— Вы что хотите сделать с товарищем Землячкой?
— А, это… закон, как вы знаете, у нас един для всех.
— Но… в конце концов это же женщина!
— У нас по Конституции женщины с мужчинами в равных правах. И обязанности тоже уравнены. Положено убийц плетьми запарывать — запарываем, невзирая на пол и прочие заслуги. Да вы не волнуйтесь так, мы ей никаких привилегий в этом не дали: пороли по алфавиту, никого вроде не обделили. Венгра этого сраного, конечно, рановато в ад отправили, но я парня уже приказал наказать за усердие излишнее, теперь двое суток сортиры чистить в роте будет.
— Их что, уже…
— Еще раз: закон у нас един для всех. Положено в день вынесения приговора исполнять — исполнили. А с парнем — согласен, ему наказание излишне жестокое, ведь этот Кун его мать лично… однако эмоции все же сдерживать надлежит. Так что пусть подраит сортиры, подумает о своем недостойном поступке.
— Вы… вы вообще недостойны человеком называться!
— Допустим. Но еще менее достойны так называться те, кто ради удовольствия убил сотни ни в чем не повинных людей. Да, у нас наказания за преступления суровые, но к наказанию преступников приговаривает суд, и наказание выбирается соответственно деянию преступному. Вот, почитайте: это результаты следствия. Сотни, тысячи свидетелей — нет ни малейших сомнений в их преступных деяниях. И наказание ими получено по заслугам. Почитайте, почитайте — а когда закончите столь увлекательное чтение, мы снова поговорим о достоинстве…
Пока Сталин увлекался чтением, Николай Павлович увлекался новой для него отраслью промышленности. Особенно он ей увлекся после того, как немцы из компании Юнкерса предложили заняться в СССР строительством самолетов. Сам Николай Павлович к самолетам относился с опаской, но его очень заинтересовал предложенный немцами в качестве «производственной площадки» завод в Филях. Раньше он о существовании этого завода и не слышал — а тут такое роскошное предложение!
Генерал Малинин немедленно предоставил товарищу Буряту исчерпывающую справку по этому заводу: откуда он вообще взялся, что уже выстроено и что к постройке лишь планировалось. Оказывается, выстроено было очень много всего, а главное — на завод даже почти все необходимые станки были завезены. Правда, что с этими станками случилось за долгие годы лежания практически под открытым небом, было не совсем ясно — но проверить-то это было нетрудно: завод совсем рядом с Москвой размещался.
Специально назначенные люди все проверили и составили отчет, который — если в детали не вникать — гласил, что «при наличии рабочих и денег, чтобы этим рабочим платить, завод можно запустить в течение полугода максимум». А в скобочках было замечено, что если не выпендриваться особо и кое-что просто прикупить на стороне, то первую продукцию завод уже в конце зимы выдаст.
Николай Павлович решил «не выпендриваться», правда отправив в Петроград профессору Фаворскому еще почти двести тысяч рублей «для ускорения работ». И почти миллион — в Ярославль, где пока что «очень не спеша» строился завод уже шинный. Потому что завод в Филях предназначался для производства автомобилей, причем на нем планировалось к концу семнадцатого года производить по шестьдесят тысяч автомобилей в год для армии. Весьма по тому времени современных — но и теперь не самых уж устаревших, а если воспользоваться собственным уже накопившимся опытом…
Правда «собственный опыт» имелся лишь в производстве керосиновых моторов — но моторы делались далеко не самые плохие. На заводе в Тихонькой делались, но если «партия сказала надо»… Если очень надо, то всего за две недели можно привезти с Дальнего Востока в Москву кокили для чугунного литья деталей моторов (запасной комплект — хотя и понятно, что без него выпуск моторов на четверть снизится пока новый не сделают), направить пару бригад для обучения уже московских рабочих. Да и много чего другого можно успеть сделать — и первого марта двадцать четвертого года первый грузовик сошел с конвейера Филевского автозавода. А третьего марта с него сошел и второй грузовик. Так что когда товарищ Сталин пришел снова «поговорить о человечности», Николай Павлович встретил его с тоской в глазах:
— Может вы мне можете сказать, чем московский рабочий отличается от рабочего читинского или хабаровского? Ну какого рожна они не могут просто автомобиль собрать?
