было нельзя. Генерал-полковник Франц Конрад фон Хётциндорф сразу после переворота был отправлен в отставку, но среди офицеров Генерального штаба и армейских генералов у него имелось большое количество сторонников и единомышленников. В условиях, когда Венгрия уже пала, гонвед разошелся по домам, и Австрия осталась одна в неравной борьбе против кайзера Вильгельма, который играет с ней как кот с мышью, военный переворот в пользу прекращения войны с братским германским народом становился практически неизбежен.
Если бы австрийская пропаганда в течение двадцати-тридцати лет (примерно со времени предыдущей войны) талдычила только о том, какие плохие эти пруссаки, впитавшие в себя изрядную толику автохтонного славянского населения (хотя в самих австрийцах славянских кровей не меньше), а кайзер Вильгельм вообще исчадие ада – тогда межнемецкая война удалась бы на славу. Но дело в том, что старый император Франц-Иосиф сорок лет обрабатывал свой народ в прямо противоположном ключе (прямо как Моисей, только наоборот). Его пропаганда твердила, что Германия – это лепший друг и партнер, единственный союзник и залог существования Двуединой империи, и что нет у австрийцев народа ближе, чем немцы. И вот, когда Франца-Иосифа не стало, а его наследники уже не внушали людям такого доверия, германский кайзер Вильгельм пришел собирать урожай. Он и в нашем прошлом тоже забирал бы Австрию[31], да только поражение в Первой Мировой войне помешало сбыться этим намерениям.
В самой Венгрии обстановка тоже была, мягко выражаясь, мутной. Будапештская Коммуна контролировала саму столицу и пригородные земли вокруг нее. На северо-востоке вплоть до Дебрецена и на юго-востоке до Сегеда поддержание правопорядка временно лежало на оккупирующих эти земли частях русской армии, на прочей же территории Венгрии, включая Словакию, творились хаос, анархия и безвластие. Наивысшая концентрация смуты и беспорядка охватила Трансильванию, где до сих пор горели помещичьи имения, а большие и малые города выглядели, как древнеримские крепости, осажденные взбунтовавшимися варварами.
А в Российской империи в разгаре промышленно-экономический подъем, в Сибири в меридиональном (с севера на юг) направлении к месторождениям полезных ископаемых строятся железные дороги, вокруг узловых станций как грибы растут города. По зимнему времени, плотно, как в войну, в восточном направлении отправляются эшелоны с переселенцами, а навстречу им на запад идут составы с зерном нового урожая для прокорма растущих промышленных центров. В Петербурге и Москве строятся первые моторостроительные, автомобильные, и даже самолетные заводы; первый разведывательный аэроплан Гаккеля (не успевший на войну в Проливах, как и новомодные гаубицы) уже пробороздил небеса. И в то же время на закрытых от посторонних глаз полигонах уже месят снег гусеничные машины, которым предстоит стать первыми русскими танками. Все на пределе возможности: «скорее, выше, дальше, быстрее, мощнее». Не зря кайзер Вильгельм опасался внезапных сюрпризов, ох не зря…
И как раз в этот горячий момент русская императрица решила обсудить с канцлером Одинцовым вопрос, что делать дальше с этой Венгрией, оторвав того от не менее важных дел.
– Павел Павлович, – сказала она, усевшись в свое персональное кресло, – победа в Венгрии достигнута, но положение проще не становится. Никакого законного правительства, с которым можно было бы договориться, на территории Венгрии не имеется, и законного монарха тоже. А ведь мы первоначально совсем не намеревались настолько глубоко влезать в эти венгерские дела, и лишь хотели гарантировать интересы и безопасность нашей союзницы Сербии. Воеводина – и ни верстой дальше. А все обернулось совсем по-другому. Кашу заварили, теперь требуется расхлебывать, а ведь по плану окончательным улаживанием ситуации должен был заниматься Франц Фердинанд.
– Нет больше Франца-Фердинанда, – сказал канцлер Одинцов, – и государственности у Венгрии тоже нет. Коммуна в Будапеште – это не государственность, а только ее эрзац…
– Совершенно с вами согласна! – воскликнула императрица. – Из мятежа не может произрасти ничего хорошего, только кровь, горе и убийства. Но, к сожалению, восстание простонародья во вражеской столице оказалось единственным доступным Нам способом для уменьшения человеческих жертв среди мирных жителей Будапешта и потерь среди наших солдатиков. Мы с самого начала в этом сомневались, а вы с Игорем Михайловичем (полковник Баев) заранее знали это наверняка, и, более того, загодя приготовили для этого восстания все необходимое – и людей, и средства. Но теперь, когда дело сделано, а нужный нам порядок так и не наступил, что делать дальше?
– Временно, до проведения всеобщих выборов, – сказал канцлер Одинцов, – править Венгрией должен триумвират из вождя Коммуны левого социал-демократа Дьюлы Альпари, премьер-министра последнего довоенного правительства Шандора Векерле и Вашего представителя и одновременно командующего оккупационной армией генерала Плеве…
– Постойте-постойте, Павел Павлович! – всплеснула руками императрица. – Каких выборов? Разве вы собираетесь учреждать в Венгрии Республику?
– Ни в коем случае, – ответил Одинцов, – до выяснения всех обстоятельств я намереваюсь учредить Регентство. Но оно тоже может опираться либо на законного, но временно недееспособного монарха, либо на законно избранный Парламент, учреждающий Регентский совет и инициирующий процедуру элекции основателя новой династии. С недееспособным, но законным монархом, насколько я понимаю, у нас пока в Венгрии туговато, да и Парламент, избранный по старым законам, отсекающим от этого процесса большую часть венгерского населения, тоже не может считать легитимным представителем мадьярского народа.
– Да, – прикусила губу Ольга, – так и есть. Германские войска заняли замок Артштеттен, являющийся семейным владением императора Франца Фердинанда и императрицы Софии, но не нашли там никого, кто мог бы просветить нас по поводу судьбы детей последнего законного австрийского императора. Да и по поводу венгерского парламента я с вами полностью согласна. Ведь именно он сформировал то самое правительство, которое, взбунтовавшись против своего короля, развалило Австро-Венгерскую империю, и в итоге погубил огромное множество людей, включая Франца Фердинанда. Кстати, по поводу Шандора Векерле – разве он не того… не взлетел на воздух вместе с господином Андраши и прочими министрами?
– Нет, – усмехнулся канцлер Одинцов, – с Шандором Векерле все благополучно. Когда Дьюла Андраши-младший приказал начать обстрел Будапешта из тяжелых орудий, наш герой из-за этого поругался с ним настолько жестоко, что угодил в тюремное подземелье под Цитаделью, где благополучно пересидел все последующие перипетии. Потом, когда после взрыва гарнизон капитулировал, пришли повстанцы, извлекли из подвала жертву тирании и без грубостей отправили в городской дом под домашний арест. Все ваши установки о непричинении вреда деятелям предыдущего режима выполняются восставшими с неукоснительной точностью, хотя первоначально пан Векерле шипел и плевался, как какой-то дикий кот.
– Ничего, – кивнула повеселевшая императрица, – после разговора с Сашкой господин Векерле станет как новенький. Умеет мой супруг вразумлять воинствующих
