чтобы помолиться. Святым было бы приятно, если бы кто-нибудь пользовался такими прекрасными чётками, как эти, вместо того чтобы носить их напоказ как украшение.
– Вы, кажется, находите большое утешение в молитвах, Эстер, и всегда спускаетесь вниз такой спокойной и удовлетворённой. Хотела бы я уметь так же!
– Если бы вы, мадемуазель, были католичкой, вы бы нашли истинное утешение в молитвах, но раз это не так, то было бы хорошо, если бы вы каждый день удалялись, чтобы подумать и помолиться, как это делала одна добрая госпожа, которой я служила до мадам. У неё в доме была маленькая часовня, и в ней она находила утешение от многих треволнений.
– Будет ли правильно, если и я буду так делать? – спросила Эми, которая в своём одиночестве чувствовала, что ей нужна какая-то поддержка, и обнаружила, что теперь, когда Бет не было рядом, она забыла о своей книжечке.
– Это было бы превосходно и очаровательно, и я с радостью обустрою для вас местечко в небольшой гардеробной, если она вам нравится. Ничего не говорите мадам, но, когда она заснёт, идите туда и посидите немного в одиночестве, думая о хорошем и моля дорогого Бога сохранить вашу сестру.
Эстер была истинно благочестива и совершенно искренна в своих советах, потому что у неё было любящее сердце и она очень сочувствовала сёстрам в их тревоге. Эми эта идея понравилась, и она позволила Эстер обустроить светлую гардеробную рядом с её комнатой, надеясь, что это пойдет ей на пользу.
– Хотела бы я знать, кому перейдут все эти прелестные вещицы, когда тётя Марч умрёт, – сказала она, медленно кладя на место сверкающие чётки и закрывая одну за другой шкатулки с драгоценностями.
– Вам и вашим сёстрам. Я знаю это, мадам мне открылась. Я присутствовала при составлении её завещания, и так оно и будет, – прошептала Эстер, улыбаясь.
– Как мило! Но лучше бы она отдала их нам сейчас. Промедление – это совершенно неприемлемая склонность, – заметила Эми, бросив последний взгляд на бриллианты.
– Юным леди рано носить такие украшения. Первая из вас, кто соберётся замуж, получит жемчуг на помолвку, так сказала мадам, а вам, я думаю, будет подарено маленькое бирюзовое колечко, перед тем как вы уедете домой, потому что мадам одобряет ваше хорошее поведение и очаровательные манеры.
– Вы так думаете? О, я буду смирнее ягнёнка, только бы получить это прелестное кольцо! Оно гораздо красивее, чем у Китти Брайант. Мне всё-таки нравится тётя Марч.
И Эми с довольным видом примерила голубое кольцо, твёрдо решив его заслужить.
С этого дня она стала образцом послушания, и старая леди самодовольно любовалась успехами своего метода воспитания. Эстер соорудила в шкафу маленький столик, поставила перед ним низкую скамеечку, а над ним повесила картину, позаимствованную из одной из запертых комнат. Она считала, что картина не представляет большой ценности, но, поскольку это было уместно, она одолжила её в полной уверенности, что мадам никогда не узнает об этом, а если узнает, то не будет беспокоиться. На самом деле это была очень ценная копия одной из самых знаменитых картин мира, и умеющие ценить прекрасное глаза Эми никогда не уставали смотреть на милое лицо Богоматери, в то время как её душа была преисполнена нежными мыслями о собственной матери. На стол она положила своё маленькое Евангелие и псалтырь, поставила вазу с лучшими цветами, которые ей приносил Лори, и приходила сюда каждый день, чтобы «посидеть в одиночестве», думая о хорошем и моля дорогого Бога сохранить её сестру. Эстер подарила ей чётки из чёрных бусин с серебряным крестиком, но Эми повесила их на стену и не стала ими пользоваться, сомневаясь в том, что они подходят для протестантских молитв.
