился. — Почему вы спрашиваете? Да, да, у меня есть дети, — быстро добавил он.
— Ладно. Постарайтесь вспомнить, где находится аэродром, а потом мы снова потолкуем. — Генерал дал знак Гедиминасу позвать часового и отвернулся.
На столе затрещал телефон. Генерал медленно протянул руку и взял трубку. Часовой вывел полковника.
Во дворе у артезианского колодца стояла девушка и качала в ведро воду; громко визжала железная рукоятка насоса. Девушка была рыжая, полная, с пухлыми губами и милым веснушчатым носиком.
Она улыбнулась Гедиминасу и, осмелев от ее улыбки, он подошел поближе. Девушка подняла полное ведро.
— Позвольте, я отнесу вам воду, — предложил Гедиминас.
— Прошу.
Девушка снова улыбнулась. Гедиминас взял у нее ведро, и его пальцы почувствовали теплое прикосновение ее руки. Он пошел за ней через двор и поднялся по лестнице на второй этаж. Девушка открыла дверь в кухню, и Гедиминас поставил ведро на скамью.
— Спасибо, — сказала девушка по-немецки.
— Это вы стояли у окна? — спросил Гедиминас.
— Откуда вы знаете?
— Я вас видел. Почему вы на меня смотрели?
Девушка рассмеялась.
— Странный вопрос. Потому, что вы мне нравитесь.
Гедиминас помолчал.
— Есть закурить? — попросила девушка.
— Вы курите?
— А что тут такого? — Девушка посмотрела на Гедиминаса с насмешкой. — Разве только мужчинам позволено курить? Потом, теперь война, и все не так уж важно. Все. Может быть, через несколько дней мы будем мертвы. Как тысячи других, куривших сигареты.
Он протянул ей коробку папирос. Девушка взяла папиросу и с любопытством на нее посмотрела:
— А, эти странные русские сигареты. Такие длинные.
Она потянула дым и закашлялась.
— Вы не привыкли, — усмехнулся Гедиминас.
— О, я еще ко всему привыкну, — сказала девушка. — И вы тоже.
Из соседней комнаты донесся женский голос.
— Роземари, с кем ты разговариваешь?
— Это моя сестра, — сказала девушка. — Зайдите. Я вас познакомлю.
Гедиминас вошел в полутемную,
