– Да это бунт! – хмыкнул Давид.
– Раз вы снова хотите разрозненности, вам не привыкать, – отрезал Калеб.
– А не боитесь, что Лемнискату может и повлиять на ваше решение? – мрачно спросил Ратский.
Тут Калеб прохладно улыбнулся.
– Думаю, вы все забыли, что я, как Воин, могу сплотить всех творцов и научить их… отстаивать свою точку зрения, а Вера обеспечит нас крепостью духа и здоровьем. Думаю, мы будем тверды в своих взглядах.
– Особенно если учесть, что мы с Калебом вне уравнения и аналитикам не просчитать наши действия ни в настоящем, ни в будущем, – я бросила красноречивый взгляд на Даго.
Тот лишь скривился.
– Нам надо подумать, – подытожил Ратский.
– Лукреция, помнишь, ты мне обещала? Что они решат? – Я прямо посмотрела на женщину.
Словно просканировав взглядом каждого присутствующего в комнате, она слегка мне улыбнулась.
– Они согласятся.
* * *
Первое время после победы, а совет действительно дал добро на объединение, работать пришлось много и всем. А в особенности нам с Калебом: раз мы все это затеяли, как они выразились.
Теперь Цитаделей будет несколько, и они вместе с официальными зданиями корпорации и различными научными центрами образуют своеобразную сеть, окутывающую мир. Что-то останется таким, как сейчас, кое-что закроют и переоборудуют.
По всему миру будут открыты новые библиотеки, а кое-какие старые будут «окультурены», как, например, та, в которой побывали мы с Калебом. Знания должны распределяться равномерно и дублироваться, чтобы на любом континенте быть под рукой.
Какие-то нововведения были предусмотрены для творцов, какие-то – для аналитиков и ученых. В новом плане развития было учтено, кажется, все, хотя каждый понимал, что осуществляться это будет не сразу.
Но было кое-что, что начали сооружать в первую очередь, а именно огромный памятник, чтобы почтить погибших и как напоминание о случившемся.
Война филиалов и раздрай внутри организации не выносились на всеобщее обозрение, исключение составили теракты. В Лемнискату было не принято выносить сор из избы, и тем не менее государства ощутили кое-какое беспокойство.
Воздвигнутая на месте Цитадели Южного филиала статуя богини Фемиды была словно символ равновесия и мира не только для посторонних зрителей, но и для нас самих.
Когда спустя пару месяцев все наладилось и более-менее вошло в колею, монумент, построенный в ускоренном темпе, уже был готов к открытию. И не только он.
Делать достоянием гласности степень близости наших личных отношений с Родригесом мне не хотелось, но Калеб уперся рогом и не отступал от своей идеи. Он считал, что до визита к моим родственникам все должны узнать о серьезности происходящего между нами.
Я не совсем понимала, почему для него это так важно. Настолько, что я даже ощущала внутри его души отголоски страха и напряжения.
Что было тому виной? Традиции? Тайна, о которой я ничего не знаю? Неужели после всего, что мы с ним пережили, меня ждут еще какие-то сюрпризы?
Перед тем, как мы отправились на официальную церемонию открытия памятника Мира, мне на палец надели обручальное кольцо. Не слишком шикарное, но элегантное, с крупным желтым бриллиантом – цвет моего дара. Выбранное и подаренное с любовью.
Оторвав восхищенный взгляд от кольца, я подняла глаза на Калеба.
– Калеб, успокой меня и скажи, что ничего не случилось. Прошу.
– Чего ты опасаешься? – удивился он.
– Меня тревожат твое беспокойство и желание всем объявить о нашей помолвке. Разве это так важно?
– Для меня – да. Пусть и корпорация, и весь мир знают, что ты принадлежишь мне. А особенно Ратский.
Я облегченно выдохнула, поняв, что Калеб слышал наш разговор, состоявшийся сразу после того, как совет довел до нашего ведома свое решение об объединении. Тогда Иван Иванович подошел и тихо спросил, не пожалею ли я о слиянии, если через какое-то время наши с Родригесом отношения распадутся?
Я тогда промолчала, лишь отрицательно мотнула головой, а вот Родригес услышал и все это время испытывал беспокойство.
Притянув своего мужчину за шею ближе и поцеловав, я прошептала:
– Пока ты этого хочешь, я с тобой.
– А я с тобой навсегда.
– Вот и выяснили все, – пробормотала я.
А меня стиснули в объятьях и крепко и тепло-тепло поцеловали.
Через несколько часов мы стояли недалеко от водопада Виктория, рядом с которым теперь высилась прекрасная статуя, белая и невероятно изящная и красивая.
