духа, и в моду вошла самоотверженность. Оправившись от первой тревоги за отца, сёстры неосознанно слегка умерили свой пыл, достойный похвалы, и начали возвращаться к старым привычкам. Они не забывали своего девиза, но «надеяться и трудиться», казалось, становилось всё легче, и после таких невероятных усилий они чувствовали, что их предприятие заслуживает отпуска, и в этом девочки весьма преуспели.
Джо сильно простудилась из-за того, что плохо покрывала свою остриженную голову, и ей было наказано оставаться дома, пока она не выздоровеет, потому что тётя Марч не любила, когда ей читали простуженным голосом. Джо это понравилось, и, энергично обшарив весь дом от чердака до погреба в поисках мышьяка[49] и нужных книг, она улеглась на диван, чтобы вылечить простуду этими средствами. Эми обнаружила, что работа по дому и искусство плохо сочетаются друг с другом, и вернулась к своим глиняным куличикам. Мэг каждый день ходила к своим подопечным и шила дома – или думала, что шьёт, и много времени проводила за написанием длинных писем матери или перечитывая депеши из Вашингтона. Бет продолжала вести домашнее хозяйство, лишь изредка поддаваясь безделью или печали.
Каждый день она добросовестно выполняла все свои незначительные обязанности, вместе с тем много трудясь за сестёр, потому что те были забывчивы, и дом, казалось, был словно часы, маятник которых продолжал раскачиваться из стороны в сторону. Когда на душе у неё становилось тяжело от тоски по матери или от страха за отца, она пряталась в одном из шкафов, зарывала лицо в складки милого старого платья матери, тихонько стонала и чуть слышно молилась. Никто не знал, что приводило её в чувство после очередного приступа уныния, но все видели, как мила и услужлива Бет, и привыкли обращаться к ней за утешением или советом в своих небольших горестях.
Никто не сознавал, что этот опыт был испытанием характера, и, когда первое волнение улеглось, девочки почувствовали, что они со всем хорошо справились и заслуживают похвалы. Это было действительно так, но их ошибка заключалась в том, что они перестали проявлять свои лучшие качества, но усвоить этот урок стоило им немалого беспокойства и сожалений.
– Мэг, я хочу, чтобы ты сходила к Хюммелям. Ты же знаешь, мама велела нам не забывать о них, – сказала Бет через десять дней после отъезда миссис Марч.
– Я слишком устала, чтобы идти сегодня, – солгала Мэг, раскачиваясь в кресле-качалке с шитьём в руках.
– А ты не можешь, Джо? – спросила Бет.
– Слишком сильный ветер для меня с моей простудой.
– Мне казалось, ты уже почти выздоровела.
– Я достаточно выздоровела, чтобы гулять с Лори, но не настолько хорошо себя чувствую, чтобы идти к Хюммелям, – со смехом сказала Джо, но при этом выглядела немного пристыженной из-за своей непоследовательности.
– Почему бы тебе самой не сходить? – спросила Мэг.
– Я бываю у них каждый день, но их малышка заболела, и я не знаю, чем я могу помочь. Миссис Хюммель уходит на работу, и Лоттхен заботится о ребёнке. Но девочке становится всё хуже и хуже, и я думаю, что тебе или Ханне нужно их навестить.
Бет говорила серьёзно, и Мэг пообещала, что отправится к ним завтра.
– Попроси Ханну приготовить что-нибудь вкусненькое, Бет, и отнеси им. Прогулка пойдет тебе на пользу, – сказала Джо и извиняющимся тоном добавила: – Я бы пошла, но хочу закончить свой рассказ.
– У меня болит голова, и я устала, поэтому я подумала, что, может быть, кто-нибудь из вас сходит, – сказала Бет.
– Сейчас придет Эми и сбегает за нас, – предложила Мэг.
Бет улеглась на диван, остальные вернулись к своей работе, а о Хюммелях забыли. Прошёл час. Эми не приходила, Мэг пошла в свою комнату примерять новое платье, Джо была поглощена своим рассказом, а Ханна крепко спала у кухонной плиты, когда Бет тихонько накинула капор, наполнила корзинку всякой всячиной для бедных детей и вышла на холодный воздух с тяжёлой головой и печальным взглядом терпеливых глаз. Когда она вернулась, было уже поздно, и никто не видел, как она поднялась наверх и заперлась в комнате матери. Через полчаса Джо отправилась наверх, чтобы взять что-то из «маминого шкафа», и обнаружила там маленькую Бет, сидящую на сундуке с аптечкой, выглядевшую очень серьёзной, с покрасневшими глазами и бутылочкой камфары в руке.
