— Даю тебе пять минут на размышление…
Смельчак встает и, засунув руки в карманы, начинает расхаживать по комнате, словно позабыв о присутствии Чарковского.
Дада нервно кусает губы, сжимает кулаки так, что пальцы трещат в суставах. На его лице можно прочитать то страх, то гнев, то ненависть. Наконец он взрывается:
— Нет! Не хочу, не хочу! Вам не удастся заставить меня! Я сыт этим по горло! Хочу жить!!!
— Успокойся, — говорит Смельчак. — Успокойся и прими к сведению, что у тебя осталась всего минута…
— А если не соглашусь?
— Ты ведь знаешь, как мы поступаем с предателями.
— Запугиваешь?.. Не верю! — Чарковский берет себя в руки. — Не боюсь я ваших угроз…
В соседней комнате тенор надрывно заводит песню о Розамунде. Дада бросает взгляд на дверь и бледнеет.
— Ну? Решай…
В словах Смельчака звучит какая-то новая нота, от которой Чарковский буквально обмяк в кресле. Нервы его сдают. Он почти беззвучно шевелит губами:
— Чего вы хотите от меня? Что я должен сделать?..
Смельчак расхохотался.
— Ну и к чему было городить весь этот огород? — язвительно говорит он, усаживаясь рядом с Чарковским. Спокойно достает сигареты, угощает Даду и закуривает сам. — Послушай, Чарковский. Если ты окажешься подлецом, то в тот же день отправишься к ангелочкам! Учти это! Ты ведь порядочная свинья, от тебя можно всего ожидать!
— Что я должен сделать? — повторяет Чарковский, жадно затягиваясь дымом.
— Поможешь провести нам одну операцию. А потом катись на все четыре стороны. Сможешь уйти в лес, хотя для этого ты не годишься. Чересчур нежный. Если пожелаешь отправиться за границу, снабдим тебя документами. Организуем даже переброску через линию фронта. Сам выбирай…
— Что за операция?
— Ну вот видишь! Наконец-то заговорил по-мужски, — удовлетворенно заметил Смельчак.
* * *
Майор проводил Чарковского до самых дверей, на прощание покровительственно потрепав его по плечу:
— Но-но! Выше голову… Теперь все будет хорошо. — Захлопнул дверь и, облегченно вздохнув, вернулся в комнату, где Беата напевала под патефон.
— Выключи, — велел он, затыкая уши. — Я никогда не любил музыки…
Смельчак сел на диван и, обнимая одной рукой Беату за талию, другой начал расстегивать пуговицы на воротничке мундира.
— Ну вот видишь, напрасно ты волновалась. Все прошло хорошо. — Он весело засмеялся. — А теперь у меня есть и для тебя часок…
* * *
Спустя час появился Добжицкий. Потом подошли еще несколько человек — военные и двое в штатском. Когда все собрались, Смельчак торжественно начал:
— Завтра, друзья, наступит наш великий день. Я представил на рассмотрение командования план серьезной операции, и его утвердили. Я ждал только подходящего момента. И он пришел! Мы осуществим этот план!
Все молчали. Смельчак, небрежно развалившись в кресле, следил за выражением лиц присутствующих. Говорил неторопливо, часто останавливаясь и затягиваясь сигаретой.
— Как вам известно, Храбрый во главе лесного отряда должен был совершить нападение на тюрьму. Черт знает как, но об этом пронюхали коммунисты. И теперь это известно всему городу. Люди думают, отважимся ли мы на такой шаг… Вы понимаете, что сейчас на карту поставлен наш престиж… А у Храброго нет уверенности…
— Я не могу взяться за это дело, пока тюрьма усиленно охраняется… — раздраженно бросил один из штатских.
— Верно, — поддакнул Смельчак, — это могло бы дорого обойтись нам…
— Конечно. Поэтому дайте гарантию, что училище не вмешается…
— Погодите, погодите, — усмехнулся Смельчак. — Не нужно торопиться. Как вы считаете, можем ли мы гарантировать это?
Собравшиеся молчали. Смельчак удовлетворенно глядел на их лица. Сейчас он блеснет своим талантом. Он сделал жест, словно хотел всех обнять.
— Подойдите поближе, — понизил голос Смельчак, — я изложу вам свой план…
По мере того как он говорил, на лицах слушателей появился интерес, потом — одобрение и, наконец, — восторг. Смельчак изложил свой план, как опытный штабист. Назвал часы, минуты, очередность проведения операций, каждому поставил задачу.