Пышное мероприятие, море радости для всех, в том числе и для нас, тех, кто знал ее истинную цену. А мы стояли, взявшись за руки, и слушали перешептывания репортеров. Заголовки завтра будут не только об архитектурном шедевре, но и о том, что русская аристократка пленила сердце «расчетливого дельца».
Вот только утром триумф Калебу подпортило одно письмо – его приглашали посетить с официальным визитом резиденцию моей семьи.
* * *
Перед путешествием в Россию Калеб решил, как он мне сказал, подстраховаться и стребовал с меня подтверждение того обещания, которое я дала ему рядом со статуей Христа-Искупителя. А именно: я должна полностью довериться ему в выборе способа празднования нашей свадьбы.
И как я ни упрашивала и ни пыталась отсрочить этот момент, у меня ничего не получилось. И вот в один из дней, рано утром, мне завязали глаза платком и, усадив в машину, куда-то повезли.
Мучило сильное любопытство и волнение, внутри все трепетало, но снять повязку или хоть что-то подсмотреть мне не дали.
– Калеб, ну куда мы летим?
– Не скажу.
– Ну пожалуйста!
– Потерпи, испортишь сюрприз.
Наконец мы приземлились, и меня снова куда-то повели. Дорога, пол, ступеньки и чьи-то руки, в которые меня бесцеремонно сунули.
– Калеб? – тревожно выдохнула я.
– Помни о своем обещании!
А следом шаги и захлопнувшаяся дверь.
В то же мгновение я сорвала повязку и увидела перед собой Еву, а за ее спиной еще несколько женщин-бразильянок.
– Что здесь происходит? – настороженно спросила я у единственного знакомого человека.
– Ты выходишь замуж! – радостно ответила Ева.
Пока я стояла в ступоре, осознавая, что Калеб затеял все это всерьез, меня взяли в оборот и начали готовить к церемонии.
Мои запоздалые возражения никого не впечатлили. Сначала меня накрасили, потом облачили в красивое белое платье и фату, закрепленную красивым гребнем.
А вот мне было очень интересно, как Калеб обойдет тот момент, что я православная, а он католик, но после того, как мне раз пять напомнили о собственном обещании, я уже послушно выполняла все команды.
Ева проводила меня до церкви, я поднялась по ступенькам, а едва открылись двери, как зазвучала чудесная фортепианная музыка. Мелодия лилась, поднимаясь кверху и создавая волшебную атмосферу, а я шла и не могла отвести взгляд от ждущего меня впереди мужчины. Мужчины, который стал моей жизнью, стал частью меня и тем, ради кого каждый день бьется мое сердце.
Священника не было, были лишь клятвы, которые мы принесли друг другу, и гражданский регистратор, который без проблем соединил нас узами брака. Калеб предоставил ему для этого все нужные документы.
Но в тот момент я ни о чем таком думать не могла. Калеб целовал меня, а мне хотелось прижаться к нему как можно теснее и остаться вот так, соединенными, до конца наших дней.
Поцелуй прервали аплодисменты, они заставили нас оторваться друг от друга и обратить внимание на гостей. На ближайшей лавочке сидела и, не жалея ладоней, хлопала нам наша команда, все те, кто сопровождал нас в эти трудные дни и встречал на равных с нами опасность.
Подхватив меня на руки, мой муж крикнул одно слово:
– Гуляем!
* * *
– Калеб, не волнуйся. Когда ты приходил с визитом к нам домой в первый раз, я не заметила в тебе подобного трепета. Что сейчас-то не так?
Мы как раз подлетали к дому моих родителей.
– Раньше я не был твоим женихом. Что, если они не одобрят наш брак? Ведь я – никто, ни семьи, ни происхождения…
– Не считая нескольких миллионов в банке.
– Это другое. Вряд ли за деньги высший свет простит мне мое плебейское происхождение.
– Уверяю тебя, за деньги свет простит тебе все, что угодно, кроме пренебрежения им самим. А сейчас мы тебя продемонстрируем, я похвалюсь, и мы улетим на несколько дней в отпуск.
– Ты меня сейчас утешить пытаешься?
– Не получается?
– Нет.
Выбравшись из машины, Родригес помог выйти мне. Оказавшись на твердой земле, я обхватило его лицо руками.
– Послушай меня. Раз дедушка и бабушка тебя одобрили, значит, опасаться тебе нечего, семья примет мой выбор. А вообще, просто будь собой, и все. Тебя невозможно не полюбить.
На губах Калеба появилась улыбка, и я потащила его к двери.
Дверь распахнула мама, и – дежавю – стал слышен детский визг со второго этажа.
Я в ужасе посмотрела за плечо родительницы.
