— Кэти… прямо не знаю, что сказать…
— Эмма, почему ты не призналась мне раньше? Столько лет! Столько лет делать дурацкие подарки людям, которым они не нужны!
— О Боже, Кэти! Мне так жаль! — покаянно шепчу я. — Так жаль. Я просто… не хотела тебя обижать.
— Да-да, понимаю. Ты была очень добра ко мне. Но я-то чувствую себя полной дурой!
— Представляю. И не только ты. Считай, нас двое, — сообщаю я сухо.
Дверь распахивается, и на пороге появляется Венди из бухгалтерии.
Неловкая пауза.
Венди смотрит на нас, открывает рот, закрывает и исчезает в свободной кабинке.
— Как ты? В порядке?
— В полном, — пожимаю я плечами. — Видишь ли…
Еще бы! В таком порядке, что прячусь в туалете, лишь бы не столкнуться с кем-то из сослуживцев.
— Ты говорила с Джеком? — нерешительно спрашивает она.
— Нет. Он послал мне идиотские цветы. Намек такой — значит, теперь все о'кей. Скорее всего даже не сам их заказывал. Попросил Свена.
В унитазе журчит вода, и из кабинки возникает Венди.
— Ну… вот эта тушь, о которой я говорила, — поспешно сообщает Кэти, вручая мне тюбик.
— Спасибо. Говоришь… она в самом деле удлиняет и увеличивает объем?
Венди закатывает глаза.
— Не стесняйтесь! Я все равно не слушаю. — Она моет руки, вытирает, все это время буквально поедая меня глазами. — Значит, Эмма, ты встречаешься с Джеком Харпером?
— Нет, — коротко отвечаю я. — Он использовал меня, предал, и, честно говоря, я буду счастлива никогда больше его не видеть.
— Да будет тебе! — жизнерадостно щебечет она. — На всякий случай, если все-таки снова заговоришь с ним, не упомянешь, что я хочу перейти в отдел связей с общественностью?
— Что? — глухо переспрашиваю я.
— Да просто скажи между прочим, что я умею общаться с людьми и вполне подойду для работы в этом отделе.
Между делом? И как она это представляет? Думает, я скажу: «Больше не желаю тебя видеть, Джек, но, кстати, Венди считает, что вполне справится с работой в отделе по связям с общественностью»?
— Не уверена, — отвечаю я наконец. — Вряд ли я смогу.
— Знаешь, я считаю, что с твоей стороны это чистый эгоизм! — заявляет Венди оскорбленно. — Я лишь прошу тебя, если, конечно, случай подвернется, упомянуть, что хотела бы перейти туда. Упомянуть! Ненавязчиво! Неужели так трудно?
— Венди, отвали! — шипит Кэти. — Оставь Эмму в покое!
— Я ведь только спросила! — не унимается Венди. — Похоже, ты здорово задрала нос. Считаешь себя выше других?
— Нет! — потрясение восклицаю я. — Это не так…
Но Венди уже выплывает из туалета.
— Супер! — Голос мой дрожит. — Просто супер! Теперь меня еще и возненавидят!
Резко выдыхаю и смотрю на свое отражение. До сих пор не могу осознать, что все так перевернулось! Все, во что я верила, оказалось ложью. Мой идеальный мужчина цинично использовал меня. Мой волшебный роман — сплошное надувательство. Я в жизни не была так счастлива. И вот в один миг превратилась в глупое, униженное, всеобщее посмешище.
О Боже. Опять глаза саднит.
— Что с тобой, Эмма? — волнуется Кэти, сокрушенно глядя на меня. — Вот, возьми салфетку. — Она роется в сумочке. — И гель для глаз.
— Спасибо, — всхлипываю я. Смазываю гелем глаза и заставляю себя дышать глубоко, пока не успокаиваюсь окончательно.
— А по-моему, ты очень храбрая, — неожиданно говорит Кэти. — Честно говоря, удивительно, как ты смогла сегодня прийти. У меня бы духу не хватило.
— Кэти, — отвечаю я, поворачиваясь к ней. — Вчера все мои интимные секреты разгласили на всю страну. — Скажи, что может быть унизительнее этого?
— Вот она! — раздается звенящий голос, и в туалет врывается Кэролайн. — Эмма, тебя хотят видеть родители!
Нет. Не верю. Не верю!
У моего письменного стола в самом деле стоят родители! На папуле модный серый костюм, а мама нарядилась в белый жакет, синюю юбку и… вроде как держит букетик цветов!
Весь офис глазеет на них как на инопланетян.
Нет, не так. Все головы дружно повернулись, чтобы уставиться на меня!
— Привет, ма, — говорю я, почему-то вмиг охрипнув. — Привет, па.
Что они здесь делают?
— Эмма! — восклицает папуля, безуспешно стараясь принять обычный жизнерадостный вид. — Мы тут подумали… и решили заглянугь.
— Ну да, — ошеломленно киваю я. Все как обычно. Ну шли… ну заглянули. Что тут такого?