– Христофор Колумб! В чём дело? – воскликнула Джо, когда Бет протянула руку, словно предупреждая её, и быстро спросила:
– У тебя ведь была скарлатина, правда?
– Много лет назад, в одно время с Мэг. А что?
– Тогда я тебе скажу. О, Джо, ребёнок умер!
– Какой ребёнок?
– Дочка миссис Хюммель. Малышка умерла у меня на руках до того, как их мама вернулась домой, – всхлипывая, воскликнула Бет.
– Бедняжка, какой ужас ты пережила! Надо было мне сходить, – сказала Джо, обнимая сестру и усаживаясь в маленькое кресло матери с выражением раскаяния на лице.
– Это было не ужасно, Джо, просто очень грустно! В одну минуту я увидела, что ребёнку стало хуже, но Лоттхен сказала, что их мать пошла за доктором, поэтому я взяла малышку, чтобы дать Лотти отдохнуть. Казалось, она спит, но вдруг она всхлипнула и задрожала, а потом затихла. Я попыталась согреть ей ножки, а Лотти – дать молока, но она не пошевелилась, и я поняла, что она умерла.
– Не плачь, дорогая! Что ты сделала потом?
– Я просто сидела и тихо держала её на руках, пока не пришла миссис Хюммель с доктором. Он сказал, что малютка мертва, и осмотрел Хейнриха и Минну, у которых болит горло. «Скарлатина, мэм. Надо было позвать меня раньше», – сердито сказал он. Миссис Хюммель сказала ему, что она бедна и пыталась вылечить ребёнка самостоятельно, но теперь уже слишком поздно, и она могла лишь просить его помочь другим детям, оплатив его услуги через благотворительную организацию. Он улыбнулся и подобрел, но всё равно было очень грустно, и я плакала вместе со всеми, пока он вдруг не обернулся и не сказал мне, чтобы я немедленно шла домой и приняла белладонну, иначе тоже заболею.
– Нет, не заболеешь! – воскликнула Джо, крепко прижимая её к себе с испуганным лицом. – О, Бет, если ты заболеешь, я никогда себе этого не прощу! Что же нам теперь делать?
– Не бойся, я думаю, всё обойдётся. Я заглянула в мамину книгу и увидела, что скарлатина начинается с головной боли, боли в горле и необычных ощущений, как у меня, поэтому я приняла белладонну, и мне уже лучше, – сказала Бет, прикладывая холодные руки к горячему лбу и стараясь выглядеть здоровой.
– Если бы только мама была дома! – воскликнула Джо, схватив книгу и почувствовав, что Вашингтон находится невероятно далеко. Она прочитала страницу, посмотрела на Бет, пощупала ей лоб, заглянула ей в горло, а потом серьёзно сказала: – Ты каждый день больше недели ухаживала за ребёнком и находилась среди других детей, у которых точно будет скарлатина, и я боюсь, что ты тоже заболеешь, Бет. Я позову Ханну, она знает всё о болезнях.
– Не пускай сюда Эми. У неё никогда не было скарлатины, и мне не хотелось бы её заразить. А у вас с Мэг скарлатина точно не может повториться? – с тревогой в голосе спросила Бет.
– Наверное, нет. Даже если и повторится, мне всё равно. Поделом мне, какой же я была себялюбивой свиньёй, что отпустила тебя, а сама сидела дома и писала всякую чушь! – пробормотала Джо, направляясь к Ханне, чтобы посоветоваться.
Добрая душа мгновенно проснулась и сразу же взяла инициативу в свои руки, уверяя, что беспокоиться не о чем; все болеют скарлатиной, и если правильно её лечить, то никто не умирает, чему Джо поверила и почувствовала большое облегчение, когда они поднялись наверх, чтобы позвать Мэг.
– А теперь я скажу тебе, что мы сделаем. Мы позовём доктора Бэнгса, – сказала Ханна, осмотрев и расспросив Бет, – просто чтобы осмотреть тебя, дорогая, и убедиться, что мы правильно начали тебя лечить. Потом мы на некоторое время отошлём Эми к тёте Марч, чтобы она не попала в беду, а одна из вас, девочки, останется дома и будет развлекать Бет денёк-другой.
– Конечно, я останусь, я же старшая, – с тревогой в голосе начала Мэг, которую явно мучили угрызения совести.
– Нет, я останусь, потому что это я виновата в том, что она заболела. Я обещала маме, что выполню все её поручения, а сама не сделала этого, – решительно заявила Джо.
– Кого
