Доктор бережно положил под одеяло Алешину руку.
— Шалят нервы. Дают о себе знать неизбежные осложнения, но пульс хороший, — сказал он с облегчением, не в силах удержаться от счастливой улыбки. — Теперь нужно только хорошо кормить, создать покой, и все будет в порядке.
— Да, да. Хормить, хорошо хормить, — подтвердил Жульбертон.
Доктор ушел. Жульбертон подсел к Фединой кровати.
— Говорит она когда или нет? — показывая на Алешу, спросил англичанин.
— Говорит, как же. Еще как, — радуясь за Алешу, засмеялся Федя. — Вот только ночью сегодня испугался чего-то.
— Мальчик пугался?
— Да. Мне надо было помолчать, а я взял да и рассказал, как мы в шахте подыхали. А он как закричит! Это, говорит, Жулик меня заставил, и сам опять без памяти. Испугался, а отчего? Не знаю.
Жульбертон глухо спросил:
— Скажи, чего Леша кушайть надо?
— А чего ему? Кормят нас неплохо. Правда, вчера он о молоке вспоминал. Вот бы, говорит, хорошо холодного молока похлебать.
— Молока, молока, — затараторил англичанин. — Схоро, схоро несу.
Действительно, вскоре Жульбертон принес полбутылки молока, поставил на тумбочку и торопливо зашептал:
— Это Леша, Леша. Тебе нет. Тебе нет…
— Да я и не прошу, — обиделся Федя. — Эка невидаль, полбутылки молока принес. Как тебя не разорвало? Скупердяй.
— Леша, Леша молока… Леша, — не переставая, твердил Жульбертон. — Тебе фот на, — с этими словами он подал Феде три конфеты и быстро скрылся за дверью.
— Вот жила. Боится, как бы я молоко не выпил, — удивляясь, ворчал Федя. — А принес-то сколько? Стакан, не больше.
— Пить. Пить, — застонал Алеша. — Пить хочу. Федя соскользнул с кровати, схватил стакан.
— Сейчас, сейчас. Вот вода. Да нет, у нас молоко есть.
Гебе, Алеша, Жулик молоко притащил, — радуясь за друга, торопливо сообщил Федя. Но Алеша перестал просить пить. Сознание, снова покинуло его. Федя отошел от кровати и поставил на тумбочку налитое в стакан молоко.
Почуяв запах молока, Мурка замяукала.
— Нельзя, Мурочка. Нельзя, это не нам, — уговаривал Федя кошку. — Жулик сказал, что это только Алеше.
Но Мурка не унималась и настойчиво просила дать ей молока.
Не вытерпев Муркиного клянчанья, Федя взял блюдечко.
— Ладно. Он говорил — мне нельзя, а про тебя ничего не сказал. На, пей, надоеда.
Мурка поспешно залакала, а когда молоко кончилось, облизываясь и мяукая, пошла к порогу.
Выпуская кошку, Федя заметил, как жалобно Мурка посмотрела ему в лицо и неохотно вышла из палаты.
— Ну, хватит, хватит. Жадная какая, — закрывая дверь, ворчал Федя. — И это украли, можно сказать.
Проходивший по коридору доктор заметил, что с кошкой творится что-то неладное. Забившись в угол, она судорожно дергалась, жалобно мяукала. Феклистов стал присматриваться. Вскоре кошка неестественно вытянулась и замолкла.
Войдя в палату, доктор обнаружил на полу блюдце.
— Ты чем кошку кормил? — строго спросил он Федю.
Федя испугался и начал оправдываться:
— Я дал ей только немножко. Остальное все оставил Алеше. Она просила, плакала, а сам я не трогал ни капельки.
Доктор схватил бутылку.
— Откуда молоко?
— Это Жулик принес. Велел Алеше отдать. Она просила… Мне стало жалко… — все еще оправдывался Федя.
Когда напоенная молоком издохла и вторая кошка, доктор заметался по кабинету.
— Яд! Сильнейший яд, — тревожно повторял доктор..
Что же это все значит? В шахте непонятный взрыв. Англичанин режет руку и нарочно пачкает себя своей кровью.
В ране дубовая кора. В молоке — яд.
Феклистов опустился в кресло и долго сидел неподвижно. Затем вызвал фельдшера и, ничего не скрывая, рассказал ему о своих подозрениях.
— Поди, дорогой, — попросил он фельдшера, — установи в пятой палате постоянное дежурство сиделок. Запрети принимать для больных продукты со стороны, и чтобы ни кого в палату не впускали. Понимаешь, никого!
К полудню к Алеше вернулось сознание. Больше оно его не покидало.
Феклистов по-прежнему часто заходил в пятую палату и подолгу беседовал с ее обитателями. Однажды, проходя мимо кухни, он заметил, как оттуда» вышел Жульбертон. Он немедленно вызвал повара.
