пятам Франклина Рузвельта и его «Нового курса», предложил программу «Великое общество», целью которой была заявлена «война с бедностью». В числе прочего его программа предусматривала распределение государственных средств непосредственно между НКО, среди которых была и организация Planned Parenthood. Деньги выделялись с условием, что малоимущие получатели будут вовлечены в «борьбу с бедностью»: НКО должны были нанимать сотрудников из числа членов тех сообществ, которым они помогали. Они также должны были непосредственно взаимодействовать с муниципальными органами власти и активистскими группами, снова получившими финансирование (некоторые из них использовали эти средства для ведения политической борьбы). Как я уже отмечала в первой главе, государственное финансирование позволило организациям, боровшимся за право на социальное обеспечение, нанимать на работу активистов, а не соцработников из среднего класса. Благодаря этому НКО перешли от решения частных вопросов к борьбе с социальными корнями бедности. Если говорить о праве на социальное обеспечение, то проблема заключалась в том, что женская работа по дому не воспринималась как «настоящая» занятость[352].
Напряжение между работниками благотворительных организаций (которые, если говорить о классовой и этнической принадлежности, были ближе к богатым филантропам) и нуждающимися ощущалось не только в США. В 1982 году Английское объединение проституток захватило церковь Святого Креста в Лондоне, протестуя против жестоких действий полицейских и добиваясь сохранения созданных ими общественных юридических служб. Организация добилась удовлетворения своих требований, но победа была омрачена тем, что впоследствии имена секс-работниц, участвовавших в акции, были вычеркнуты из истории. Сельма Джеймс, которая в то время была пресс-секретарем объединения, писала, что акция была воспринята как «призыв к профессионализации и деполитизации юридических и других служб, созданных женщинами-проститутками в качестве инструментов политической борьбы». В отчете, вышедшем после акции, род занятий активисток не упоминался. Юридическая служба, созданная секс-работницами, была ликвидирована, а на смену ей пришла новая профессиональная организация. «На наших глазах уничтожается история борьбы женщин и создается новая индустрия, предлагающая рабочие места для девочек», – писала Джеймс. В другой публикации она заметила: «Каждый раз, когда мы создаем движение, в результате нашей борьбы небольшой группе людей удается получить работу, после чего они заявляют, что это и было целью движения»[353].
После того как работа сотрудников благотворительных и неправительственных организаций стала восприниматься как «настоящая» занятость, достойная оплаты, старый раскол между благотворителями и получателями благотворительности приобрел новые очертания. Обеспеченные и хорошо образованные белые женщины получили возможность делать карьеру (чего и добивались феминистки), однако на работе не имели серьезной власти – по крайней мере власти над мужчинами. В некоммерческом же секторе они исполняли прежнюю социальную роль, но на новый манер: работа по уходу наделяла их властью, пускай даже это в основном была власть над другими женщинами.
После того как в 1970-е годы на фоне экономического кризиса на смену программе «Великое общество» пришли неолиберальные реформы, государство сократило расходы на социальные программы. Это способствовало развитию негосударственных организаций, которые вновь взяли на себя задачу сглаживания острых углов капитализма и заботы о тех, кто стал жертвами капиталистической системы. В 1953 году около 50 организаций в США имели статус НКО. К 1978 году их число выросло примерно в шесть раз. Как пишет географ Рут Уилсон Гилмор, это было связано с идеей, «что некоммерческий сектор, основанный на добровольном труде, должен взять дело в свои руки и исправить ситуацию там, где рынок потерпел неудачу». НКО стали играть роль «теневого государства», латая дыры, образовавшиеся после демонтажа институтов всеобщего благосостояния. В результате число таких организаций (а также финансировавших их фондов) резко возросло. Сегодня некоммерческий сектор находится на третьем месте в США по числу сотрудников[354].
Рост числа благотворительных фондов способствовал увеличению их политического веса. Одновременно урезание финансирования государственного сектора привело к ликвидации некоторых учреждений, осуществлявших контроль за фондами, освобожденными от налогов. В 1997 году Николас Леманн писал в журнале The Atlantic: «Смещение баланса сил от правительства в сторону фондов привело к тому, что проявления этой силы стали менее заметными… Главные политические вопросы до сих пор остаются не заданными – каким образом следует ограничить экономическую и политическую деятельность фондов в обмен на освобождение от налогов? И имеет ли вообще смысл освобождать их от налогов?»[355]
Однако работники НКО в большинстве своем по-прежнему руководствовались благими намерениями. Многие из них пытались бороться с неравным распределением богатства даже несмотря на то, что были ограничены в возможностях критиковать его накопление. НКО давали активистам возможность зарабатывать себе на жизнь и продолжать вести политическую борьбу. Кроме того, они финансировали общественные движения. Именно активисты из НКО выступили с критикой «некоммерческого промышленного комплекса» (NPIC), которая помогает понять ограничения такой формы организации. В антологии «Революция не будет финансироваться фондами» («The Revolution Will Not Be Funded»), подготовленной группой INCITE! (сеть небелых феминисток, выступающих против насилия), исследователи, имеющие опыт работы в НКО, анализируют этот феномен и его влияние на общественные движения. Они не приходят к однозначному выводу: некоммерческие организации нельзя назвать ни хорошими, ни плохими. Вместо этого авторы антологии говорят о необходимости понимания сложных взаимосвязей между правительством, жертвователями, фондами, социальными службами и общественными движениями, что невозможно без анализа условий труда в НКО[356].
Некоммерческие организации и их сотрудники всегда сталкивались с противоречием между необходимостью помогать нуждающимся (облегчая их страдания) и бороться за политические изменения. Ситуация обострилась в 1980–1990-е годы, когда в результате сокращений в государственном секторе все больше людей стали нуждаться в помощи. Кризисы 2008 и 2020 годов только усугубили ситуацию. Зачастую НКО легче получить деньги на помощь нуждающимся, так как подобная деятельность вписывается в традиционную модель благотворительности. Если же работники организации заявляют что-то вроде: «Нам нужны деньги, чтобы помочь маргинализированным группам объединиться и добиться власти», то жертвователи вполне могут отказать им. Деятельность НКО основана на противоречии: они финансируются за счет доходов капиталистов, пользующихся неравенством капиталистической системы, однако эта система не может существовать без людей, которых необходимо кормить, одевать, обеспечивать жильем и уходом. Занимаясь работой по уходу, некоммерческие организации смазывают шестеренки капиталистической системы. Если же они решат остановить их вращение, им придется отказаться от работы, обеспечивающей воспроизводство этой системы. Тут сотрудники НКО сталкиваются со сложной дилеммой, ведь от их работы зависит жизнь многих людей[357].
Кроме того, внутреннее напряжение присуще самой модели НКО: организации, позиционирующие себя как некоммерческие или благотворительные, ограничены в своих политических возможностях. Например, в США НКО запрещено проводить кампании в поддержку политических партий и кандидатов на выборах. На практике этот запрет еще более существенно ограничивает политическую деятельность,
