чтобы ей позволили написать матери правду, и даже Ханна стала говорить, что «подумает об этом, хотя опасности пока нет». Последнее письмо из Вашингтона добавило неприятностей, потому что у мистера Марча случился рецидив и о возвращении домой не могло быть и речи ещё долгое время.
Какими сумрачными казались теперь дни, каким печальным и одиноким стал дом и как тяжело было на сердце у сестёр, когда они работали и ждали, в то время как тень смерти нависла над некогда счастливой семьёй. Именно тогда Маргарет, сидя в одиночестве и часто роняя на свою работу слёзы, почувствовала, насколько богата она была, имея что-то более драгоценное, чем любая роскошная вещь, которую можно купить за деньги, – любовь, защиту, покой и здоровье, настоящие блага жизни. Именно тогда и Джо, живя в тёмной комнате бок о бок со своей страдающей сестрёнкой, постоянно видя её перед собой и слыша её беспомощный голос, разглядела красоту и нежность натуры Бет, поняла, какое глубокое и нежное чувство она вызывает в сердцах людей, и осознала ценность бескорыстного стремления Бет жить для других и делать дом счастливым, проявляя те простые добродетели, которыми каждый мог бы обладать и которые все должны любить и ценить больше, чем талант, богатство или красоту. И Эми, находясь в изгнании, страстно желала оказаться дома, чтобы что-нибудь сделать для Бет, почувствовав теперь, что никакая помощь не будет ей в тягость или утомительной, и с сожалением вспоминая, как много дел, о которых она забыла, сделали за неё заботливые руки сестры. Лори бродил по дому как неприкаянный призрак, а мистер Лоуренс запер рояль, потому что не мог вынести этого напоминания о юной соседке, которая обычно скрашивала его вечера. Все скучали по Бет. О её самочувствии справлялись молочник, пекарь, бакалейщик и мясник, бедная миссис Хюммель пришла попросить прощения за своё легкомыслие и взять завесу для Минны, соседи передавали всевозможные слова утешения и добрые пожелания, и даже те, кто близко её знал, были удивлены, обнаружив, сколько друзей успела завести обычно такая застенчивая маленькая Бет.
Тем временем она лежала в постели рядом со старушкой Джоанной, потому что даже в бреду она не забывала о своей несчастной протеже. Она тосковала по своим кошкам, но не хотела брать их к себе, боясь, что они заболеют, и в спокойные часы её переполняла тревога за Джо. Она передавала Эми, что любит её, просила сообщить матери, что скоро напишет ей, и часто просила карандаш и бумагу, чтобы попытаться написать хоть пару слов, чтобы отец не подумал, что она им пренебрегает. Но скоро даже те недолгие периоды, когда она была в сознании, прекратились, и она лежала, час за часом беспокойно ворочаясь в постели и бормоча бессвязные слова, или погружалась в тяжёлый сон, не приносивший ей никакого облегчения. Доктор Бэнгс приходил дважды в день, Ханна не спала ночами, Мэг держала в ящике стола телеграмму, которую была готова отправить в любой момент, а Джо не отходила от Бет ни на шаг.
Первое декабря было для них поистине холодным зимним днём, потому что дул пронизывающий ветер, быстро падал снег, и год, казалось, готовился к своей скорой кончине. В то утро пришёл доктор Бэнгс и долго осматривал Бет, с минуту держал её горячую руку в своих ладонях, потом осторожно положил её на покрывало и тихо сказал Ханне:
– Если миссис Марч уже может оставить мужа, то лучше послать за ней.
Губы Ханны нервно дёрнулись, она молча кивнула, Мэг рухнула в кресло, так как силы, казалось, покинули её при этих словах доктора, а побледневшая Джо, минуту постояв, побежала в гостиную, схватила телеграмму и, накинув на себя какие-то вещи, бросилась из дома в снежную вьюгу. Вскоре она вернулась, и, когда она бесшумно снимала пальто, вошёл Лори с письмом, в котором говорилось, что мистер Марч снова идёт на поправку. Джо прочла его с благодарностью, но тяжесть, казалось, не спала с её сердца, и её лицо было так полно страдания, что Лори поспешно спросил:
– Бет стало хуже?
