ей Роман Иванович.
— Есть! — ответила Гладерика, а затем, нащупав на ящике тумблер, щёлкнула им.
— Теперь надень наушники!
Шлем был сшит таким образом, что не закрывал уши. Наушники прекрасно выполнили эту функцию. Надев их на голову, Гладерика услышала в них беспросветные помехи и какие-то шумы. Звуки окружающего мира для неё стали казаться чем-то потусторонним и приглушённым. Новые ощущения полностью захватили её, и ей потребовались некоторые усилия, чтобы вернуться в реальность. На поле техник жестами показывал ей команду «запуск двигателей». Рычаг впрыска, подача топлива, зажигание, прокрутка лопастей… Гладерика что есть мочи крикнула:
— От винта!!!
В одно мгновение мотор запыхтел, но запыхтел по-новому — не так, как на предыдущем аэроплане. Он работал куда стабильнее. Его гул стал доноситься сквозь шум из наушников. Неизвестная ранее сила овладела телом и сознанием Гладерики. Она ощутила себя грозной повелительницей стальных машин и летательных аппаратов. Роман Иванович вместе с техниками, тем временем, отгонял всех присутствующих на безопасное расстояние. Те нехотя перемещались. Её товарищи по эскадрилье стояли отдельной группой. С высоты аэроплана она увидела, как к ним подбежал Гриша и приказал выстроиться в одну шеренгу на кромке рулёжной дорожки. Они встали так, что руки их оказались за спинами. Слегка удивлённая этим жестом, Гладерика продолжила проверку. Внезапно шум рассеялся, помехи улеглись, и до неё донёсся голос:
— «Аурус», «Аурус», это «Старгейт», как слышно, приём?
— «Старгейт», это «Аурус», слышу тебя! — воскликнула Гладерика.
— Всегда, как заканчиваешь говорить, сообщай словом «приём».
— Поняла, приём.
— Так точно. По окончании сеанса надо говорить «конец связи».
Голос его противно искажался, но это было какой-то немыслимой диковинкой: его было слышно без провода за сотни метров!
— Поняла, приём.
— Сейчас сюда подойдёт Роман Иванович. Он будет следить за твоим полётом и связываться с тобой, приём.
— А ты куда, приём?
— Я останусь в палатке, приём.
— Хорошо, приём.
— Конец связи.
— Конец связи!
Настал момент истины, к которому Гладерика готовилась весь предыдущий год. Он настал до того неожиданно, перед ним произошли столь горькие события, что девушка никак не могла поверить в происходящее. Внутри себя она заключила некую сделку: всё, что будет с ней дальше происходить, она осмыслит чуть позже, стоя на твёрдой земле в тишине и спокойствии. Пока лишь — в путь, ввысь! Техник жестом показал, куда выруливать. Гладерика подняла большой палец вверх, сигнализируя о готовности начать движение. Девушка чуть подвинула рычаг управления двигателем…
«Идиллия» сдвинулась с места. Робко, словно младенец, она проехала свои первые полметра. Однако с каждым последующим разом машина набирала скорость. «Ласковая ты моя, — снова персонифицировала аэроплан девушка, — ты обязательно справишься!». Повернув в сторону рулёжной дорожки, она всмотрелась в кандидатов, что стояли на краю шеренгой. Проехав мимо них, она увидела, как все они — в том числе и Гриша — поочерёдно отдали ей честь. Она в ответ не поскупилась на такой же жест. За ней вздымались клубы пыли, которые обдали стоящих за ней, поэтому они сразу предпочли покинуть данное место, заняв более выгодные места для наблюдения. Аэроплан был необычайно проворен и отзывчив, реагируя на любые движения ручкой и педалями, что несказанно радовало девушку. Спустя несколько поворотов «Идиллия» оказалась на полосе. Гладерика сбавила обороты и приготовилась ко взлёту. Мысленно она дала себе десятисекундный отсчёт.
— Пять… Четыре… Три… Два… Один… — сделала небольшую паузу Гладерика, а затем воскликнула, — земля, прощай! — и потянула от себя рычаг до упора.
Такой силы она не чувствовала никогда прежде. Что-то совершенно неведомое с силой вдавило её в кресло, и аэроплан, по-зверски заревев, стремительно стал набирать скорость. Первые сто метров он проехал по поверхности, но на второй сотне тряска вдруг ослабла. Шасси и мотор больше не поднимали пыль — аэроплан благополучно оторвался от земли. Гладерика взглянула направо и увидела тень от летательного аппарата, который постепенно набирал высоту. Помня обо всех многочисленных инструкциях, она смотрела на приборы и оценивала обстановку визуально. Однако ощущения её были в тот момент на грани возможного. Она одновременно ощущала и эйфорию, и дикий страх, но ещё более диким было ощущение вседозволенности и подлинной свободы. Да, она была скованной ремнями, а держалась в воздухе исключительно благодаря законам физики, но от того её чувства не успокоились. Они горели ярким пламенем внутри её сердца, и всё вместе смешивалось в одно пьянящее и всеобъемлющее чувство — чувство бесконечного восторга. Набрав первоначальную высоту в пятьсот метров, она связалась с Романом Ивановичем и отчиталась о полёте. Предстояло набрать высоту в тысячу метров над уровнем моря, однако уже с более низкого эшелона девушка могла наблюдать простирающиеся на многие мили вокруг поля и леса. Слева от неё блестело и играло рябью Л-жское озеро. Уже здесь ветер ощущался куда более сильным, чем на земле. Он беспощадно задувал лицо Гладерике. Кроме того, на воздушных потоках «Идиллия» порой резко подпрыгивала. Предстоял затяжной этап набора нужной высоты…
***
Тем временем, Александр лежал в жаркой и душной палатке лазарета. Ему было велено никуда не вставать и ничего не делать. Всю ночь и всё утро его терзали мучительные догадки о Гладерике. Всё ли с ней хорошо? В безопасности ли она? Что, если с ней что-то случилось? Что её сподвигло сказать то, что она говорила вчера? А он просто лежит здесь, не в силах ничего сотворить… Вдруг с дальней стороны аэродрома он услышал гул. В мгновение ока он перебрал у себя в уме все варианты, что за шум это мог быть. Вспомнив, что утром он слышал оркестровые марши, а также то, что ни доктор Ларсен, ни Глаша не навещали их с самого утра, к нему пришло очень горькое осознание нынешнего его положения. Этот гул — это шум мотора аэроплана. Аэроплана, который был разработан им! И теперь он не может даже посмотреть на полёт своего же творения! С таким раскладом событий он мириться не собирался. К тому же, снаружи можно было если не отыскать Гладерику, то хотя бы узнать о том, где она. Собрав остатки своей решимости, Александр резко встал с койки. Тотчас закружилась голова, в глазах потемнело, грудную клетку в области ключицы свело острой болью, от которой юноша начал задыхаться. Он никак не отреагировал на это; встав на ноги и опираясь на изголовье койки, он сделал шаг. От него сразу отдало в ключицу.
— Чёрта с два я теперь отступлю, — прошипел Александр и отрывисто прошёл к выходу.
Прихватив по дороге одиноко валяющуюся палку, он пошёл, опершись на неё. Гул мотора нарастал с
