не смущает.
Выполнив в отделении скорой помощи достаточное количество первичных обследований, меня через 4 часа выписывают домой с инструкцией на следующее утро проверить поля зрения в глазной клинике Кейта. Ночь проходит в беспокойстве. На следующий день рано утром я уже жду назначенной встречи. Надо смотреть прямо внутрь темной полусферы, которая кажется бесконечной. Левый глаз закрыт повязкой, и надо нажимать на кнопку каждый раз, когда увидишь на полусфере мигающую точку. После того, как тест повторяется для другого глаза, компьютер анализирует мои ответы, чтобы определить наличие слепых пятен в поле зрения. Кит и Пит выходят, чтобы рассмотреть результаты. Я жду с тревогой и нетерпением.
Возвращаясь, Кейт отводит глаза. От этого становится не по себе. Ой-ой.
Кейт – парень с постоянной добродушной улыбкой, от которого чаще всего слышны шутки. Впервые за 15 лет вижу его серьезным.
«Мы предполагаем либо кровоизлияние, либо тромб, либо объемное новообразование».
Далее он объясняет, что у меня дефицит поля зрения в обоих глазах, а не только в правом, и что-то серьезное происходит в глубине моего черепа.
У меня рак мозга. Я это знаю. Или, может быть, разорванная аневризма. Или инсульт.
Что бы это ни было, моя жизнь уже никогда не станет прежней.
Я жду. Какие еще хорошие новости у него для меня?
«Нам нужно как можно скорее назначить тебе обследование. Я позвоню прямо сейчас».
Надо спешить? Это довольно плохо.
Я едва помню, что еще он говорит. Думаю о самом худшем, готовясь к скорой смерти и мрачному сценарию, по которому мои дети вырастут без отца. Не могу точно объяснить, почему настаиваю на худшем сценарии, но, может быть, это как-то связано с трагедией «Колумбии», которая все еще саднит в моем сердце. Или трудностями в семейной жизни. Или, может быть, просто с серьезным выражением в глазах Кейта.
Я прощаюсь и иду к машине. Гейл на работе, поэтому я один. Слезы наворачиваются на глаза, когда я открываю дверцу и сажусь внутрь. Что покажет МРТ[270]?
Завожу машину и выезжаю с парковки, начиная 25-мильный путь домой. Думаю о Ликанкабуре. То, что казалось великим приключением, погружением в самое высокогорное озеро в мире, сразу тускнеет. После трех недель пребывания на значительной высоте моя кровь загустела, стала более плотной, с увеличившимся количеством красных кровяных клеток, которые несут кислород в мозг при пребывании на больших высотах. Этот факт, плюс длительное время, проведенное в автобусах, аэропортах и самолетах, означают проблемы. Инсульты у альпинистов не так уж редки, вероятно, в результате образования тромбов в кровеносных сосудах.
Звоню Гейл из машины (слеза медленно стекает по щеке) и говорю ей, что будущее мое очень неопределенное. Практичная Гейл спрашивает: «Стоит ли садиться за руль, если у тебя в мозгу происходит что-то ужасное?»
Наверное, не стоит, но уже слишком поздно, чтобы изменить это.
Я записан на МРТ. Меня сажают в большое мягкое кресло, я снова начинаю чувствовать головокружение, на этот раз, когда смотрю на стойку для капельницы. Уже представляю себе металлическое жало, впивающееся в мою руку, и галлоны крови, вытекающие из меня. Да, я врач, но ненавижу иглы, если они не предназначены для кого-то другого. Не могу контролировать это. Так что у меня не только практически лопнул глаз в туалете, но я еще и теряю сознание при виде простой иголки.
Медсестра вонзает иглу в одну из длинных трубок, которые бегут вверх и вниз по моим рукам, и начинает набирать кровь, не зная, что может стать свидетельницей падения астронавта на пол из-за панической атаки.
«Из-за чего вы здесь?»
Голова проясняется, и я сосредотачиваюсь на ее словах. Хочу ответить, но едва не теряю сознание. Выдавливаю: «Не уверен, но со мной что-то неладно». Сердце вырывается из груди. Вот тебе и стоицизм. Что со мной?
Проезжая по больничному коридору на каталке, лежа на спине и уставившись на крошечные отверстия в потолочной плитке, я как никогда раньше близок со своими пациентами. Впервые в жизни чувствую, что совершенно не контролирую свое будущее. У меня внезапно появляется представление о том, как в такие моменты пациенты сталкиваются с неизвестностью по поводу дальнейшей жизни.
Хотелось бы улучшить самообладание. Я всегда восхищался Рональдом Рейганом: после выстрелов Джона Хинкли президента отвезли в травматологию, но он сумел взять себя в руки и напутствовал бригаду хирургов: «Пожалуйста, скажите мне, что вы республиканцы».
Переживаю поездку на каталке и МРТ так же, как пережил анализ крови. Диагноз тоже переживаю, хотя и с трудом: МРТ показывает острое нарушение мозгового кровообращения вследствие тромбоза левой затылочной доли.
У меня только что был инсульт.
Значит ли это, что я навсегда останусь инвалидом?
ИЛИ УМРУ?
Наиболее вероятной причиной является проникновение небольшого сгустка крови из правой части сердца в левую через так называемое «открытое овальное окно» – обычно закрытое лоскутом ткани небольшое отверстие в стенке между правой и левой верхними камерами сердца (предсердиями)[271]. С возрастом оно зарастает, но если не зарастает, то его называют «открытым овальным окном».[272] Это не редкое заболевание – оно присутствует у каждого четвертого взрослого, но большинство людей и не подозревают о его существовании. Благодаря Ликанкабуру теперь я знаю, что оно у меня есть.
Моя ситуация с открытым овальным окном опасна: отверстие, как распахнутая дверь, позволила сгустку, образовавшемуся в крови из-за пребывания в разряженной атмосфере, пройти через перегородку и нежеланным и незваным посетителем проникнуть в глубины мозга. Попав в затылочную кору – область, где обрабатываются зрительные сигналы – тромб вызвал проблемы с кровообращением, нарушив периферическое зрение обоих глаз.
Теперь, когда на руках результаты обследования, у меня появляется еще много поводов для беспокойства. Во-первых, поправимо ли это? Во-вторых, я не рад, что в ближайшем будущем на моем горизонте маячит много крови и игл. И теперь мне следует опасаться туалета. Я не хочу, зайдя туда, умереть на белом фарфоровом троне. Боюсь стать жертвой смертельного инсульта в следующий раз, когда мне понадобится сходить по-большому.
Осознав все это, задумываюсь над тем, смогу ли я когда-нибудь снова летать? Неужели как астронавт я кончился? Несмотря на то, что после «Колумбии» появлялись мысли повесить скафандр в шкаф, я принял решение совершить одну – последнюю – миссию в честь Рика и его экипажа. Смогу ли я выполнить это обещание сейчас, с тромбом в мозгу, пострадавшими глазами и дыркой в сердце? Жизнь и мечты поставлены на карту. Это может быть конец.
