монстра. Он лишь вздохнул и в тот же миг полностью погрузился в воду.
Все глубже затягивал его за собой громадный змей, все холоднее и темнее становилось вокруг. Казалось, откуда такая глубина в обмельчавшей реке? Однако змей утягивал У Чана не на дно, а в лабиринт подводных пещер, напоминающих колодец.
Вырваться было невозможно: руки наследника плотно прижало к телу толстым хвостом, и все, что у него оставалось на уме, – это как можно дольше продержаться, не глотнуть воды и не захлебнуться, пока не придет помощь сверху. Но легкие все же не выдержали и выпустили большие пузыри воздуха, отчего змей неожиданно остановился. Желтоглазый монстр притянул к себе юношу, и тот вдруг услышал в голове чужой голос:
– Господин, я помогу.
От неожиданности У Чан потерял контроль над собой. Чувство, как вода со страшной мощью наполнила горло, захватило его мысли. Теперь в неконтролируемой попытке высвободиться и вздохнуть он лишь делал хуже, глотая воду. Вдруг в реку что-то упало, и раздался глухой всплеск: это был окутанный тенью человек, что старался изо всех сил спасти юношу. Силуэт быстро оказался рядом, жестикулируя руками и что-то показывая У Чану, но тот дальше носа уже ничего не видел. Чужие черные волосы коснулись лица наследника, и он ощутил, как змеиная хватка ослабла, а человек схватил его за лицо.
Глава 19
Часть 1
Ворошить забытое
Северная часть Поднебесной все еще была окутана снежной пеленой. Суровая зима постепенно отступала. Мороз перестал пощипывать открытые лица и руки господ.
Го Бохай любил такое время года, тихое и спокойное, когда, стоя на горе, он мог издалека увидеть приглушенные огни зимней столицы Тяньцзинь. Жизнь на городских улочках утихла, но люди то и дело, как пчелы в улье, носились туда-сюда. Ранее он постоянно со стороны наблюдал за жизнью других, но сейчас это его утомляло: глядя на людей, он лишь глубже проникался своим одиночеством, с которым еще не успел свыкнуться.
Когда рядом вечно крутится причина беспокойства, а по пятам бредет ядовитый болтун, сложно даже помыслить о беззаботном существовании. Го Бохай настолько привык, что уже не представлял своей жизни без этого. И чтобы не докучать окружающим своей чрезмерной заботой, которую теперь некуда было девать, он обзавелся похожей компанией – сворой таких же вечно преследующих его, но уже не людей, а горных псов. Самый большой и гордый член стаи по кличке Вожак напоминал ему Сянцзяна: он так же сидел поодаль ото всех и так же выказывал всем своим видом, что одиночество – это дар, а не проклятие. Три только недавно окрепших щеночка, которые не походили характером на своего отца, Вожака, все время прибивались к ногам сидящего в беседке Го Бохая. Веселый и игривый, тихий и стеснительный, прыткий и требовательный – каждый из них напоминал ему определенную черту характера У Чана и каждый, играючи, дрался с другим за внимание мужчины. Правда, у тихони, как у самого робкого, не выходило соперничать с братьями. Его словно не интересовало состязание, но, как оказалось, тихоня был довольно хитер: пока братья, увлеченные друг другом, катались в снегу, он пользовался моментом, подбегал к ногам, укрытым зимней меховой накидкой, и утыкался в них носиком. Го Бохай вновь и вновь протягивал руку и почесывал его за ухом. И видя, как мужчина склонился над их собратом, два других неслись к нему. Тот, что был самым прытким, подбегал, заглядывал прямо в глубь серых глаз Го Бохая, как бы говоря: «Гладить тут нужно только меня!» – а после в нетерпении топал лапкой. Тот, что был игривым, тридцать три раза падал, спотыкаясь, набрасывался на руку и начинал с нежностью покусывать тонкие пальцы.
Был и четвертый северный пес, что расхаживал за Го Бохаем повсюду, – Юэ. Но она сидела в стороне, рядом с Вожаком.
Волчата вновь начали борьбу друг с другом, и, наблюдая за ними, отец семейства громко рыкнул. Все трое сразу подскочили на четвереньки и, утихомирившись, сели у ног наставника. Го Бохай оценил силу влияния Вожака и необъятное уважение щенков к своему отцу, но все же посчитал этот жест со стороны предводителя стаи лишним.