— И принесли тебе маленький подарок, — весело добавляет мамуля. — Цветы. Поставишь на стол. — Она неловко кладет букет. — Взгляни на стол Эммы, Брайан! Сколько тут всего! А… а вот и компьютер!
— Великолепно! — поддакивает папуля, поглаживая столешницу. — Очень… в самом деле, прекрасный стол!
— А это твои друзья? — спрашивает мама, улыбаясь присутствующим.
— Вроде бы, — бурчу я, свирепо глядя на сияющую Артемис.
— Мы только вчера говорили, — продолжает мама, — что ты должна гордиться собой! Работаешь на такую большую компанию! Уверена, многие девушки позавидовали бы такой карьере! Правда, Брайан?
— Совершенная, — отвечает папуля убежденно. — Ты многого достигла, Эмма!
Я так растерялась, что боюсь открыть рот. Встречаюсь глазами с папой, и он отвечает неловкой улыбкой. А руки мамы слегка дрожали, когда она клала букет.
Я с потрясением сознаю, что они нервничают. Мои родители нервничают!
И тут из кабинета выходит Пол.
— Итак, Эмма, — начинает он, вскидывая брови, — у тебя посетители?
— Гм… да. Пол, это… гм… мои родители, Брайан и Рейчел…
— Очень рад, — замечает Пол вежливо.
— Не хотелось бы никого беспокоить, — торопливо заверяет мамуля, — но…
— Ну что вы, какое беспокойство, — кивает Пол, награждая ее неотразимой улыбкой. — К сожалению, комната, которая обычно используется для семейных встреч, сейчас ремонтируется.
— Вот как… — лепечет мама, не совсем понимая, в шутку он это или всерьез. — О Господи!
— В таком случае, Эмма, может, ты пригласишь родителей… скажем так — на ранний ленч?
Смотрю на часы. Без четверти десять.
— Спасибо, Пол, — с благодарностью выдыхаю я.
Не может быть. Не может этого быть. Полнейший сюрреализм.
Сейчас середина утра. Я должна быть на работе. А вместо этого иду по улице вместе с родителями, гадая, что же мы намереваемся сказать друг другу. Я вообще не помню, когда такое было в последний раз: только родители и я. Ни деда, ни Керри, ни Нева. Мы словно вернулись в прошлое, на пятнадцать лет назад.
— Можно зайти сюда, — предлагаю я, указывая на итальянское кафе.
— Прекрасная мысль! — с жаром восклицает отец, открывая дверь. — Кстати, вчера мы видели по телевизору твоего друга Джека Харпера.
Последняя фраза сказана чересчур небрежно.
— Он мне не друг, — резко отвечаю я, и родители переглядываются.
Мы садимся за деревянный столик. Официант раздает меню. Все молчат.
О Боже! Теперь уже я начинаю нервничать.
— Значит… — начинаю я и сразу же осекаюсь. Очень хочется спросить, зачем они здесь. Но это было бы немного грубо, верно ведь?
— Что привело вас в Лондон? — спрашиваю я вместо этого.
— Подумали, что неплохо бы навестить тебя, — поясняет мамуля, внимательно читая меню. — Может, взять просто чашку чаю… или… что это? Фраппе?[41]
— Я хочу обычного кофе, — хмурится папуля. — Здесь можно получить обычный кофе?
— Если нет, придется пить капуччино. Снимешь пену ложкой, — командует мама. — Или эспрессо. Попросишь не добавлять горячей воды.
Ушам своим не верю! Они проехани двести миль. И теперь мы так и будем сидеть и обсуждать напитки?!
— Кстати, совсем забыла, — будничным тоном говорит мамуля. — Мы кое-что купили тебе, Эмма. Верно, Брайан?
— Вот как? — удивляюсь я. — И что же?
— Машину, — сообщает мама и обращается к официанту: — Мне, пожалуйста, капуччино, моему мужу — фильтрованный кофе, если такое возможно, а Эмме…
— Машину? — не удерживаюсь я.
— Машину, — повторяет официант-итальянец, с подозрением поглядывая на меня. — Вам кофе?
— Д-да… капуччино, пожалуйста, — рассеянно отвечаю я.
— И разных пирожных, — добавляет мама. — Grazie![42]
— Ma… — Я хватаюсь за голову. — Ма, то есть как это — машину?
— Совсем маленькую. Тебе необходима машина. В наше время небезопасно ездить автобусом. Дедушка совершенно прав!
— Но… но мне машина не по карману, — теряюсь я. — Я даже… И как насчет денег, которые я вам должна? Как насчет…
— Забудь о деньгах! — отмахивается отец. — Начинаем с чистой страницы.
Нет, я окончательно сбита с толку! Как же…
— Но мы не можем! Я должна вам еще…
— Забудь о деньгах, — повторяет папуля с неожиданным раздражением — Я хочу, чтобы ты усвоила: долга больше нет. Совсем. Ни пенни.
