Я отступил чуть в сторону, и, наверное, именно это помогло мне увидеть всю картину целиком. Самодовольный молодой человек, с явным вызовом во всем облике и жестах. Юная девушка, спокойная и сдержанная. Ведь точно такими же их видят и все те, кто сидит сейчас за своими столами, благо, когда инфанта встала, и наша лампа засияла ярче обычного. Как можно интерпретировать немое кино? Только по действиям его героев и пояснениям автора. А если персонажи заняли свои места на сцене, пора и режиссеру сказать свое слово.
– Протяните ему руку, сеньора, – шепнул я.
– Зачем? – одними губами спросила Элисабет.
– Протяните! Быстро!
Она послушалась, с самым невинным и доброжелательным видом потянувшись к Мигелю. Как поступил тот? Как и должен был: демонстративно сплюнув на пол, повернулся и пошел к своему столу.
– Ты же знал, что так будет, – немного разочарованно сказала инфанта.
– И это просто замечательно…
Не очень удобно для семейных отношений, когда отец имеет на своем удостоверении отметку Дипломатического корпуса, зато учебных пособий по ведению переговоров в нашем доме всегда было вдоволь. А поскольку популярное кино в тех краях, где я проводил детство, показывали нечасто, видеокурсы с демонстрацией различных оживленных сценок из истории дипломатии успешно заполняли собой мой досуг. И основное правило достижения поставленной цели в них звучало так: неважно, что происходит в действительности, важно, что об этом потом скажут наблюдатели. А в моем случае ситуация упрощалась, по крайней мере, в два раза, потому что слов, произнесенных двумя соперниками, никто не слышал, а вот жесты…
О, надеюсь, жесты выглядели достаточно красноречиво!
– Иногда я не понимаю, что ты делаешь, – призналась Элисабет.
– А я почти никогда не понимаю.
Оставшееся ожидание мы провели в молчании, благо девочке было чем заняться: принесли прохладительные напитки и какие-то закуски. А потом вернувшийся Диего сунул мне в ладонь брелок с ключами.
– Вот. Машина стоит у сквера на Западной. Брендон за ней приглядывает, на всякий случай.
– Час еще не прошел?
– Обижаешь!
Ну что ж, а теперь начинается самое интересное. Мой выход.
Девяносто шансов из ста, что через минуту меня разрежут на ленточки. Красивые такие, красненькие. И лучше бы разрезали, потому что у капитана Кейна появился один очень неприятный вопрос к полковнику фон Хайст.
Какого черта надо было скрывать всю эту родственную чехарду?!
Я прошел вперед, считая шаги, чтобы остановиться примерно на половине пути между нашим столом и столом старика, а потом позвал, громко и хрипло:
– Господин Ишикава!
Он откликнулся тут же, встав со своего места.
– У вас есть что мне сказать?
Я покачал в воздухе брелоком.
– Что это?
– Ключи от машины, припаркованной неподалеку. Содержимое багажника может вас заинтересовать. Надеюсь, что заинтересует.
– Мой внук?
– Он там.
– Если с его головы упал хоть один волосок…
– Тогда ему стоит сменить шампунь. Не волнуйтесь, ваш внук жив и здоров. В крайнем случае спит крепким сном.
– Где вы его нашли?
– Мы не искали.
Лицо старика окаменело окончательно.
– Стоит ли понимать ваши слова, как…
– Мы приносим извинения за выбор объекта. Неосведомленность не может служить оправданием, но… Согласитесь, это была не самая легкая цель для похищения?
– Я должен убедиться, что с моим внуком все в порядке.
– Разумеется! – Я бросил, а он поймал брелок с ключами одним неуловимым движением. – И, раз уж вы говорили, что держите слово… Посмотрите на часы, господин Ишикава. Думаю, у нас с вами найдется еще одна тема для разговора.
Старик быстро прошел мимо меня, шурша складками своего одеяния, и исчез в темноте.
Диего предложил инфанте:
– Уходите. Вы еще можете уйти. Брендон встретит вас и…
– А что будет с вами?
– Что заслужили, – предположил я.
– Не уйду, – мотнула головой Элисабет. – Вы – мои люди, и я отвечаю за вас.
Тишина провисела недолго: дед вернулся и сразу направился к нам, игнорируя всех, кто корыстно старался попасться ему на пути.
– Вы сказали правду.
– Она стоит дороже лжи.
– Да, дороже… Что вы хотите получить в качестве вознаграждения?
