«Особенности личных связей как источник эмоциональной уязвимости». Изучая это, Альда возмущалась, обсуждая с другими кадетами, что не все так однозначно. Человек ведь сложное создание, он сам решает, что чувствовать! Кадеты всегда знают больше своих учителей. А потом вырастают и осознают, что ни черта они на самом деле не знали и за уверенностью прятались от неведения.
– Стефан считает, что, выяснив всю правду, я не смогу тебя любить. Я уже знаю, что это связано с Тео. Выяснила на Адране. А Диана сказала, что настоящее доверие между нами будет, только если я услышу правду про Тео от тебя.
Диана, если уж совсем честно, сказала не совсем так, но сейчас это было не важно. Альда ждала. Триан откинулся на стену кабины, улыбнулся, но от этой улыбки стало только больнее.
– Ты можешь сама посмотреть в моих воспоминаниях.
– Я хочу услышать от тебя… Мне кажется, это будет правильней. Эта операция, то, за что ты ненавидишь Легион, сам эксперимент… Мне важно, что ты знаешь, а не что ты помнишь.
– Это одно и то же.
– Не всегда.
Он раздумывал о чем-то. Кто-то другой на его месте попытался бы укрыться за перекладыванием вины. Как ты могла? Куда ты полезла? Тебе же было велено, а ты, а ты… предательница! Но Триан был слишком умен для этого. Он понимал, что проблема дошла до той стадии, когда ее нужно решать по-настоящему, а не присыпать пожар пеной гнева.
– Ты знаешь, как проходят мутацию легионеры?
Такой вопрос не удивил Альду, она понятия не имела, с чего должны начинаться подобные разговоры, где точка отсчета в его истории.
– Не представляю. Но откуда я могу знать? Я и о существовании Легиона услышала только на «Северной короне». Рискну предположить, так же как капитаны.
– Напрасно рискнула, вообще не так, – усмехнулся Триан. – Капитаны проходят несколько ступеней внешнего воздействия с использованием вспомогательных веществ, чтобы активировались и усилились естественные способности организма.
– А легионеры?
– Нам вводят… скажем так, мутаген. За разглашение его природы полагается смертная казнь, а нам ведь это не нужно, правда? Да и не меняют ничего детали. Просто рассматривай его как волшебное вещество, которое превращает бесполезных детишек в легионеров.
– Не смешно, – тихо указала Альда.
– Да, не феерия, но как есть. Суть мутации в том, чтобы вещество не убило своего носителя, а максимально равномерно распределилось по всему телу – начиная костями и заканчивая кожей. Естественно, это идеальный вариант, а идеал у нас недостижим. На практике мутаген расползается по телу неровно. Те органы, в которых его больше, – точки силы. Те, в которых меньше, – точки уязвимости. Мутация считается завершенной, когда вещество закрепляется в тканях и больше не смещается. Вот тогда и оценивается уровень силы легионера.
– По соотношению точек силы и уязвимости?
– Именно. Всю оставшуюся жизнь легионер будет вынужден прикрывать точки уязвимости в каждом бою, отвлекаться на них, тратить часть сил на защиту. Это тебе общая теория. А теперь переходим к частным случаям… Тео – мой старший брат. Легион выбрал нас одновременно.
В памяти мелькнули картины, которые она видела на Адране. Два мальчика в одном классе. Тихий, спокойный Тео. Тогда еще смешливый, открытый миру Габриэль. Изменилось это потом…
Триан продолжил рассказ, и голос его звучал на удивление ровно. Привычно. Альда даже не знала, что он так может – оставаться прежним, разрываясь изнутри.
– Мы закончили обучение вместе, мутацию пережили оба. Мы показали средний результат – мутаген приняла примерно половина органов, точки силы и точки уязвимости перекрывали друг друга. Это означало, что в будущем из нас обоих получились бы воины среднего уровня, мы могли бы работать вместе. Так и было бы, если бы Легиону не захотелось развлечь себя экспериментами.
В глубине души Альда уже знала, чем закончилась история. О чем-то догадалась, что-то видела в оборванных воспоминаниях. Но правда казалась настолько жуткой, что принимать ее не хотелось. Чтобы хоть как-то отсрочить неизбежное, телепатка спросила:
– В чем была суть эксперимента?
– Они хотели создать идеального легионера – вообще без уязвимостей. Для этого они наблюдали сразу за несколькими парами братьев и сестер. Теми, кто мог стать донорами друг для друга. После мутации оказалось, что только у нас с Тео точки уязвимости не дублировались. Иными словами, у меня хорошо приняли мутаген те органы, которые у него остались уязвимыми – и наоборот. Вот тогда умы ученых Легиона посетила прекрасная в своей простоте идея: что, если исправить недочеты мутации вручную? Получить очень дорогого воина, потенциальный номер один. Биомусором можно пренебречь.
Как и следовало ожидать, Альда не выдержала первой.
– Габриэль, ты не обязан…
– Слушай, – жестко прервал ее Триан. – Начала это – слушай до конца. Весь Легион не был чудовищами, нет… Они долго спорили об этике, морали и прочих моментах, для которых нет ни стандартов, ни законов. Но под конец победили те, кто указывал на практическую выгоду такого исхода. Средние воины – это, конечно, хорошо, и все-таки их много. Сильных мало. Сильные стоят дороже. Для того, чтобы получить будущего лидера, они выпотрошили моего брата у меня на глазах.
Альда будто снова стояла там – в темной операционной. Яркие лампы, две группы врачей, два стола. Почти одинаковые действия поначалу: обоих мальчиков вскрывают, из обоих достают одни и те же органы. Но одному дают лучшее, а другому не дают ничего. Легиону не нужен был воин с таким количеством точек уязвимости. Поэтому один мальчик становился сильнее, другой умирал, с каждой минутой пустеющий внутри.
Они оба знали, что происходит. Габриэль не заснул, потому что не позволил себе, болью попытался искупить вину, к которой не имел никакого отношения. Почему не заснул Тео – Альда не представляла, но это лишь усилило агонию его последних часов. Его брат прекрасно все понимал…
– Когда они приняли решение, они не сдерживались, – продолжил Триан. – Не было никаких ограничений, они забрали у Тео все, что было им нужно. При обследовании обнаружилось, что из-за мутации у меня образовалась опухоль мозга. Это допустимая погрешность для воинов среднего уровня, самоисцеление не дает ей развиться. Но для высшего номера, призовой лошадки, на которую поставлено слишком многое, такое недопустимо. Поэтому они отняли у Тео и необходимую часть мозга. Их эксперимент был успешен. Все прижилось.
Альда не могла больше притворяться, что это просто рассказ, дела давно минувших дней, боль, которая просеялась через фильтр времени и растворилась. Для Триана ничего по-настоящему не закончилось… Да и никогда не закончится. После дня операции он каждый миг прожил с осознанием того, что половина его тела – чужая. Украденная, уничтожившая того, кого при иных обстоятельствах ожидала долгая счастливая жизнь.
Только он мог сохранять усталое спокойствие. Альда перебралась ближе, прижалась к
