Я провожу рукой по её бедру. Она прекрасна. Нет никого прекраснее её. Несметное количество женщин прошло через меня, и только эту я не хочу отпускать ни на секунду.
Иногда меня тревожит ход моих мыслей. «Империи нужна императрица», — думаю я. И гоню эту мысль прочь.
— Расскажи мне свою историю.
— Ты уже слышал её.
— Расскажи ещё раз. Мне нравится слышать твой голос.
Она смеётся.
— И твой смех, — улыбаюсь я.
Она целует меня в щёку.
— Я родилась рабыней, я дочь простого землепашца. Но я росла такой красивой девочкой, что местный рабовладелец, господин Порса, отвёл мне отдельную комнату и растил для того, чтобы сделать своей, когда я созрею. Он дал мне образование, научил манерам. Он умер внезапно, когда мне оставалось до шестнадцатилетия всего три дня.
— Он ждал твоего шестнадцатилетия?
— Да. Я перешла по наследству его дочери. Та ненавидела меня и отправила обратно на пашню. Но меня заметил проезжавший купец — и выкупил за очень небольшие деньги. Он привёз меня в город и сделал своей наложницей. Он был женат. Он тоже умер — и я перешла к его жене, которая продала меня в тот же день за баснословную сумму.
Она рассказывает это в третий раз, а я всё слушаю и не могу насладиться звуками её голоса.
— Мой новый владелец любил устраивать оргии с большим количеством женщин, и я была всего лишь одной из них. Его не стало год спустя, он оказался банкротом, и всё его имущество пошло с молотка — в том числе и я.
Меня пронзает одна мысль. Карл сразу бы разобрался, но моя голова работает не столь блестяще. Трое её владельцев умерло. А я? Может, это некий злой рок? Нужно спросить у Карла.
Единственное, чего я не хочу делать, — отдавать Анну ему.
Моя Золотая Армия уже три дня не видит своего Императора. Объявлено, что Император лично отправился на северные пределы, чтобы решить проблему горцев.
Объявлять, что Император болен, — нельзя. Тем более, что он болен женщиной.
Даже когда у меня жар, мои врачи приводят меня в порядок, я одеваюсь и каждое утро появляюсь на балконе. Потому что Император не болеет. Не имеет права болеть.
Мне хочется сказать Анне, что она должна быть моей императрицей. Нельзя. Рано.
Я встаю с постели и подхожу к окну.
Странно, но я никогда не думал о том, чтобы кто-то заменил меня на балконе Золотого Дворца. И Карл никогда не советовал мне подобного. Вряд ли солдаты разберутся, кто приветствует их — с такого-то расстояния. Надо отдать приказ завести двойника.
Анна нарушила чёткое расписание моей жизни. Она превращает меня из марионетки в человека. Я не хочу быть человеком, потому что я — Император.
— Вернись ко мне, — говорит она.
Я не могу устоять.
Мы лежим, обнявшись, и кажется, что я должен дышать ей, как воздухом, потому что она — мой воздух, мой ветер, мои травы и деревья, она — моя Золотая Армия.
Отдать Карлу? Никогда.
Только одна мысль меня тревожит. Мысль о смерти.
Когда я иду умываться, уже почти полдень. Анна по-прежнему нежится в постели, а я сижу в кресле в соседней комнате. Меня причёсывают, бреют, готовят к решению государственных дел.
Но все мои мысли — об Анне. И тогда я встаю, отталкиваю этих льстецов, этих прилипал и подлиз, опрокидываю тазик с водой, и возвращаюсь в спальню. Нет ничего, кроме этой комнаты. Нет никого, кроме этой женщины на кровати.
— Отчего умирали твои владельцы?
— Первого подвело сердце. Он шёл в мою комнату, чтобы проверить, как меня готовят к свадьбе. Второй умер, уходя от меня. Я — жаркая женщина, ты знаешь это, мой Император. Ему было около пятидесяти, его сердце тоже не выдержало.
Она замолкает.
— А последний?
— Последнего убила одна из его наложниц. Я видела это. Она взяла нож и вонзила ему в спину. Это была сцена ревности. Не каждая женщина готова делить мужчину с десятками других.
— А ты готова?
Она лукаво улыбается.
— Ради тебя, мой Император, я готова на всё.
Во мне борются два человека. Один верит ей, другой видит в её руке нож.
Карл должен рассудить этих двоих, но сейчас не время думать о нём.
— А ты готова отдать жизнь ради своего Императора?
Если бы она с жаром воскликнула: «Готова!», я бы не поверил.
— Не знаю, мой Император. Я не думала об этом.
Она честна. Имею ли я право сомневаться в ней?
Как бы я отреагировал, если бы она ответила отрицательно?
— Хватит говорить, мой Император, — шепчет она мне в самое ухо. — Я же с тобой, зачем ты думаешь о грустном. Я всегда буду с тобой.
