твою грешную душу. А мне этим заниматься не положено, да и слова не пойдут из горла упрашивать Господа принять тебя в рай. Так что прости, боцман, за сделанное над тобой законное насилие – возмездие и… прощай! Как знать, может, и встретимся! Если не на дне океана, то непременно на небесах. Да сожрут меня акулы, если это не так, но, вероятнее всего, мы увидимся в аду, потому как у обоих грехов на душе больше, чем ракушек на днище «Генерала Гранта»! Но это, надеюсь, случится не скоро. А пока иди ты отсюда… – проворчал Дункель, снял с убитого боцмана верхнюю куртку, ватную поддевку, добротные кожаные ботинки с металлическими пряжками. Не забыл отвязать от пояса покойного приличный увесистый кошелек с деньгами – как всякий бывалый моряк, Питтер Лич не доверял свои сбережения казенным сундукам, тем более в шторм, и носил скопленные фунты и шиллинги в кожаном кошельке у пояса. С усилием перекинул тяжелое тело через борт, по привычке, но и без сожаления, перекрестился, когда Питтер Лич, шумно плеснув, в последний раз повернулся к убийце лицом и неподвижными глазами, словно прощаясь глазами с Генрихом, медленно погрузился в океанскую пучину. – Плыви, плыви, пока акулы тебя не учуют. – Генрих ворчал, стараясь согнать с души жуткий осадок, вызванный видом мертвого человека, который наверно с укором и пристально смотрит на него сквозь все возрастающую толщу зеленоватой воды. Поспешно поднял взгляд на мачту, развязал шкоты, осторожно, пока до половины, освободил парус и закрепил, развернул шлюпку левым бортом к ветру, и она довольно быстро пошла на север.
Поставив парус, Генрих поспешил надеть теплую поддевку и куртку боцмана, с трудом, но все же натянул ботинки. Стало гораздо приятнее для продрогшего тела, ветер уже не пронизывал насквозь. Сел на корму и положил руку на румпель. Раскачиваясь, вернее, взлетая вверх и ухая вниз к подошвам равномерно идущих волн, Дункель прикидывал, сколько времени потребуется, чтобы достичь южной оконечности Новой Зеландии? При самых благоприятных обстоятельствах получалось не менее десяти дней. А если наступит штиль? Тогда бултыхаться ему в океане многие сутки, если не недели или месяцы! Хотя через две недели у этого суденышка уже не будет молодого и сильного капитана, останется балласт в виде распухшего на солнце трупа…
– Бр-р, жуть какая привиделась! – Генрих передернул плечами, стараясь не думать о таком исходе и не оглядываться на буруны, где он оставил плавать мертвого боцмана, словно тот все еще размахивал руками над водой, стараясь настичь уходящую шлюпку… – Надо думать о чем-то другом, более приятном, – уговаривал себя Генрих: знал от видавших виды моряков, что глаза первого твоего покойника могут преследовать до скончания века. – Боцман Питтер далеко не первый мой покойник, потому скоро забудется, как и те, с которыми судьба сталкивала меня в трудные минуты… Интересно, сохранился на шлюпке аварийный запас? Сейчас темно, когда взойдет солнце… Хотя чего там ждать! Не иголку в стоге сена искать! – Он привстал с кормовой банки, ножом отодвинул металлическую задвижку над закрытым отсеком. Желтый ведерный бочонок на месте! Генрих шевельнул его рукой – бочонок был полон, тяжеловат! Рядом в брезентовом мешке нащупал сухари, еще что-то из продуктов, не сдержал охватившую его радость, даже присвистнул по-разбойному, громко и протяжно.
– Отлично! Капитан Уильям Лофлин, ты был весьма посредственным мореплавателем, но предусмотрительным хозяином! Мне хватит этого ровно на две недели! Если же тратиться поэкономнее, то и на три… А там… – Он верил, что его подберет кто-нибудь из китобоев или из каботажников, либо сам счастливо доберется до обитаемой земли. О матросах, оставленных на еле различимой в ночной темноте полоске скалистого острова, он уже не думал – каждый сам за себя! Таким воспитал его бывший наемный волонтер Хельмут Дункель, таким он вырос, такими же станут и его дети… если вынесет его счастливая судьба из крепких объятий Нептуна!
Генрих закрыл люк, взялся за румпель. Эх, сейчас развернуть бы парус на весь размах и идти самым полным ходом! Но рискованно, под напором ветра шлюпка будет скользить на правом борту и при малейшем рывке может зачерпнуть воду… Счастье его, что о скалу чиркнул лишь килевым брусом, не пробил днище, иначе плавал бы теперь где-нибудь на рифах, рядом с «крестником» Питтером Личем!
Передернув плечами, он оглянулся. Островок словно бы осел, черный и тяжелый, виден как мираж в ночи, а когда на востоке загорелась заря, остров с затонувшим «Генералом Грантом» совсем исчез из вида. Вокруг растекалась безбрежная, волнами изморщиненная океанская ширь. И редкие удивленные альбатросы над одинокой шлюпкой.
* * *
Приходилось экономить каждый глоток воды. Собственно говоря, он и тратил в день не больше десятка глотков, запивая съеденный утром, в обед и вечером сухарь с тонким кусочком солонины – ее в брезентовом мешке оказалось не менее десяти фунтов. Там же Генрих обнаружил десятка три малосоленых сушеных стерлядей, не меньше пяти фунтов грецких орехов. Кто и зачем сунул их туда – трудно теперь сказать, но Генрих по достоинству оценил их питательное свойство, и после каждого завтрака усердно раскалывал рукояткой ножа и съедал по пять-шесть орехов…
Первые четыре дня шлюпка шла весьма приличным ходом, под полным парусом, используя устойчивый пассат. А на пятые сутки, когда под утро Дункель очнулся от беспокойного, как у петуха, сна и с трудом протер заспанные глаза, парус обвис, словно монашеская просторная ряса на теле постившегося несколько недель божьего угодника.
Шлюпка стояла носом на норд-ост, и сколько она так шла, никто теперь не скажет, но проспал он часа четыре, если не больше. Генрих наскоро съел сухарь, рыбину, расколол пять орехов, запил тремя глотками воды и сел за руль. Пытался поймать ветер, но бесполезно – над океаном был полный штиль, пришлось пересесть за весла.
– Хоть шагом, но вперед! – скомандовал он сам себе, пока что не особенно тревожась за будущее – вода и продукты в достаточном количестве, а надежда на скорое спасение еще не испарилась вслед за утренними туманами.
Он греб, греб с упорством фанатика, ориентируясь по солнцу, а если солнце надолго ныряло в тучи, то держал курс вдоль океанской волны, которая от постоянных в этих широтах пассатов, дующих со стороны Индийского океана, своими гребнями как бы заменяла ему компас. Помянул снова недобрым словечком покойного капитана:
– Старый дурень! Не додумался снабдить шлюпки хотя бы простенькими компасами! Случись надолго исчезнуть солнце – и заблудиться в ровном море не трудно!
Изредка поднимался легкий ветерок, парус колыхался около