– Отчего же вы гневаетесь на них, это всего лишь детская игра, дорогой Вожак. Они ни капли не мешают мне, пусть резвятся, пока малы…
Но тот и глазом не повел, лишь гордо задрал нос. Го Бохай продолжил:
– Но тогда почему к одним своим детям вы строги, а к другим снисходительны?
Вожак лишь вильнул хвостом в ответ. Задав вопрос именно так, Го Бохай имел в виду отношение Вожака к тройняшкам и к своему воспитаннику. Ведь именно его, У Чана, как собственное дитя, с момента его рождения опекал отец волчьей стаи. Своему человеческому, хоть и приемному ребенку гордый северный пес позволял многое: есть, что пожелает, лазать, где вздумается, дергать главу волчьего семейства за все, что подвернется, и вести себя, как захочется сердцу, но вот к другим своим детям из потомства такого снисхождения не проявлял. Все волчата и волки неукоризненно слушались его и без одобрительного фырка Вожака даже не думали что-либо предпринимать. Примером его жестокого и бездушного воспитания была Юэ. Хоть ее, выхоженную человеком, и приняли обратно в стаю, она все еще была той, кого собственное семейство выбросило на улицу, ни капли не задумываясь о ее судьбе.
«Возможно, – пришел к мысли Го Бохай, – Вожак правильно делал, стоя на своем и держа всех в ежовых рукавицах, ведь если его вдруг перестанут слушать, он потеряет всякий авторитет как в собственной стае, так и в глазах своего хозяина, достопочтенного главы клана У».
Стойкий и иногда жестокий Вожак был полной противоположностью мягкого и уступчивого наставника. Наверное, Го Бохаю тоже стоит чему-то поучиться у волка, например вести себя с учеником построже. Только что-то внутри подсказало – такому не бывать. Он даже попытался представить момент, когда будет вынужден накричать на У Чана, возможно, даже одарить его отрезвляющей пощечиной, но Го Бохай так и не смог придумать, какой поступок должен совершить воспитанник, чтобы он так разозлился.
Сдавшись, Го Бохай выдохнул и с улыбкой вновь обратился к Вожаку:
– Извините… но я так не смогу…
Волк словно понял, что именно сейчас пытался сказать мужчина, и недовольный его слабостью отвернулся.
Го Бохай склонился к щенкам, отдав им свои руки на растерзание, и услышал поблизости шорох крыльев прилетевшей птицы. Она села на крыше беседки, отчего огромная шапка снега свалилась на землю, и каждый, кто был в зимнем саду, занятый и не очень, направил взор на ворона.
Стряхнув с крыльев белый пушок, Сянцзян усмехнулся:
– Так вот сколько времени нужно Го Бохаю, чтобы одичать и начать разговаривать с четвероногими!
Го Бохай вздохнул, выпустив горячие клубы пара изо рта.
– И правда, с тобой не только одичаешь…
Ворон спустился к земле и, коснувшись снега, принял человеческий облик. К удивлению наставника, свора псов, что так пристально провожала взглядами демона Тьмы с верхушки здания до центра садика, не набросилась на него, как только тот сравнялся с ними, а наоборот – принялась радостно встречать. Со стороны это выглядело как воссоединение семьи, где каждый был рад возвращению блудного собрата. К Сянцзяну сбежались все, и даже Вожак повел себя с ним менее презренно: просто никак не отреагировал на его появление. Увидев в глазах отца разрешение, щенята рванули к демону, оставив тихоню одного. Как этого будущего обольстителя не интересовали глупые состязания и бесконечные игры, так же его не интересовало воссоединение с черноволосым демоном. Го Бохай взял его на руки, посадил на колени и начал гладить, проводя пальцем от носика до макушки.
Он вновь посмотрел на виляющих хвостами псов. До этого всё внимание наставника было приковано к их радостным мордочкам, сейчас переключилось на нечестивца, эмоции которого казались ненаигранными. С момента их первой встречи, когда владыка царства демонов небрежно указал на Сянцзяна рукой и объявил: «В Поднебесной
