Зима в этом году установилась ужасно рано. За десять дней до Рождества была сильная снежная буря… во всяком случае, тогда мы считали ее сильной. Но оказалось, что это лишь прелюдия к настоящей буре. На следующий день было ясно; Инглсайд и Долина Радуг выглядели чудесно, с заснеженными деревьями и громадными сугробами, которые обрели самые причудливые скульптурные формы под резцом северо-восточного ветра. Папа и мама отправились в Авонлею. Папа решил, что маме будет полезно переменить обстановку, и к тому же они хотели повидать бедную тетю Диану — ее сын Джек был незадолго до этого серьезно ранен. Мы с Сюзан вдвоем остались вести хозяйство; папа рассчитывал вернуться уже на следующий день. Но вернулся он только через неделю. В ту ночь снова началась буря и продолжалась без перерыва четыре дня. Это была самая сильная и долгая снежная буря на острове Принца Эдуарда за многие годы. Все пришло в беспорядок: проселочные дороги были занесены снегом, поезда застревали на станциях, телефонная связь полностью вышла из строя.
И в это самое время Джимс заболел. Он был немного простужен, когда папа и мама уезжали, и в следующие два дня ему становилось все хуже, но мне не приходило в голову, что существует какая-нибудь серьезная опасность. Я даже не измеряла ему температуру, и теперь не могу себе этого простить, так как проявила явную беспечность. А все дело в том, что именно в это время я поддалась унынию. Мама уехала, так что я позволила себе пасть духом. Я вдруг почувствовала, что устала держаться бодро, устала притворяться мужественной и оптимистичной, так что я просто все бросила на несколько дней и проводила большую часть времени, лежа ничком на постели и заливаясь слезами. Я забыла о Джимсе… это правда, отвратительная правда… Я проявила трусость и изменила тому обещанию, которое дала Уолтеру… и если бы Джимс умер, я никогда не смогла бы себе этого простить.
Затем, на третью ночь после того, как папа и мама уехали, Джимсу внезапно стало хуже… ох, гораздо хуже… и так неожиданно. Мы с Сюзан были совсем одни. Гертруда находилась в Лоубридже, когда началась буря, так что ей не удалось вернуться. Сначала мы не были особенно встревожены. У Джимса прежде несколько раз был круп, и нам — Сюзан, Моргану и мне — всегда удавалось выходить его без особого труда. Но довольно скоро мы уже были в ужасном смятении.
— Такого крупа я никогда не видела, — сказала Сюзан.
Что же до меня, то я поняла — когда стало уже слишком поздно, — с какого рода крупом мы имеем дело. Я поняла, что это не обычный круп — «ложный», как его называют врачи, — а «настоящий круп», и я знала, что это смертельно опасно. А папа был в отъезде, и ни одного доктора ближе, чем в Лоубридже… и телефон не работал, так что мы не могли позвонить, чтобы попросить у кого-нибудь совета, и ни лошадь, ни человек не смогли бы пробиться через снежные заносы в ту ночь.
Мужественный маленький Джимс отчаянно боролся за жизнь; мы с Сюзан испробовали все средства, какие только могли придумать или найти в папиных справочниках, но Джимсу становилось все хуже. Было мучительно видеть и слышать, как он страдает. Он так ужасно хватал ртом воздух — бедный малыш! — и на его лице, которое сделалось страшного синеватого цвета, было такое страдальческое выражение, и он все время махал ручками, словно умолял нас чем-нибудь ему помочь. Я поймала себя на мысли, что, наверное, так выглядели солдаты, которые подверглись газовой атаке на фронте, и эта мысль преследовала меня постоянно среди всего моего страха за Джимса. А роковая пленка в его маленьком горле становилась все больше и толще, и он не мог ее откашлять.
О, я была вне себя от ужаса! До того момента я даже не сознавала, как дорог мне Джимс. И я чувствовала себя абсолютно беспомощной.
А потом Сюзан потеряла последнюю надежду.
— Нам его не спасти! Ох, если бы твой отец был здесь… Ты только посмотри на него, несчастный малыш! Я не знаю, что делать.
Я посмотрела на Джимса и решила, что он умирает. Сюзан приподняла его в кроватке, чтобы ему было легче дышать, но казалось, что он уже совсем не дышит. Мой младенец, с его обаятельными манерами и милым озорным личиком, задыхался прямо у меня на глазах, и я не могла помочь ему. В отчаянии я бросила на пол только что приготовленную горячую припарку. Что было пользы в этой припарке? Джимс умирал, и это была моя вина… я оказалась недостаточно бдительной!
