Широкий такой, здоровенный прямоугольник глядел на патрульное авто молчаливо и сурово. Большие окна, укреплённые энергощитами, не пропускали взгляд. Такие устанавливались в альфа броню, и активировались при непосредственной угрозе. Чтобы покрыть наноботами и ячейками для них целую бетонную коробку понадобилось бы просто колоссальное количество кредитов. Впрочем, мэрия города была просто обязана заботиться о сохранности тушек народных представителей. Вот уж где демократию не забыли, так это у них в администрации. Программисты, в том числе нанятые со стороны, каждый год обрабатывают поток входящих голосов на выборах. Это объясняло количество таких странных законов, непонятно на кого направленных… То ли на привилегированную элиту, то ли на простых граждан, то ли на бизнес.
Воздушная трасса в паре километров над нами была похожа на роящийся муравейник — столь много в полдень было автомобилей. Они то и дело снижались и поднимались со стоянок, а иногда устремлялись к центральному узлу купола, взмывая при поддержке гравизахватов ввысь, чтобы перебраться за наностекло прочь, наружу. Какая, интересно, сейчас погода на обычной земле? Дождь, снег, туман? Натуральное всё, наверно. Никаких симулированных осадков, только суровая природа. Я любил так размышлять, глядя на толстенный столб, тот самый главный узел купола. Он был блестящим и белым, чтобы даже самые слепые водители не врезались в его основание.
Отдельно выделялись рыжие машины скорой помощи и ярко-алые пожарники. Первые были массивным грузовиками с двойным гравидвигателем, позволявшим пересечь всю столицу в кратчайшие сроки. Вторые — вытянутыми коллегами первых, с помповыми установками по краям и баллонами с пеной и раствором для тушения пожара. Почти всегда этих ребят пропускали, поскольку просто так они не выезжали в город. Учитывая наплыв преступности, дел у них, как и у полицейских, было полным-полно.
Помимо патрульного транспорта, были и любители, что пролетали над высотками ради красивого вида или ярких ощущений. Вообще, официального запрета на полёт вне воздушных трасс не было, но я всё равно с неудовольствием покосился на с рыком промчавшего мимо нас с Эммой шевроле. Неизменный дизайн уже третий век подряд, а вот движок под капотом орёт, как резанный. Престижный, так-то, автомобиль. Для молодёжи, отдававшей предпочтение скорости, а не комфорту и практичности. Когда-нибудь и я куплю себе что-то такое, быстрое, громкое и лёгкое. И укачу в закат под популярнейший Nightcall. В отличие от стабильности шевроле, эта музыкальная композиция неизменно играет примерно в каждой второй машине, будь то радио, встроенный проигрыватель или установленная в нейроинтерфейс акустическая система. И это тоже третий век подряд.
Постепенно большая часть города осталась позади, а укреплённые стены — гладкие металлические конструкции — приблизились почти в упор. Окраина столицы, районы бедняков. С самым, разумеется, высоким уровнем преступности. И скажу сразу, что эта ситуация не поменялась даже семь лет спустя, несмотря на предпринятые попытки тех же церковников вывести население из нищеты. Кому-то просто нравится лежать в подворотне, принимая в себя очередную конскую дозу новенького синтетического наркотика. Как говорится, каждому — своё.
Звякнул нейроинтерфейс, настаивая на том, чтобы я поднял трубку.
— Шеф.
— О, Эмма с тобой, — донеслось в ушах. — Прекрасно. Переключи её, это важно.
— Готово. Что такое?
Напарник чуть вздрогнул, но глаза так и не открыл. Приготовился слушать, как я понял.
— Сканеры модифицированны, но пока что установлены только в бюро, — откашлялся шеф. — Кхм, вы в патруле? Тогда не буду вас беспокоить. Подумал, что вы могли посидеть у меня, выпить чаю…
— Я пью кофе, шеф, — с удивлением напомнил я начальству.
— А-а-а, чёрт с тобой, — вздохнули на той стороне. — Мне позвонили с Урала, уточняли насчёт вашего расследования. Да и в целом справлялись о положении дел между вами…
— Так всё же в порядке.
— Ты не знаешь моих надсмотрщиков, Джон, — хмыкнула Эмма. — Так как они не могут видеть моими глазами, то хотят знать о каждом шаге, сделанном нами. И о каждом слове, сказанном вслух.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Что, до такой степени дотошны?
