— Примите мои извинения, сэр, — веселясь, сказал Ваймз, у сержанта Кишки от его улыбки мурашки пробежали по коже.
На другой стороне улицы стояла неприметная фабрика. Человек повел всех туда.
— Э... он сказал «голем», сэр, — пробормотал Кишка.
Ваймз уже давно знал Фреда Кишка. — Да, Фред, у тебя важное задание оставаться здесь для прикрытия, — сказал он.
От облегчения Кишка чуть не выпустил пар. — Отлично, сэр! воскликнул он.
Фабрика была полна ткацких станков. Перед ними кротко сидели люди.
Гильдии обычно ненавидели такое положение вещей, но так как гильдия швей не обращала внимания на швейное дело, никто не протестовал. От каждой машины отходили бесконечные ремни к шкивам на длинном валу под потолком, который в свою очередь приводился в движение... Ваймз проследил взглядом в дальний конец цеха... к машине, которая сейчас не работала, и была, по всей видимости, сломана. Пара големов с потерянным видом стояла рядом с ней.
Рядом в стене была дыра, а над ней кто-то написал красной краской:
Рабочие! Никаких хозяев кроме вас самих!
Ваймз улыбнулся.
— Он проломился сквозь стену, сломал мельницу, оттащил в сторону моих големов, намалевал эту глупую надпись, и опять вылез! — сказал хозяин за его спиной.
— Хм, да, я вижу. Большинство использует волов на мельницах, безразлично сказал Ваймз.
— Ну и что из этого? Все равно, скот не может работать двадцать четыре часа в сутки.
Ваймз окинул взглядом ряды рабочих. Лица у всех были нахмурены, хмурым взглядом Кокбилл-стрит, который бывает у бедного человека, когда его еще и унижают.
— Да, действительно, — сказал он. — Большинство швейных мастерских находится на Нэп-хилл, но цены здесь значительно ниже, не так ли?
— Люди рады, что они получили работу!
— Да, — сказал Ваймз, еще раз посмотрев на лица. — Счастливы. — Он заметил, как на дальнем конце цеха големы пытаются починить мельницу.
— А теперь слушай меня, что я хочу, чтобы ты сделал..., — начал владелец фабрики.
Ваймз схватил его за ворот и потянул его к себе, пока лицо владельца фабрики не оказалось в нескольких дюймах от его лица.
— Нет, ты слушай меня, — прошипел он. — Я целыми днями общаюсь с жуликами, ворами и бандитами, и меня это не трогает, но после двух минут общения с тобой меня тянет принять ванну. И если я найду этого чертова голема, я пожму его чертову руку, ты понял меня?
К удивлению Ваймза, у владельца хватило смелости ответить:
— Как Вы смеете! Вы представляете закон!
Ваймз свирепо чуть не воткнул ему палец в нос.
— С чего начать? — завопил он. Он свирепо уставился на двух големов.
— А вы клоуны, у вас что нет никаких мозгов от рожд... Вы что вообще не соображаете?
И сметая все на пути вышел из здания. Сержант Кишка прекратил попытки почиститься, и подбежал к нему.
— Я слышал, как люди говорят, что они видели, как голем вышел через другую дверь, сэр, — сказал он. — Он был красного цвета. Понимаете, из красной глины. А тот, что гнался за мной, был белым, сэр. Вы рассержены, Сэм?
— Кто владелец этой фабрики?
— Мистер Каттерейл, сэр. Вы помните, он всегда пишет Вам письма о том, что в полиции слишком много представителей как он называет «низших рас».
Понимаете... троллей и гномов...
Сержанту чуть не бежал, чтобы не отстать от него.
— Наберите зомби, — сказал Ваймз.
— Вы всегда смертельно ненавидели зомби, извините за каламбур, сказал Кишка.
— Есть желающие работать?
— О да, сэр. Парочка неплохих ребят, сэр, но у них свисает серая кожа, и Вы поклялись, что похороните их через пять минут.
— Завтра утром примите у них присягу.
— Хорошо, сэр. Хорошая идея. И конечно хорошая экономия, потому что за них не надо платить пенсионный фонд.
— Пусть патрулируют Кингсдаун. Прежде всего, они — люди.
— Хорошо, сэр. — «Когда Сэм в таком настроении, — подумал Кишка, лучше соглашаться со всем». — Вам действительно надоел все это добропорядочное дерьмо, да сэр?
— Сейчас я бы принял присягу у горгоны!
— Есть еще мистер Бликли, сэр, он работает у кошерного мясника и питается...
— Но никаких вампиров. Никогда не принимать вампиров. Пошли быстрей, Фред.
***
Нобби Ноббс должен был знать. Так он говорил себе, убегая по улицам.
