– Когда вы об этом заговорили, у меня сразу возник вопрос: почему именно эта специализация? – спросила Матильда. В ее глазах не было ни грамма нездорового любопытства, которое я обычно наблюдаю в глазах своих собеседников.
*
Когда она задала мне этот вопрос, я еще не придумала той формулировки, которую вчера отверг Карма. Однако незадолго до этого мне позвонила подружка-интерн из педиатрии, которой срочно требовался совет хирурга. Дело касалось новорожденных. Первый, мальчик, родился с микропенисом, а у второго, девочки, не было влагалища. Их родители были в смятении и очень беспокоились, и кто-то рассказал им о восстановительной хирургии.
Эта девушка-интерн позвонила мне, поскольку – частично благодаря поддержке Матильды – в УГЦ я была на очень хорошем счету и, очевидно, единственная не испугалась открыто поговорить на эту тему с родителями, не прячась за летучки или собрания псевдокомитета по этике. Поговорив с интерном, я отправилась на встречу с родителями обоих детей, которым предложила прийти вместе, поскольку они друг друга знали. Мы разговаривали целую вечность.
– Большинство хирургов будут настаивать на операции. Хирурги для этого и предназначены, правда? Разве это в интересах вашего ребенка? Не думаю. Прежде всего, потому, что сейчас вашему мальчику совсем не нужен пенис длиной двадцать сантиметров, пенис нужен ему только для мочеиспускания, его чувствительность кажется мне нормальной (у него возникала эрекция при малейшем контакте, как у всех новорожденных мальчиков). Процесс роста не завершен, ему еще расти и расти, и точный размер своего пениса он узнает, только когда вырастет. Множество мужчин с коротким пенисом обладают нормальной сексуальностью и могут иметь детей. Но если он решится на операцию, он всегда сможет ее сделать. Что касается вашей девочки, УЗИ показало, что у нее есть матка, следовательно, у нее будут месячные, но только по достижении половой зрелости, то есть – даже если она созреет очень рано – не раньше восьми или девяти лет. За это время возможности пластической хирургии вырастут. Сегодня для них обоих хирургическое вмешательство будет носить исключительно косметический характер и может вызвать драматические последствия, такие как потеря чувствительности, проблемы с рубцеванием и так далее. Вам нужно время, чтобы тщательно все обдумать. Время вам понадобится также для того, чтобы узнать больше об анатомических вариациях половых органов, таких, какие обнаружились у ваших детей. Не торопитесь, наблюдайте за тем, как они растут, любите их. Сейчас им нужна ваша любовь, а вовсе не хирургическое вмешательство.
Эту речь я произнесла на одном дыхании, мне не нужно было долго размышлять, поскольку это был единственный, на мой взгляд, уместный ответ. (Я этого не сказала, но много об этом думала: большинство хирургов склонны считать себя Богом, а среди пластических хирургов таких людей еще больше. Я отлично помню, как слышала по радио: координатор одной из первых прививок в руку сказал, что «мог бы привить даже мужские яички». Этот комментарий привел меня в ярость и убедил в том, что таких людей нужно по возможности держать от профессии подальше.) Родители выслушали меня и, надеюсь, успокоились, тем более что я женщина. Вероятно, они решили, что из-за этого я отнеслась к их проблеме особенно чутко. Разумеется, это никак не было связано с моим хромосомным полом, но выводить их из заблуждения я не стала. Однако это заставило меня задуматься о том, каким колоссальным влиянием и властью я обладаю, а поскольку я хирург, я могла упражняться на отчаявшихся родителях, убеждая их согласиться на срочное вмешательство или, напротив, успокоив их и объяснив, что они могут подождать.
*
Итак, когда Матильда Матис задала мне этот вопрос, я ответила:
– По-моему, прежде чем прикоснуться к человеческому телу, нужно подумать о последствиях, но, к несчастью, слишком многие хирурги сначала отрезают, а потом думают.
– Это касается всех хирургических вмешательств, разве нет?
– Да, но необязательное удаление аппендикса влечет за собой совсем не такие трагические последствия, как неовагина у грудничка, правда? Согласно статистике частота появления на свет детей с половыми органами, «не соответствующими канонам», составляет от одного на тысячу до двух на сотню, при этом сразу после рождения их жизни ничто не угрожает. Однако многие педиатры и хирурги спешат «нормализовать» ситуацию, не посоветовавшись с теми, кого это касается в первую очередь.