— Больше, чем дотошны, — раздражённо протянула девушка.
— В общем, вам придётся пройти пару мозгоправов для отчёта, — не стал тянуть кота за шарики мой начальник. — Сделайте это на неделе, как выдастся свободный час.
— А на расследование можно забить, получается, — покачал я головой.
— Нет, конечно, — охнул шеф. — И не думай даже, Джон. Это всё.
— Как скажете, шеф, — решил я отложить спор до поры до времени. Вся эта история с взаимосвязью тактических кукол и их человеческих напарников порядком утомляла. Во всех смыслах. — Как скажете.
= ЗВОНОК ЗАВЕРШЁН =
Игла опустилась на полной людей улице, прямо возле угла какой-то высотки. Покинув машину, мы прогулочным шагом начали стандартный обход района. На заднем фоне приглушённо шумела полицейская радиоволна, но пока что в ближайшей области звонков из службы спасения к нам не поступало. Значит, следуем протоколу. Я надеялся, что Эмма его знала.
По широкому проспекту двигалось, на самом деле, не так много гражданских. Кто-то глазел на витрины магазинов, кто-то спешил к лифту на стоянку, кто-то просто курил, переговариваясь по телефону. Мы резко выделялись из потока разноцветных волос, тонны одежды самого разного качества, размера и типа. Полицейский плащ и серая кофта с камуфляжными штанами вызывали у прохожих смесь из страха, удивления и даже злости. Почти у каждого в глазах читался немой вопрос: "Что вы, чёрт возьми, здесь делаете?". И это мы ещё не добрались до жилых небоскрёбов, где в любое время года бегают абсолютно голые дети, блюют возле дверей непонятные личности и почти постоянно кричат люди на разных языках. Да, именно звуки, будто животные, дикие, отличали гетто от всего остального города.
Пахло здесь, как обычно. Даже одежда, магазины, состояние зданий — всё было, как везде. Но только не звуки. Здесь проходило совсем немного участков воздушных трасс, поэтому человеческие выкрики и простая речь были основным источником единого гула. Эмма сплюнула на изрисованный молекулярными нестирающимися красками асфальт. Что тут у нас… Реклама наркоты, борделей и продажа оружия. Ничего нового. Мы прошли дальше, стараясь не реагировать на ругательства, то и дело бросаемые нам в спину. Здесь не любили полицейских. Не потому, что люди хотели жить без нас. Просто потому что в районы, подобные этому, ехали в самую последнюю очередь.
Кто-то потерял родственника, которому не успели оказать помощь. Кто-то был застрелен в подворотне, кто-то передознулся и не смог дождаться скорой. Кого-то не защитили от угрожавшей банды… Вариантов много. И любой из них мог стать причиной недоверия и пресловутой ненависти в сторону служб быстрого реагирования.
— Я ожидала худшего, — призналась Эмма, когда мы дошли до перекрёстка. Небольшой двухэтажный магазинчик стоял прямо на углу; возле него мы и остановились. — Примерно шестьдесят процентов вооружены, примерно восемьдесят процентов систематически употребляют наркотики. И примерно сто процентов не любят нас.
— Неплохо, — хохотнул я. — Погоди, сейчас пройдёмся по спальным микрорайонам. Вон, видишь, два небоскрёба стоят? — палец указал на здания за магазином. — Там большой двор, детская площадка, лавочки. Старьё, остаток довоенной инфраструктуры. Вот там увидишь истину столичного гетто.
— Ну, пойдём, посмотрим, — согласно покивала девушка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Обойдя двухэтажку с зазывающими надписями на трёх разных языках, мы прошлёпали по асфальту дальше. За углом первого небоскрёба обнаружилась полупустая площадка, где играли дети. Чумазые, даже без нейроинтерфейсов. Рваные лохмотья добавляли эффекта, и когда парочка таких заметила нас, они что-то завопили, подавая сигнал спрятавшимся у входов в подъезд личностям. Довольно быстро двор наполнили взрослые, чаще совсем старые, с лицами, покрытыми сединой и морщинами. Женщины с оголённой грудью, мужчины в одних халатах, старушки с двумя младенцами на руках. Они облепили нас, тыча ладонями и с просящими физиономиями уговаривая помочь им или их родственникам. Разумеется, почти никто не говорил членораздельно, да и из общего гама выделить хоть какую-то просьбу было проблематично.