И во всем этом маленькая девочка была очень искренна, потому что, оставшись одна за пределами безопасного домашнего гнезда, она так остро чувствовала потребность в некой доброй руке, которая могла бы её поддержать, что инстинктивно обратилась к сильному и нежному Другу, чья отеческая любовь теснее всего окружает Его маленьких детей. Ей не хватало помощи матушки, чтобы постичь себя и управлять собой, но, наученная тому, куда смотреть, она делала всё возможное, чтобы найти свою дорогу и уверенно идти по ней. Но Эми была ещё юной паломницей, и сейчас её бремя казалось ей очень тяжким. Она старалась забывать о себе, думая о других, оставаться весёлой и довольствоваться тем, что всё делает правильно, хотя никто этого не видел и не хвалил её. Сделав первую попытку быть очень, очень хорошей, она решила составить завещание, как это сделала тётя Марч, чтобы, если она заболеет и умрёт, её имущество было справедливо и щедро поделено между наследниками. Ей было больно даже думать о том, чтобы расставаться со своими маленькими сокровищами, которые в её глазах были так же ценны, как украшения старой леди.
Во время одного из часов, отведённых для игры, она, как могла, составила этот важный документ, не без помощи Эстер относительно некоторых юридических терминов, и, когда добродушная француженка поставила в завещании свою подпись, Эми почувствовала облегчение и отложила его, чтобы показать Лори, которого она хотела сделать вторым свидетелем. Поскольку день был дождливый, она поднялась наверх, чтобы поиграть в одной из больших комнат, и взяла с собой Попку. В этой комнате был гардероб, полный старомодных нарядов, с которыми Эстер позволяла играть девочке, и её любимым развлечением было облачаться в выцветшую парчу и расхаживать взад и вперёд перед большим зеркалом, делая величественные реверансы и размахивая шлейфом с шуршанием, которое услаждало её слух. В этот день она была так увлечена переодеваниями, что не услышала звонка Лори и не заметила, как он заглянул к ней, когда она с серьёзным видом прохаживалась взад и вперёд, обмахиваясь веером и вскидывая голову, на которой красовался большой розовый тюрбан, странно контрастировавший с её синим парчовым платьем и жёлтой стёганой нижней юбкой. Она была вынуждена шагать осторожно, потому что на ней были туфли на высоких каблуках, и, как Лори потом рассказывал Джо, было забавно наблюдать, как она семенит в своём ярком костюме, а Попка бочком двигается у неё за спиной и важничает, подражая ей, как только может, время от времени останавливаясь, чтобы расхохотаться или воскликнуть: «Ну, разве мы не чудо? Убирайся, ты, пугало! Попридержи язык! Поцелуй меня, дорогуша! Ха! Ха!»
С трудом сдержав взрыв хохота, чтобы не обидеть её величество, Лори постучал и был любезно принят.
– Присядьте и отдохните, пока я уберу эти вещи, а потом я хочу посоветоваться с вами по очень серьёзному вопросу, – сказала Эми, продемонстрировав своё великолепие и загнав Попку в угол. – Эта птица – испытание всей моей жизни, – продолжила она, снимая с головы розовый тюрбан, в то время как Лори уселся верхом на стул. – Вчера, когда тётя спала, а я старалась сидеть тихо, как мышка, Попка начал визжать и хлопать крыльями, так что я решила выпустить его из клетки и увидела там большого паука. Я выкинула его из клетки, и паук спрятался под книжный шкаф. Попка зашагал за ним следом, нагнулся, заглянул туда, сказал в своей забавной манере, скосив глаза: «Выходи и давай прогуляемся, дорогуша». Я не удержалась от смеха, и Попка выругался, а тётя проснулась и отчитала нас обоих.
– И что же, паук принял приглашение нашего старика? – спросил Лори, зевая.
– Да, паук выполз, а Попка убежал, до смерти перепугавшись, вскарабкался на тётушкино кресло, вопя: «Лови его! Держи его!» – когда я гонялась за пауком.
– Это ложь! Ей-богу! – воскликнул попугай, клюнув Лори в носок ботинка.
– Я бы свернул тебе шею, если бы ты был моим, старый мучитель, – воскликнул Лори, грозя кулаком птице, которая склонила голову набок и мрачно каркнула: «Аллилуйяррр! Благослови тебя бог, дорогуша!»
– Ну всё, я готова, – сказала Эми, закрывая шкаф и вынимая из кармана листок бумаги. – Пожалуйста, я хочу, чтобы ты прочёл это и сказал мне, законно ли это и правильно ли. Я почувствовала, что должна это написать, ибо жизнь так переменчива, и я не хочу, чтобы над моей могилой нависли недобрые чувства.
Лори закусил губу и, немного отвернувшись от своей печальной подопечной, с похвальной серьёзностью прочёл следующий документ, принимая
