«Мне солдат дороже себя», – говорил Суворов. Всей душой любил он русского солдата, и солдат отвечал ему такой же любовью. И крепостные русские крестьяне быстро превращались под его начальством в отлично обученных «чудо-богатырей».
Суворов изобретал новые приемы боя, каких не знал противник. Так, он учил войска не только ночным походам, но и ночным боям. Суворовские войска не раз одерживали победы, нападая на противника неожиданно, ночью.
«Пуля – дура, штык – молодец», – говорил Суворов в «Науке побеждать». Он придавал большее значение атаке «белым оружием», то есть штыками пехоты и саблями конницы, чем ружейному огню. И понятно: ружья того времени заряжались очень медленно, одной пулей, с дула; в пылу боя зарядить второй раз было некогда, а первый выстрел часто пропадал даром. Это не значит, однако, что Суворов не отдавал должное ружейному огню. Он требовал, чтобы не стреляли зря, берегли пулю и стреляли не «в вольный свет», а прицельно, выбирая целью командиров противника.
От каждого подчиненного, начиная с главных командиров и заканчивая рядовыми, Суворов требовал быстрого соображения, умения сразу находить ответ и принимать решение в трудных случаях. Он требовал, чтобы все знали, от рядовых до генералов, «деятельное военное искусство». Ответа «не могу знать» он не терпел и ненавидел «немогузнаек».
Чтобы развить смекалку в солдатах, Суворов иногда задавал неожиданные вопросы, требуя быстрых ответов. Бывалые солдаты повторяли его вопросы молодым. У бивачных костров, в перерыве строевых занятий, в передышки на работах солдаты разговаривали о том, как надо отвечать Суворову. Однажды такой разговор начался во время «раскурки» у огня.
– «Полевой полк, – говорит Суворов, – каждую минуту похода должен ждать. А солдат должен дело знать не хуже офицера»… Понял? – строго глядя в глаза молодому солдату, сказал старый капрал.
– Понять можно! Да знать-то это нам откуда? Из деревни мы, мужики вить; не могу я знать-то.
– Ну, хлопчик, если ты ему скажешь: «Не могу знать», от тебя клочья полетят! Ты думаешь, солдаты – это «сто мужицких голов одной шапкой накрыто»? Раз ты должен знать, то можешь!
– Да как же я ему скажу, если и подлинно чего не знаю?
– А уж вывертывайся как знаешь. Ну, отвечай мне, будто я сам Суворов.
– Ладно.
– Чего – ладно? Вишь развалился! Раз я – Суворов, встряхнись, стань «стрелкой», гляди весело! Во-во, так. Не пальцами шевели, а мозгами… Ваньтя!
– Есть такой!
– Где вода дорога?
– Вода в ведре, а рога у коровы. Я это, дедушка, еще в деревне слыхал.
– Так. Молодец, чудо-богатырь! Ну-ка еще… Ваньтя! Долга ли дорога до месяца?
Солдат прищелкнул языком, сдвинул шапку на глаза, посмотрел в небо и почесал в затылке.
Капрал повторил вопрос, обращаясь к старому солдату:
– Капрал!
– Здесь!
– Долга ль дорога до месяца?
– Два суворовских перехода, господин капрал!
Ваньтя сорвал шапку с головы и ударил о землю.
– Эх, Ваньтя, не догадался! – кричали молодые солдаты. – Поднапрись, Ваня…
– Погоди, постой, товарищи! Дедушка, загадывай еще, ну-ка!
– Ваньтя!
– Здесь, господин капрал!
– Когда вода дорога?
– Когда пить захочется, господин капрал!
Солдаты захохотали.
– Оно хоть и не так, а верно. Вода на пожаре дорога… Где железо дороже золота?
– На войне, дедушка!
– Молодец! Из тебя толк будет.
– А ты еще ему скажи, когда и Суворову «не могу знать» можно ответить, – посоветовал кто-то.
– Бывает, что и так.
– Когда же это, дедушка?
– А вот Суворов спросил однажды солдата: «Что такое ретирада?» А «ретирада», надо тебе, хлопец, знать, означает отступление. Всем известно, что Суворов отступать не любит. «Что есть ретирада?» Солдат, глазом не моргнув, отвечает: «Не могу знать!» Суворов инда подпрыгнул. «Как?» – «Да так! У нас в полку такого слова нет». Суворов, прямо как рафинад в чаю, растаял. «Хороший полк!» – говорит. Обнял и поцеловал солдата. Если он тебя спросит: «Что такое сикурс?» (значит «прошу помощи») или: «Что есть опасность?» – смело отвечай: «Не могу знать. У нас в полку такого слова нет!»
«Словесное поучение» командиры знали наизусть. Оно заканчивалось словами: «Вот, братцы, воинское обучение! Господа офицеры! Какой восторг!»
После этого подавалась команда: «К паролю!»
