был как бы с боку припеку, любовник императрицы, а я – законный князь-консорт с бумагой, которая гласит, что тут, в Венгрии, мои повеления равны императорским, потому что на месте событий виднее. Поставить в этом деле не только военную, но и политическую точку – как раз моя работа.
И ставить ее мы будем вместе с Кобой, которого местные знают как испанского борца за свободу народов товарища Хосе де Ацеро. В прежние времена мы с ним не часто пересекались, он больше работал с Павлом Павловичем, который натаскивал его как своего преемника. А вскоре после кампании в Проливах Коба и вовсе пропал с горизонта, но только для того, чтобы вплыть в самом нужном месте в самое нужное время. Рулит Будапештской Коммуной местный кадр Дьюла Альпари, весьма прогрессивный молодой товарищ правильной политической ориентации, а вот товарищами-помощниками у него товарищ Хосе и товарищ Мария (она же прогрессивная аргентинская графиня Мария Луиза Изабелла Эсмеральда де Гусман).
Когда мне открыли тайну этого псевдонима (ибо на моем уровне играют только открытыми картами), я на некоторое время впал в состояние полного очешуения. Силен товарищ Мартынов, силен: это ж надо – суметь «перековать» несостоявшуюся цареубийцу Дору Бриллиант в «товарища Марию», яростного бойца невидимого фронта, сражающегося на нашей стороне. Хотя стоп! Если девушка с самого начала стремилась бороться за справедливость, а не просто с бомбой в руке бунтовала против мрачной действительности (это далеко не одно и то же), то перемена стороны в борьбе непременно пойдет ей на пользу. Тут, среди нас, не делят людей по национальным сортам, не обманывают и не предают на смерть – и не потому, что «нет отбросов, а есть кадры». Азефа, Савинкова и прочих им подобных товарищ Мартынов спихнул в выгребную яму истории и прикрыл крышку, чтобы не воняло. Не было никогда таких – и точка.
Впрочем, на первую встречу Коба прибыл один, без доньи Марии. У часовых имелись соответствующие инструкции, так что пролетку под красным флагом беспрепятственно пропустили к самой станции. Товарищ Коба, то есть Хосе, был неподражаем. Пышные «испанские» усы с чуть подкрученными кончиками и бородка клинышком, как у Дзержинского, совершенно меняли привычный облик будущего «лучшего друга советских физкультурников». Дополняли облик вождя венгерской революции «ковбойская» шляпа из черной кожи и такая я же кожаная куртка-косуха, перетянутая офицерской портупеей, на которой висел автоматический пистолет маузера в деревянной кобуре – не столько оружие, сколько знак власти, как и красная повязки на рукаве.
– Здравствуйте, товарищ Новиков, – пожимая мне руку, сказал Коба по-немецки. – Местные товарищи очень рады, что окончательно разбираться с венгерским вопросом будете именно вы, человек из будущего, с сочувствием относящийся к борьбе трудового народа за свои права.
– Здравствуйте, товарищ Хосе, – ответил я на том же языке. – Местные товарищи правы, я тут оказался не случайно. Особая работа для особого человека. Надеюсь, все прошло без эксцессов?
– Да нет уж, – усмехнулся Коба, – товарищ Одинцов просветил меня, как правильно ниспровергать прогнившие режимы, и чего при этом делать не стоит ни в коем случае, потому что тогда тебя возненавидит весть мир. Все было сделано в белых перчатках, и даже если кого-то пришлось изолировать от общества, то эти люди живы-здоровы, и даже не побиты кулаками. Все эксцессы случились только с противоположной стороны…
И он мотнул головой в сторону горы Геллерт, вершина которой время от времени разражалась вспышками выстрелов тяжелых орудий.
– В таком случае, – сказал я, – никакого кровавого подавления восстания не будет, как и возврата к прежней жизни. Детали мы еще обговорим, но для ваших товарищей они будут вполне благоприятны. Что касается противоположной стороны, то у меня для нее есть хорошая таблетка от дерзости. Думаю, что после курса лечения питательными клизмами господин Андраши и господин Екельфалушши станут куда сговорчивей…
И в этот момент с пустыря, где на позициях развертывалась артиллерийская батарея, прогремел оглушительный выстрел. Я машинально вскинул к глазам десятикратный артиллерийский бинокль (весьма нужная штука для любого командира, если под рукой нет командно-наблюдательного пункта со стереотрубой). После положенных секунд полета снаряда по баллистической траектории на склоне горы Геллерта ниже Цитадели и немного правее встал султан фугасного разрыва. Еще не накрытие, но уже достаточно близко к тому. Второй выстрел другим орудием и вовсе ушел в молоко: видимо, снаряд прошел выше гребня горы и разорвался на ненаблюдаемом отсюда обратном скате. Но капитан Синевич не успокаивался, и третьим выстрелом залепил снаряд прямо в стену восточного бастиона. Из облака черного тротилового дыма и белой, как снег, известковой пыли во все стороны полетели брызги щебня. Стена толщиной в четыре метра оказалась сложена не из несокрушимого гранита или литого фортификационного железобетона, а из известняка, добытого в местном карьере. В середине девятнадцатого века, в эпоху дульнозарядных орудий, стреляющих чугунными ядрами, толщина стены считалась важнее ее прочности, в крайнем случае, бастионы из кирпича и известняка облицовывали относительно тонкой каменной рубашкой. И точно: когда рассеялись дым и пыль, в бинокль стало видно, что в стене после взрыва осталась хорошая диагональная выщерблина полуметровой глубины и двухметровой длины.
Но, несмотря на такой хороший эффект, чтобы снести эту дурацкую Цитадель до основания, потребовалось бы несколько артполков РГК, укомплектованных «Гиацинтами», а еще лучше «Пионами» или даже «Тюльпанами»[29]. Или один «Тюльпан» с тремя-четырьмя фугасными минами (для пристрелки) и одной ядерной мощностью две килотонны. И все – неудачливое венгерское правительство можно было бы выносить за скобки при минимальном расходе боекомплекта. Но, к сожалению, а скорее всего, к счастью, такого тяжелого молотка у меня под рукой нет и не предвидится, а значит, будем обходиться тем, что имеется. И эти гаубицы сами по себе как армейский инструмент чудо как хороши.
Впрочем, капитан Синевич и без моих указаний понимал бесперспективность разрушения Цитадели до основания силами огня своей батареи. Так что после очередной поправки черный султан следующего взрыва выметнулся откуда-то из крепостного двора, и еще два пристрелочных снаряда легли примерно туда же. А вот так жить уже можно; после некоторой паузы, должно быть, последовала команда «десять снарядов, беглый огонь» – и пушки замолотили в темпе «бери больше, кидай дальше». Коба, совершенно оглушенный этой канонадой, открыл рот. И правильно – барабанные перепонки целее будут.
И вот, когда артиллерийская вакханалия была в самом разгаре, во дворе Цитадели, где один за другим вздымались перекрывающие друг друга султаны разрывов, сверкнула ярчайшая ярко-розовая вспышка, и вершину горы затянуло белесым облаком, через которое прорывались черно-смоляные клубы дыма,