— Начнем с тюрьмы, — объяснял он. — Ею я займусь сам. Мне будет помогать подпоручник Бритва. Ровно в восемь мы впустим на территорию тюрьмы людей Храброго. К сожалению, у нас нет возможности повлиять на состав завтрашнего караула, в нем могут оказаться лица, сочувствующие коммунистам. Этих мы уберем без шума. В восемь десять с тюрьмой будет покончено. Отсюда напрямик через поля до урочища всего метров триста. Люди Храброго в штатском вернутся в город и захватят почту, электростанцию. Одетые в форму разбиваются на две группы. Первая под командованием подпоручника Бритвы взорвет склад горючего и смазочных материалов училища, я же возглавляю вторую, которая нападет на караульное помещение. Ну и что вы скажете?
— Блестяще, — пробормотал кто-то.
Другие согласно закивали.
— Это только начало. — Смельчак выпятил губу. — Поймите, мы должны нанести завтра коммунистам ощутимый удар. А для этого необходимо использовать на сто процентов каждую возможность.
— А кто примет участие в операции на территории училища? — спросил один из военных.
— Именно для этого я и собрал вас. В ней будут задействованы все наши боевые группы. Училище завтра должно перестать существовать!
Собравшиеся заволновались:
— Мы не успеем подготовиться к завтрашнему дню…
Смельчак повелительным жестом восстановил тишину.
— Выслушайте меня до конца, а потом будете спорить! Завтра, как вам известно, в училище устраивают вечер художественной самодеятельности. Он продлится — это мне доподлинно известно — до десяти часов, то есть во время нашей операции почти весь командный состав будет присутствовать на этом вечере. Теперь-то вам понятно, почему я тянул? Они все вместе окажутся в наших руках. Капитан Герман, в вашем распоряжении будет пятнадцать человек, вооруженных пистолетами. Помните, что это наши лучшие люди в училище. Ваша задача: во время суматохи, которая неизбежно возникнет в зале после взрыва склада горючего, ликвидировать руководство училища. Это следует сделать обязательно в зале. Задание трудное! Если вы его не выполните, вся наша работа пойдет насмарку. Понятно?
Герман — пожилой человек в военной форме — кивнул.
— Вопросы есть?
— Я хотел бы получить список тех, кого следует убрать в первую очередь.
— Это мы еще подробно обговорим. Пока же запомните: не церемониться… Конечно, могут быть и случайные жертвы. A la guerre komme a la guerre.[21] Но пусть это не будет препятствием. Каждый офицер училища может помешать осуществлению наших планов. Это вам понятно?
— Конечно…
— А теперь задание другим боевым группам. Не дать возможности коммунистам предпринять какую бы то ни было ответную операцию. Для этого необходимо: обезвреживать, ликвидировать командиров батарей и дивизионов, одновременно сеять панику, заставлять колеблющихся курсантов переходить на нашу сторону, уничтожать склады с оружием и боеприпасами… Все ясно?
Поскольку и на этот раз ни у кого не возникло сомнений, Смельчак продолжал:
— Еще раз повторяю порядок проведения операции: тюрьма, затем я атакую караульное помещение… — Он сделал паузу и, разминая пальцами сигарету, усмехнулся. Поискал взглядом Добжицкого. — Пользуясь случаем, сведу и личные счеты. Вы знаете, кого, я имею в виду?
Бритва догадался: Казуба и Брыла, в первую очередь Брыла. Смельчак вернулся к изложению плана:
— Одновременно взорвем склад горючего. Ликвидируем командование училища. Мы станем хозяевами положения. Что дальше — покажет развитие событий. Ну и как? У кого какие соображения?
Никто не проронил ни слова, но на лицах было написано одобрение.
— Повторяю еще раз: вы приступаете к осуществлению операции только после взрыва. Ни минутой раньше! Любое отклонение от плана может все испортить и привести к ненужным потерям. А теперь обговорим детали…
* * *
Из квартиры Беаты заговорщики выходили поодиночке или небольшими группами. Смельчак возвращался вместе с Добжицким. Курсант был взволнован.
— Я давно ждал этого дня, — признался он. — Ну и разгуляюсь я завтра! От одной мысли у меня чешутся руки.
— Если все удастся, я думаю, мы сумеем преодолеть пассивность молодежи. — Смельчак развернул перед ним дальнейшие планы: — Если нам удастся увлечь за собой массы — поверьте, они всегда руководствуются стадным чувством, — то весь фронт может затрещать по швам… В тылу русских будут нарушены коммуникации, линии снабжения, и они вынуждены будут отступить…
— И что тогда?
— Как-нибудь договоримся с немцами…