— Вам это действительно интересно?
— Да.
— Ну тогда садитесь, слушайте. Рассказ будет довольно долгим…
Глава 20
Когда Якова Александровича пригласил к себе сам Николай Павлович, генерал был несказанно удивлен. Не самим приглашением, а его формой: его пригласили в медпункт, где двое врачей его внимательно осмотрели, а затем сообщили, что «по состоянию здоровья ему необходимо срочно выехать в Москву на дополнительное обследование». Судя по тому, с какой скоростью руководство школы «Выстрел» подготовило все необходимые для поездки в столицу документы, врачи эти были персонами весьма важными. А так как Яков Александрович уже понял, что любые репрессии в СССР проводятся шумно и гласно, какой-то каверзы от медиков он не заподозрил — и, как оказалось, зря. Некоторые сомнения ему в голову закрались, когда выяснилось, что в Москву он поедет вообще в литерном поезде, а в вагоне кроме собственно врачей и его самого больше никого и не было, даже обычного кондуктора, так что даже чай пришлось наливать самим. А когда они этот чай пить начали — минут через пятнадцать после отправления поезда — один их врачей и сообщил, что о здоровье ему беспокоиться не следует, и его в Москве ждет не госпиталь, а лично товарищ Бурят.
Путешествие в классном вагоне имеет одно преимущество: в нем можно нормально выспаться. И утром проснуться бодрым и полным сил — так что в кабинет товарища Бурята Яков Александрович вошел в абсолютно работоспособном состоянии. Впрочем, он в таком состоянии мог быть и после пары суток боев где-нибудь в заснеженной степи, однако сейчас-то времена давно уже мирные…
Ну, практически мирные. В кабинете, кроме товарища Бурята (и Яков Александрович сразу понял, кто из сидящих в кабинете людей носит это прозвище и почему) сидели еще два человека.
— Доброе утро, Яков Александрович, — первым поприветствовал его хозяин кабинета. — Позвольте представить: Малинин Николай Андреевич, министр внутренних наших дел. Лебедев Павел Павлович, начальник штаба РККА.
— Очень приятно…
— Взаимно, — почему-то усмехнулся Малинин.
— А что вызвало вашу усмешку? — едва не вскипел Слащев.
— Потому что вы даже не узнали, с какой целью мы попросили вас приехать — а уже говорите о приятствии.
— Извините, Яков Александрович, — сразу же подавил обмен колкостями Николай Павлович, — господин товарищ Малинин сейчас вкратце изложит цель вашего приглашения, и мы — если вам наши предложения понравятся — обсудим кое-какие детали. Я бы даже предложил сначала выслушать нашего министра, потом возможно вам потребуется какое-то время на обдумывание… мы готовы и подождать, если вы сочтете это необходимым.
— Так я слушаю, — сразу успокоился Слащев, сообразив, что министр посмеялся не над ним, а, скорее, над не очень уместной в данном случае формой вежливости. Ну да, в военное время вежливость выглядит несколько иначе.
Спустя полчаса Николай Павлович снова поинтересовался:
— Вам требуется время на обдумывание? Сами понимаете, ультиматум — это такое предложение, в котором всенепременно должна присутствовать часть «а если вы не примите его, то…», и мы это «то» должны гарантировать.
— Нет, время на обдумывание мне не нужно, я согласен. Конечно, по первой части «того» я ничего умного предложить не смогу, но вы, как я вижу, ее-то как раз продумали до мелочей. А насчет второй — давайте обсуждать детали. У меня будет два вопроса: количество войск и количество пушек.
— Вы упустили по крайней мере четыре других важных вопроса, — впервые с начала разговора подал голос генерал Лебедев, — но мы для того, чтобы обсудить их и, возможно, много других, которые возникнут при серьезной работе, и собрались. Итак, пункт первый: сбор всех сил предлагается провести в Николаеве…