По отдаче пароля и сигнала следовала «хула или похвала вахтпараду», то есть разбор только что законченного учения, и все завершалось громогласно словами командующего вахтпарадом: «Субординация, послушание, дисциплина, обучение, порядок воинский, чистота, опрятность, здоровье, бодрость, смелость, храбрость, победа, слава!»
Труднее обстояло дело обучения офицерской молодежи. Армии требовалось больше командиров. Гвардия в начале службы Суворова являлась рассадником командования для полевых войск. Теперь, избалованная, распущенная, гвардия только по названию и форме оставалась родом войска. Военный совет, предложив Екатерине II передать гвардию в придворное ведомство, разгневал этим императрицу. Офицерская молодежь поступала из гвардии в полевые войска, едва умея читать и писать, не зная ни уставов, ни строя. Суворов учредил в своей штаб-квартире нечто вроде школы для повышения офицерских знаний, напоминавшей инженерный класс Семеновского полка, и сам с увлечением давал офицерам уроки тактики и стратегии на примерах своих побед.
Фельдмаршал в ссылке
Глубокой осенью 1796 года, когда уже застыли и южные реки, курьер привез Суворову из Петербурга весть: умерла Екатерина II. Императором стал Павел I. Вместе с тем курьер привез фельдмаршалу много писем, среди них – несколько из-за границы, и пачку иностранных газет. Письма и газеты взволновали Суворова не меньше, чем известие о смерти Екатерины II и воцарении Павла.
Австрийский генерал Карачай, соратник Суворова по русско-турецкой войне, писал из Вены о вторжении французов под командованием генерала Бонапарта в Ломбардию.
9 апреля 1796 года Бонапарт вторгся в Италию через Альпы и одержал «шесть побед в шесть дней» над пьемонтскими и австрийскими войсками. Сардинский король сдался на милость победителя. Бонапарт отбросил австрийцев к реке По и продолжал стремительно их преследовать. Разбив австрийцев при Лоди, Бонапарт 15 мая вступил в Милан и написал в Париж: «Ломбардия отныне принадлежит республике».
В письме Карачая было льстиво прибавлено, что многие видят в Бонапарте достойного противника Суворова и надеются, что русские и австрийские войска, вскоре соединясь, дадут урок молодому выскочке.
Делясь со своим штабом этими новостями, Суворов заметил с горечью:
– Для Фридриха я был молод чином, а для этого мальчика буду стар годами…
– Вы моложе нас всех, – ответил, шаркнув ногой, генерал Буксгевден, – и навсегда остаетесь юным богом войны, кумиром всех военных!
– Полотеров мне не надо! Вам бы в Петербург, генерал… Да и там шаркунам придворным пришел конец. Нам от того, впрочем, не легче…
Новости из Петербурга повергли в уныние полевые войска. Павел отменил приготовления к войне с Францией. Гатчинские войска были влиты в гвардию, отданную в распоряжение «гатчинского капрала» Аракчеева.
В столице были введены гатчинские порядки. Екатерининских вельмож, привыкших нежиться в постели до полудня, заставили вставать пораньше: в семь часов утра им следовало уже быть во дворце. А петербургские чиновники в пять часов утра уже сидели за столами присутствий. Изданы были новые правила благочиния и благоустройства: что можно делать, чего нельзя, как вести себя на улицах и дома, кому и во что одеваться. На пышные наряды и мужчин и дам были объявлены гонения. Была выработана форма гражданского платья. После десяти часов вечера в столице приказано было гасить все огни. Боясь доносов и расправы, люди остерегались в запретное время закурить трубку от огнива. На одних сыпались неожиданные милости, другие подвергались опале, но и те и другие часто не могли догадаться – за что.
Особенно круто и ретиво принялся Павел I за военные реформы. Вводился новый военный устав, списанный Ростопчиным с прусского устава 1760 года и исправленный самим Павлом. По новому уставу сильно была стеснена власть полковых командиров; командиры дивизий, генералы превращались в инспекторов, наблюдателей за строгим применением устава. Фельдмаршалы приравнивались к простым генералам. Чтобы еще более уронить значение высшего в войсках чина, Павел сразу произвел в фельдмаршалы десяток рядовых генералов.
Гатчинские офицеры при личном участии императора с неимоверной поспешностью переучивали гвардию, которая должна была стать школой для новых командиров в армии. На ежедневных разводах учили не только солдат, но и генералов маршировать по-новому. Павел не скупился на жестокие наказания. Не угодившие ему генералы прямо с Дворцовой площади отправлялись в крепость или в Сибирь; за малейший промах офицеров увольняли. Если так строго Павел обходился с начальниками, то каково же было солдатам! Палки на их спины сыпались с удвоенной щедростью. Одному полку, который на разводе сделал ошибку, Павел скомандовал: «Кругом! Дирекция на средину! Прямо! Шагом марш в Сибирь!» – и полк в полном составе прямо от Зимнего дворца пошел в Сибирь. Правда, Павел одумался и вернул полк с первого этапа.