– Я послала за мамой, – сказала Джо, с трагическим выражением лица стягивая с ног калоши.
– Молодец, Джо! Ты сделала это на свой страх и риск? – спросил Лори, усадил её в кресло в прихожей и снял непослушные калоши, заметив, как дрожат у неё руки.
– Нет. Доктор велел нам это сделать.
– О, Джо, неужели всё настолько плохо? – испуганно воскликнул Лори.
– Да, плохо. Она не узнает нас, она даже не говорит о стаях зелёных голубей, как она называет листья винограда на стене. Она непохожа на мою Бет, и нет никого, кто бы помог нам вынести это. Мамы и папы нет рядом, а Бог, кажется, так далеко, что я не могу Его найти.
Слёзы потоком хлынули по щекам бедняжки Джо, и она беспомощно протянула руку, как будто пытаясь что-то нащупать в темноте, и Лори взял её руку в свою и прошептал, насколько мог говорить с комком в горле:
– Держись за меня, Джо, дорогая!
Она не могла говорить, но «держалась», и тёплое пожатие дружеской руки близкого человека успокоило её страдающее сердце и, казалось, привело её к Божественной деснице, которая одна могла поддержать её в этой беде. Лори очень хотелось сказать что-нибудь ласковое и утешительное, но он не находил подходящих слов, поэтому стоял молча, нежно поглаживая склонённую голову Джо, как это делала её мать. Это было лучшее, что он мог сделать, что-то гораздо более успокаивающее, чем самые красноречивые слова, так как Джо ощутила невысказанное сочувствие и в тишине познала сладость утешения, которое любовь может принести скорбящему. Вскоре она вытерла слёзы, принёсшие ей облегчение, и взглянула на него с благодарностью.
– Спасибо, Тедди, мне уже лучше. Я уже не чувствую себя такой одинокой и постараюсь вынести всё, что бы ни произошло.
– Продолжай надеяться на лучшее, это поможет тебе, Джо, скоро твоя мама приедет, и тогда всё будет хорошо.
– Я так рада, что отцу стало лучше. Теперь она не будет чувствовать себя так плохо от того, что придётся покинуть его. Боже мой! Кажется, что все беды свалились разом и самая тяжёлая часть легла на мои плечи, – вздохнула Джо, расправляя мокрый платок у себя на коленях, чтобы он быстрее высох.
– Разве Мэг не вносит свою лепту? – спросил Лори, глядя на неё с возмущением.
– О да, она старается, но она не может любить Бетти так, как я, и она не будет скучать по ней так, как буду скучать я. Бет – моя совесть, и я не могу её отпустить. Я не могу! Не могу!
Джо уткнулась лицом в мокрый платок и снова отчаянно заплакала, потому что до сих пор держалась мужественно и не проронила ни слезинки с тех пор, как Бет заболела. Лори провёл рукой по своим глазам, но не мог произнести ни слова, пока не справился с комом в горле и не сжал губы, чтобы они не дрожали. Может быть, это было не по-мужски, но он ничего не мог с собой поделать, и меня это радует. Некоторое время спустя, когда рыдания Джо утихли, он сказал с надеждой:
– Я не думаю, что она умрёт. Она такая добрая, и мы все так любим её, я не верю, что Бог заберет её.
– Хорошие и дорогие нам люди всегда умирают, – простонала Джо, но плакать перестала, потому что слова друга её подбодрили, несмотря на её сомнения и страхи.
– Бедняжка, ты совсем измучилась. Терять надежду – это так на тебя непохоже. Подожди немного. Я мигом тебя подбодрю.
Лори перескочил сразу через две ступеньки и исчез, и Джо положила свою измученную голову на маленький коричневый капор Бет, который никто и не подумал убрать со стола, где она его оставила. Должно быть, он обладал какой-то магией, потому что незлобивый дух его кроткой хозяйки, казалось, проник в Джо, и когда Лори прибежал назад с бокалом вина, она взяла его с улыбкой и храбро сказала:
– Я пью за здоровье моей Бет! Ты хороший доктор, Тедди, и такой хороший друг. Как мне тебе отплатить? – добавила она, когда вино наполнило силой её тело, а добрые слова освежили её беспокойный дух.
– Я пришлю тебе счёт, но сегодня вечером я дам тебе то, что