И в эту минуту — было одиннадцать вечера — зазвонил дверной колокольчик. Что за звонок! Он загремел по всему дому, перекрывая рев бури. Сюзан не могла подойти к двери — она боялась положить Джимса обратно в кроватку, — так что я бросилась вниз по лестнице. В передней я на миг замерла: мною вдруг овладел нелепый страх. Я вспомнила страшную историю, когда-то рассказанную мне Гертрудой. Однажды ночью ее тетя была одна в доме вместе со своим больным мужем. Она услышала стук в дверь, но, когда подошла и открыла ее, за дверью никого не было… во всяком случае, никого не было видно. Но, как только она открыла дверь, смертельно холодный порыв ветра ворвался в переднюю и, казалось, пронесся мимо нее наверх, хотя стояла тихая, теплая летняя ночь. И тут же она услышала крик. Она бросилась наверх… ее муж был уже мертв. И она всегда потом считала — так сказала Гертруда, — что, открыв в ту ночь дверь, она впустила в дом Смерть.
Нелепо было, конечно, так бояться. Но я была измученной и обезумевшей от тревоги, так что на миг у меня возникло ощущение, что я не осмелюсь открыть дверь… что за ней стоит смерть. Потом я вспомнила, что мне нельзя терять ни минуты… что я не должна быть дурочкой… Я подскочила к двери и открыла ее.
Холодный ветер, в самом деле, ворвался в переднюю и наполнил ее снежным вихрем. Но на пороге стояло существо из плоти и крови — Мэри Ванс, облепленная снегом с головы до ног… и она принесла с собой не Смерть, а Жизнь, хотя тогда я еще об этом не знала. Я просто в изумлении уставилась на нее.
— Не пугайся, из дома меня не выгоняли, — усмехнулась Мэри, входя и закрывая за собой дверь. — Просто пошла два дня назад в магазин Картера Флэгга, да там и застряла с тех пор — пришлось бурю пережидать. Но в конце концов старая Эбби Флэгг стала действовать мне на нервы, так что сегодня вечером я решила перебраться сюда. Подумала, что уж до вас-то добреду — недалеко, но, можно считать, мне повезло, что я тут. Один раз я думала, что насовсем в снегу застряла. Ночка ужас, правда?
Я пришла в себя и вспомнила, что должна немедленно вернуться наверх. Я постаралась как можно скорее объяснить, что происходит, и оставила Мэри в передней стряхивать снег с одежды. Наверху я обнаружила, что прежний спазм у Джимса прошел, но едва я появилась в комнате, как он уже был в тисках нового спазма. Я могла лишь стонать и плакать; ох, до чего мне стыдно, когда я вспоминаю об этом; и однако, что могла я сделать… мы перепробовали все известные средства… и тут я вдруг услышала у себя за спиной громкий голос Мэри:
— Да ребенок-то умирает!
Я круто обернулась. Разве я сама не знала, что он умирает… мой маленький Джимс! Я могла бы выбросить Мэри Ванс за дверь или в окно… куда угодно… в ту минуту. Она стояла, спокойная и невозмутимая, глядя на моего малыша этими своими странными глазами, как могла бы смотреть на задыхающегося котенка. Мне всегда не нравилась Мэри Ванс… а в ту минуту я ее ненавидела.
— Мы все средства испробовали, — глухо сказала бедная Сюзан. — Это не обычный круп.
— Нет, это дифтеритный круп, — сказала Мэри с живостью, хватая висевший на крючке передник. — И времени совсем мало остается… но я знаю, что надо делать. Когда я жила на той стороне гавани у миссис Уайли, малыш Уилла Крофорда умер от дифтеритного крупа, хоть при нем два доктора сидели. И когда об этом услыхала старая тетушка Кристина Макаллистер… вы знаете, это она меня выходила, когда я чуть не умерла от пневмонии… она вообще чудеса творила… ей ни один доктор в подметки не годился… таких, как она, теперь уж нет, скажу я вам… так вот она тогда сказала, что, если бы оказалась поблизости, спасла бы ребенка средством, которому научила ее бабушка. Она рассказала миссис Уайли, что это за средство, и я ни слова из ее рассказа не забыла. Такой памяти, как у меня, ни у кого нет… лежит в ней что-нибудь да лежит, пока не придет время этим воспользоваться. Сюзан, есть в доме сера?
Да, у нас была сера. Чтобы найти ее, Сюзан спустилась в кухню вместе с Мэри, а я тем временем держала на руках Джимса. У меня не было никакой надежды — ни малейшей. Мэри Ванс могла хвастаться сколько угодно… она всегда хвасталась… но я не верила, будто какое-то бабушкино средство может спасти Джимса. Вскоре Мэри вернулась. Она повязала себе на лицо кусок толстой фланели, закрыв рот и нос, а в руках у нее была старая жестянка, в которой Сюзан обычно держит стружки. В жестянку до половины были насыпаны горящие угли.