— Что делает у вас по вечерам на кухне англичанин? — строго спросил он.
— Да так… Заходил поговорить, — уклончиво ответил повар.
Смотри! строго сказал доктор. — Если с больными что-либо случится, ты первый ответчик, я тебя предупреждаю. Каторги не минуешь…
Повар побледнел и, ничего не сказав, медленно пошел к двери. Это его молчание было красноречивее любого ответа. Когда повар ушел, доктор вызвал к себе дежурную сиделку н взял у нее ключи от пятой палаты.
— Беги, Дуня, — попросил доктор, — приведи сюда отца и мать больного мальчика Карпова. Скажи, что они мне очень нужны.
Через час в больницу, запыхавшись прибежали Михаил и Марья Карповы. Доктор усадил их у себя в кабинете и подробно рассказал о попытках англичанина отравить их сына. В заключение он предложил забрать Алешу домой.
— За последние дни сынок ваш окреп, опасность теперь полностью миновала. Но его нужно оберегать от волков. Уж очень они за ним охотятся, — говорил он испуганным родителям. — Забирайте его домой. Там он будет в безопасности.
Глава тридцать пятая
Петчер неистовствовал. Словно зверь в клетке, метался он из угла в угол.
— Дураки! Самые настоящие дураки! — кричал он в лицо Жульбертону. — Провалить такое верное дело могли только идиоты. Я ведь все предусмотрел, все рассчитал.
Вам оставалось лишь проглотить разжеванное. Но вы, оказывается, и этого не сумели. Даже с мальчишкой не смогли справиться.
Жульбертон молчал. В голове проносились всевозможные мысли, одна другой мрачнее, одна другой безотраднее. «Как все-таки глупо ускользнул из моих рук этот мальчишка! — с горечью думал он. — А ведь вместе с ним ускользнула и тайна. Такой промах может привести к роковому концу». Жульбертон немало слышал о повадках полковника Темплера. Вряд ли он простит ему эту оплошность. Такие, как Темплер, не прощают. — Нет! Нет, вы не правы, — вдруг выкрикнул он. — Это железо! Только железо могло вынести такой удар. Вы знаете, что я был в известной школе, там нас учили, как нужно бить. От такого удара должен погибнуть медведь. А этот звереныш выжил. Кто мог ожидать? Это чудо?
— Так и знал! Я так и знал! — вскакивая с кресла, за орал Петчер. — Все, что исходит от русских, вы хотите пред ставить как чудо и этим отвести от себя вину. А сколько раз я предупреждал вас о хитрости и коварстве русских!
Сколько раз я говорил вам, что им ни в чем нельзя доверять. Скажите, разве мало видели мы примеров их коварства? Ведь они и раньше не раз путали наши планы. Вот что следовало бы вам помнить, господин Жульбертон, а не прикрываться чудом.
Он скрипнул зубами.
— А как хорошо было задумано дело! Кто бы мог придумать что-либо более умное и более оригинальное, чем этот план уничтожения наших врагов. Казалось, само небо шло нам навстречу. У нас даже появились основания свалить всю вину за взрыв на их сообщников — запальщика Барклея и начальника шахты Папахина. А провал спасательных работ — на Калашникова и частично на Геверса с Мустафой. И вот только потому, что Геверс непростительно просчитался, а вы не укротили этого маленького негодяя, мы попали в глупое положение и сами выдали свои замыслы! Петчер чувствовал: на заводе и на шахтах нарастает буря. Нужно принимать какие-то меры, но какие? Конторщик доложил о прибытии пристава Ручкина.
— Зовите, черт с ним, пусть входит, — с досадой буркнул Петчер, усаживаясь в кресло.
Лихо откозыряв, пристав подозрительно посмотрел на Жульбертона и, переступая с ноги на ногу, стал молча ожидать.
— Можете не беспокоиться, господин Ручкин, — обратился к приставу управляющий. — Жульбертон свой чело век. Садитесь. Вы пришли как раз кстати, дорогой Ручкин.
Мне очень хотелось бы узнать у вас о настроениях рабочих и что, по вашему мнению, нужно предпринять, чтобы, не допустить на заводе волнений.
Пристав часто заморгал глазами:
— Смею вас заверить, все будет в порядке, господин управляющий, — не поняв как следует, чего от него хотят, начал он выкрикивать первые попавшиеся на язык слова. — У меня все люди на своих местах. Всем розданы винтовки и патроны. В случае надобности мы будем стрелять. Есть такое указание. Стрелять по толпе.
— О!.. Это прекрасно, — согласился Петчер. — Для острастки такая мера сейчас необходима, и я ее приветствую. Но мне хотелось бы еще узнать, господин Ручкин, — притворяясь совершенно спокойным, спросил Петчер, — как ведется следствие о катастрофе и каковы результаты этого следствия?