Он обращался ко мне, а не к Элисабет, поэтому долго думать не пришлось:
– Всего ничего – еще одну галочку в некоем списке, широко известном в узких кругах.
– Напротив слова «похищение»? – уточнил дед.
– Вы меня поняли.
Господин Ишикава посмотрел на инфанту, и, надо сказать, та с честью выдержала его взгляд, не потупившись и не вздрогнув.
– Будь по-вашему. В конце концов, со своей стороны вы выполнили условие сделки. Но впредь… – Теперь он говорил уже только со мной. – Впредь я бы на вашем месте обходил стороной мой дом и всех моих родственников.
О, значит, у меня наконец-то появится веская причина, которую можно предъявить Амано, если тот начнет жаловаться, что я его избегаю? Удачный день сегодня, оказывается!
– Буду рад увидеть вас снова, уже на заседании Совета, – тем временем сообщил старик инфанте и удалился, на сей раз степенно и торжественно.
А я воспользовался тем, что Элисабет во все глаза таращится на важную персону, непонятно с чего вдруг сменившую гнев на милость, и повернулся к телохранителю.
– Послушай, друг Диего…
– Чего тебе?
– В тех словах насчет текилы была хотя бы небольшая доля правды?
Телохранитель прищурился:
– Хочешь прочитать мне лекцию о вреде пьянства?
– Нет. Хочу напиться.
Интермедия
Ожидание неизвестности – самый худший из возможных способов времяпрепровождения. Особенно когда будущее, способное наступить с минуты на минуту, либо окажется светлым и радостным, либо совсем наоборот, и, хотя вероятность выигрыша любой ставки составляет ровно пятьдесят процентов, никто даже не подумывает о том, чтобы на нее сыграть.
Это был долгий вечер, плавно перетекший в долгую ночь и сменившийся утром. Правда, узнать о том, какое время суток наступило, можно было только по настенным часам. Во всем остальном бильярдный кабинет казался одиноким островком, затерянным посреди непроглядной бездны.
Островитян было сегодня трое: Барбара, начальник Управления Правопорядка и глава Отдела, надзирающего за организованной преступностью. Внешнее наблюдение находилось там, где и положено. Наблюдало. Со всей возможной тщательностью. И докладывало о результатах своей служебной деятельности чуть ли не каждые четверть часа.
Собственно, кроме сообщений О'Лири, в кабинете не произносилось больше ни слова: все присутствующие предпочитали экономить силы и скрывать свои истинные чувства. Полковника фон Хайст такая политика, единодушно принятая по умолчанию, можно сказать, радовала, но, с другой стороны, именно необходимость молчания мешала сделать то, к чему у Барбары вот уже на протяжении двенадцати часов отчаянно тянулись руки. Вернее, язык.
Пробило восемь часов утра, и с паузой в несколько секунд из микрофона комма раздался голос начальника Службы Внешнего Наблюдения. Бесстрастный, но скорее всего просто усталый:
– Уровень активности падает. Критическая точка пройдена.
Все трое облегченно выдохнули, даже полковник фон Хайст в этом смысле не стала исключением, хотя и волновалась чуть меньше, чем ее коллеги. Если Морган сказал: «Я работаю над этим», значит, все должно было решиться. Хоть в какую-нибудь сторону, но быстро. Правда, если учесть, что племянник в таких случаях просто берет и замыкает кольцо событий на себя…
Барбара мысленно выругалась. Нет, она вполне доверяла своему подчиненному, исполнявшему приказ. Но уже несколько десятков раз пообещала самой себе больше никогда не идти на поводу у азарта и…
Зачем она приняла приглашение участвовать в этой операции? Безопасность и все такое? Увы. Решающим фактором стал престиж. Возможность при случае задрать нос еще выше, чем это и так было возможно. Главное, все вроде бы идеально укладывалось в расчеты: капитан Сэна с его неформальными родственными связями отводился подальше в тыл, капитан Кейн с его непредсказуемыми поступками – наоборот. И все должно было сработать!
– Ну что ж, господа и дамы, – поднялся из кресла Артанов. – Думаю, можем расходиться. У меня только один вопрос, Варварушка, дорогая: как вообще получилось… что все так получилось?
Хотелось бы сказать: «Непредвиденные обстоятельства», но черта с два они были непредвиденными!
– Мой специалист выбрал наиболее доступную на тот момент стратегию.
– И наиболее эффективную, – добавил Авьедо. – Хотя поволноваться нам всем пришлось изрядно… Скажите, полковник, если это, конечно, не секрет: ваш человек всегда действует подобным образом?