– Но ведь невозможно спросить у грудничка его мнение…
– Да, но можно проинформировать родителей, не приставляя к их горлу скальпель, и сказать им, что нужно подождать, пока их ребенок станет достаточно взрослым, чтобы выразить свое мнение. Он же не навсегда останется грудничком. Ведь детей предподросткового возраста не заставляют рассказывать о своих сексуальных пристрастиях. Следовательно, нет ничего скандального в том, чтобы дождаться периода созревания и чтобы дети промежуточного, третьего, пола сами решали, что им делать со своим телом.
Матильда задумчиво покачала головой и сказала:
– А если бы было возможно… скажем… «гармонизировать» половые органы «промежуточного» грудничка нехирургическим способом?
Она знала, что делает. Это а если ? сразу привлекло мое внимание.
– Это был бы колоссальный прогресс, но я не понимаю, как…
– «WOPharma» разрабатывает гормональную методику клеточной стимуляции, которая позволит создать ткань половых органов из клеток-штаммов донора.
– Я думала, что разведение клеток-штаммов запрещено?
– Во Франции. Но наши исследовательские лаборатории разбросаны по всему миру…
– Это не позволяет вам пользоваться данной методикой во Франции.
– Нет, но один из наших соседей это не запрещает…
– Вы хотите сказать, что эта техника уже была испытана на новорожденных?
Матильда была профессионалом. Она поставила стакан, пробормотав, что и так сказала уже слишком много, нарушила договор о неразглашении, что, если кто-нибудь узнает о том, что она мне только что сказала, ее карьера окажется под угрозой. Она мне, конечно, доверяет, но предпочла бы на этом остановиться. Понимаю ли я? Конечно, я понимала, и, конечно, ее беспокойство тотчас же разбудило во мне чувство вины, и я стала делать все возможное, чтобы успокоить ее, и пообещала, что никому ничего не скажу.
На обратном пути, когда мы сидели на заднем сиденье такси, она откинула голову на подголовник и сказала:
– Вам было бы интересно участвовать в исследовании, о котором я говорила?
Я повернулась к ней:
– Да, но в качестве кого? Я пока еще не имею права заниматься практикой за пределами Франции…
– В данный момент речь идет не о практике, а об участии в анализе данных, собранных в ходе исследования. Если результаты получатся убедительными, «WOPharma» соберет все необходимые разрешения на использование данной техники во Франции. На это уйдет два-три года, но к тому времени…
– Да, я уже получу должность руководителя клиники. Я буду в списке номинации лечащих врачей больницы.
– Или в списке агреже…
– В этом я сомневаюсь, – ответила я, качая головой. – Места очень дорогие, нужно быть любимицей начальника. А я не по этой части…
Откинувшись на сиденье такси, Матильда наполнила воображаемым шампанским два воображаемых бокала, протянула один мне и, подняв свой, посмотрела на меня взглядом, полным обещаний:
– Если у начальника хороший советчик, он талантливую сотрудницу не упустит.
Через несколько дней она назначила мне встречу в своем кабинете и представила меня своему начальнику, директору «WOPharma» в центрально-западном регионе. Начальник, высокий, сухопарый, лысый мужчина – его внешность напомнила мне русских киллеров в низкопробных шпионских боевиках, только этот говорил с сильным южным акцентом, – официально предложил мне поработать независимым экспертом и поручил проанализировать результаты исследования, которое только что завершилось. Он протянул мне договор, составленный по всем правилам, в котором содержались драконовское условие о неразглашении и чек на очень большую сумму.
– Это только первый платеж. Мадемуазель Матис передаст вам второй, на такую же сумму, когда вы представите нам ваши заключения, в феврале будущего года. Третий чек, равный общей сумме двух предыдущих, вам передадут при принятии заключения экспертизы, в июне.
Я никогда не видела – а тем более не получала – столько денег за один раз, но совершенно не знала, что с ними делать. Меня интересовал не чек. Меня интересовала возможность приобрести через несколько лет технику для проведения восстановительных операций, которая позволила бы мне заниматься своей профессией так, как я мечтала.
Подписывая договор, я подняла голову, как будто ища одобрения. Матильда сидела в соседнем кабинете, смотрела на меня через стеклянную перегородку и улыбалась.