Все это насчет королей, и насчет того... чего они хотели от него.
Какая ужасная мысль...
Доброволец.
Нобби Ноббс всю свою жизнь провел в разных униформах. И основной урок который он выучил, был в том, что все эти люди с красными рожами и ласковыми голосами никогда не предлагают легкую и доходную работу, которой хотелось бы Нобби. Они приглашают добровольцев на что-то «большое и чистое» и в конце концов ты чистишь чертов огромный мост; они спрашивают: «Кто-нибудь хочет хорошей еды?», и ты сидишь и чистишь картошку всю неделю. Никогда не вызывайся добровольцем. Даже если сержант стоит и говорит: «Нам нужен кто-то, чтобы пить спиртное, бутылками, и заниматься любовью, постоянно, с женщинами, все готово». Всегда будет какая-нибудь загвоздка. Если хор ангелов просит добровольцев в рай сделать шаг вперед, Нобби знает что лучше сделать шаг назад.
Если пригласят капрала Ноббса, он не будет рад приглашению. Его вообще не найдут.
Нобби обошел стаю свиней на середине улицы.
Даже мистер Ваймз никогда не приглашал его добровольцем.
Голова Нобби раскалывалась. Он был уверен, что это из-за перепелиных яиц. Только больные птицы могут откладывать такие маленькие яйца.
Он обошел корову, которая стояла, всунув голову в чье-то окно.
Нобби в короли? О, да. Никто никогда ничего не давал Нобби кроме кожных болезней или шестидесяти плетей. Это был собачий мир Ноббса. Если бы был мировой чемпионат неудачников, то Ноббс был бы перв... последним.
Он прекратил бег и улегся в подворотне. В гостеприимной тени он достал из-за уха очень маленький бычок и закурил.
Теперь он почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы подумать обо всех этих животных, которые заполонили улицы. В отличие от фамильного древа, плодом которого был Кишка, стелющаяся виноградная лоза Ноббсов цвела только внутри городской стены. Нобби был твердо уверен, что животные это еда, и ничего более. И он был уверен, что они не должны так свободно разгуливать по улицам.
Целые толпы людей пытались загнать животных. Но из-за того, что люди устали, а животные были голодные и запуганные, все это приводило к тому, что на улицах появлялось все больше грязи.
Нобби понял, что он совсем не один занимает подворотню.
Он присмотрелся. В тени прятался козел. Он был взлохмачен и дурно пахнул, но он повернул голову и одарил Нобби самым осмысленным взглядом из тех, что видел Нобби у животных. Неожиданно и совершенно неестественно для Нобби он вдруг почувствовал прилив дружеских чувств.
Он вытащил бычок изо рта и протянул его козлу, который тут же сожрал его.
— Ты да я, и мы с тобой, — сказал Нобби.
***
Разнообразные животные в панике разбегались перед идущими Кэрротом, Ангуа и Веселиной. Больше всего они шарахались от Ангуа. Веселине казалось, что перед ними находится невидимый щит. Некоторые животные пытались залезть на стены или шарахались в безумном испуге в боковые улицы.
— Почему они так испуганны? — спросила Веселина.
— Не могу понять, — сказала Ангуа.
Несколько испуганных овец убежали от них, когда они подошли к свечной фабрике. Свет в высоких окнах говорил, что изготовление свечей продолжается и ночью.
— Они производят почти полмиллиона свечей в сутки, — сказал Кэррот.
— Я слышал, что у них очень современное оборудование. Было бы очень интересно посмотреть.
В тумане светились нечеткие круги света. В подъезжающие телеги грузили связки свечей.
— Все выглядит довольно нормально, — сказал Кэррот, когда они проскользнули подходящую темную подворотню. — Все очень заняты.
— Мне кажется, что все бесполезно, — сказала Ангуа. — Как только они увидят нас, они тут же уничтожат доказательства. И даже если мы найдем мышьяк, что из этого? Законом не запрещено владеть мышьяком, не так ли?
— Э... законом не запрещено владеть этим? — прошептал Кэррот.
По улице медленно брел голем. Он очень отличался от других големов.
Остальные были очень древними и чинили сами себя уже столько раз, что они были так же бесформенны как детские пряники в форме человека, но этот был очень похож на человека, по меньшей мере, на то, как люди хотят выглядеть.
Он был похож на статую из белой глины. Вокруг головы, как часть дизайна была вылеплена корона.
— Я был прав, — пробормотал Кэррот. — Они сами сделали голема.
Бедолаги. Они думали, что король освободит их.
— Посмотрите на его ноги, — сказала Ангуа.
На ногах шагающего голема то появлялись то исчезали красные линии, такие же линии появлялись и на его руках и теле.