Я чувствую, что она недоговаривает.
Я буду с тобой.
До самой смерти, мой Император. До самой твоей смерти.
* * *
— Карл, — я предпочитаю сразу перейти к делу, не рассусоливая долго, ибо долгие разбрасывания слов ведут к итоговой пустоте, а мне нужен совет, причём совет настоящий, не только моего помощника, но и моего друга, каким, кажется, Карл является, — у меня есть к тебе вопрос, который может тебе не понравиться, но тебе придётся его стерпеть, сдержаться, как никогда ранее тебе не приходилось сдерживаться, но имей в виду, что я готов слепо последовать твоему совету, каким бы он ни был, полностью и целиком вверяя себя твоему могучему разуму, друг мой, если я, конечно, имею право так тебя называть…
Он сидит рядом со мной, от него чудовищно пахнет потом, но это я могу ему простить, и только лишь ему, поскольку никакой запах не может отменить ценности Карла, его замечаний и советов, а он выглядит, как обычно, и я думаю, как редко я вижу Карла стоящим, я могу вспомнить всего два-три случая, когда он входил в комнату позже меня, и это вряд ли обусловлено его пунктуальностью, а, скорее, моей медлительностью и отсутствием необходимости куда-либо торопиться в случае встречи с Карлом, беседа с которым в любом случае превращается в многочасовой марафон на терпение и выносливость.
— Что тревожит тебя, мой император, ведь практически все внешнеполитические проблемы решены, и даже со столь часто упоминаемыми горцами ситуация нормализовалась, оставляя тебе гораздо больше времени для размышлений, развлечений и дел личного свойства, обустройство каковых, как мне полагается, не менее важно, нежели решение проблем государства, особенно в той ситуации, в которой ты находишься сейчас, когда тело твоё услаждает прекраснейшая из всех наложниц, когда-либо присутствовавших в этом дворце…
Как же он проницателен, этот хитроумный гений, этот жирный негодяй, будто он сразу читает в моей голове все мысли и строит из них ровную систему, в которой каждому факту, каждому движению находится своя ячейка, и всё эта картина почему-то напоминает мне пчелиные соты в огромном улье, где даже я, Император, оказываюсь всего лишь маленькой рабочей пчелой, а он, Карл, выглядит гигантской маткой, направляющей все потоки своих подданных в правильном направлении.
— Что же, Карл, я не могу не отдать тебе дань уважения, поскольку ты точно сумел попасть в самый центр мишени, в самую суть тревожащей меня проблемы, и этим поразил меня практически в сердце (при этих словах он подобострастно съёживается и делает вид, что ему неудобно, но я точно знаю, что он никогда не испытывает ни малейших неудобств, особенно в беседах со мной), но не беспокойся, мой верный слуга, моё сердце выдерживало ещё и не такие удары, и потому я стерплю твою проницательность, которая низводит мой собственный ум до весьма низкого положения, и сразу постараюсь перейти к сути тревожащей меня проблемы. Дело в том, что Анна, та самая наложница, на которую ты обратил столь пристальное внимание и даже взял с меня обещание отдать её тебе после того, как я в полной мере сумею насладиться её прелестями, поставила меня в одно затруднительное положение, которое не столько мешает мне существовать точно так, как я существовал до того, но даже, скажу более, заметно пугает меня, да и ты, Карл, подлил немного горючего в этот огонь, превращая его не то чтобы в пожар, но во вполне самостоятельный и плотный костёр, не боящийся случайных ветров и снежных бурь. Дело в том, что я в последнее время поймал себя на мысли, что по отношению к нашей прекрасной даме стал испытывать чувства гораздо более глубокие, нежели испытывал до сих пор к самым красивым моим наложницам, и эти чувства постепенно ведут меня к тому, что я нарушу данное тебе слово, и полагаю, что ты сумеешь меня простить, ибо вместо того я готов отдать тебе не то что любую женщину во дворце и в городе, но даже всех этих женщин с правом распоряжаться ими по твоему усмотрению, в то время как Анну я хотел бы не просто оставить при себе, но сделать своей императрицей. Но у этого есть и другая сторона, о которой ты, конечно же, знаешь, и потому я прошу тебя рассудить по справедливости, ибо ничего не может сравниться с делами Империи, ради которой я готов пожертвовать совершенно любыми своими личными порывами и страстями, и сторона эта заключается в том, что все предыдущие владельцы Анны, как ты сам, вероятно, уже знаешь, загадочным образом умирали в то самое время, когда это максимально устраивало Анну, причём я не берусь утверждать, что она сама виновна в этих смертях, но некий злой рок вокруг неё, безусловно, существует, и потому я решил воспользоваться тобой, как человеком, бросающим решающий камень в чашу весов белого или чёрного цвета…
