бежали с удвоенной скоростью, прямые, как жерди, другие шли согнувшись, придерживая шляпы. Странно было смотреть на людей, которые почему-либо поворачивали назад. То бежали, стройные и молодые, а то вдруг сгибались, словно за один миг старились вдвое. Гудели провода, как ванты в шторм. Свистели голые ветки тополей, сухо стучали, схлестываясь. Закрыв глаза, очень просто было представить себя в ревущих сороковых или в кино, где крутят какое-нибудь ледовое побоище, когда битва на переломе, когда у сражающихся уже нет сил кричать, а только драться, хрясать мечом о меч, рубить топорами гремящие доспехи, бить дубинами по гулким, как ведра, шлемам. Норд-ост гулял по улицам полным хозяином, свирепый и ледяной. И над всем этим безобразием в ослепительно голубом небе сияло ослепительно-белое, совсем не греющее солнце.
Гошка привычно прошелся по улице, нырнул в свои кусты, сел на холодную скамью. Из головы не выходил Дрын с его страшной идеей. Если он поставит мину, тогда лучше бежать куда глаза глядят. Тогда уж не тряпки будут за спиной – мокрое дело.
И вдруг ему пришла в голову мысль, от которой он даже привстал. Перехватить. Достать журналы, выбросить их или перепрятать, сделать так, будто тайник уже «накололся». Тогда Дрын поймет, что в степи прятать не стоит, а лучше где-нибудь в городе. А тут мину не поставишь, никто не поверит, что она от войны.
Он даже выглянул из-за кустов, готовый сейчас же схватить такси и помчаться к памятнику, возле которого был тот старый дот с тайником. Но вдруг увидел на тротуаре знакомого грека. Он шел, как все, согнувшись против ветра, и смешно выворачивал голову, что-то говоря такому же, как он, черному и сухому матросу.
– Э-эй! – закричал Гошка, выскакивая на дорогу.
Грек остановился, придержав рукой своего приятеля, и, заулыбавшись синими щеками, шагнул навстречу.
– Кастикос, – сказал он, протягивая руку. – Я хорошо помнил вас.
– Помнил, а не пришел, – сердито сказал Гошка.
– Завтра восемь, морвокзал.
– Опять обманешь?
– Не обманешь.
Он уселся на скамью, по-хозяйски оглядел кусты.
– О, тихо. Уголок. – И ткнул пальцем в грудь своего приятеля: – Доктопулос.
Приятель Кастикоса показался Гошке похожим на кого-то из знакомых. Но он не стал ломать голову над этим вопросом, поторопился перейти к делу.
– Бизнес, – сказал, невольно подражая лаконичным фразам Кастикоса. – Ваш товар, мои деньги. Или тоже товар. Выгодно.
– Какой товар? – почему-то удивленно сказал Кастикос.
– Любой. Джинсы, – он подергал его за штанину, – косынки, бюстгальтеры, ну, эти самые… Кожаные чулки берем, жвачку, что есть…
– О! – удовлетворенно воскликнул Кастикос. – Греция вы был большой бизнесмен.
– Наплевать мне на Грецию. Тут тоже бизнес.
– Греция – хороший страна!
– Хороший, хороший, – поспешил согласиться Гошка. – Только я не японский дипломат, чтобы раскланиваться. Я – человек дела.
– Дело! О! Греция мы беседовал бы большой контора: кино, кофе… Поедем Греция?
Гошка расхохотался.
– Бестолковые же вы, иностранцы. Я ему про Фому, а он – про Ерему.
Думал, что грек не поймет, но тот понял, сказал обиженно:
– Фома, Ерема – нет. Я говорю, бизнес надо делать там, Греция. Тут – нет, мелко.
– Заладил. Я что, спорю? Но кто меня туда пустит?
– Не надо – пустит. Ты приходишь «Тритон», я тебя прячу, плывем Греция.
– Он прячет! – засмеялся Гошка. – Пачку сигарет можно спрятать, не человека. Тут тебе не Салоники. У наших пограничников нюх знаешь какой?
– Не найдут.
– Найдут, я их лучше знаю.
Он спорил, а сам задыхался от нахлынувшей вдруг, хоть и нереальной, но такой увлекательной мечты. Вот так, одним махом, показалось ему, можно разрубить все узлы – и от Дрына отколоться, и заняться настоящим бизнесом, не прячась под заборами, и плавать, плавать из страны в страну, жить в настоящей каюте, каждый день глядеть на закаты и восходы, на изменчивые, никогда не повторяющиеся краски моря.
– Ты приди на «Тритон», дальше – мое дело.
– Сказанул! Как я приду?
Он оглянулся на Доктопулоса, словно ища поддержки, и окаменел от неожиданной догадки. Вспомнил, где видел похожее лицо, – в зеркале. Такие же брови, срастающиеся на переносице, такие же волосы с легкой залысиной справа, даже подбородок похожий – пухлый, с маленькой ямочкой, которая почему-то так нравится женщинам. Конечно, если пограничник приглядится… Но в темноте может и не заметить.
Он знал такой случай. Когда еще плавал, слышал, будто какой-то бандюга так же вот ушел на ту сторону. Напоил иностранца, выкрал у него пропуск, проник на судно и спрятался. Лишь через три дня нашли иностранца связанного, еле живого. Вылечили и отправили с миром на другом судне. А бандюга будто бы так и скрылся от каких-то немалых своих грехов.
– Когда вы уходите? – спросил Гошка глухим голосом.
– Послезавтра.
– Точно?
– Точно. – Кастикос ответил так уверенно, будто сам был капитаном судна.
Гошка смотрел на Доктопулоса с нежностью.
– Хочешь, я тебе часы подарю? – спросил вдруг ломающимся от волнения голосом.
Грек взял часы, повертел в руках, восхищенно покачал головой и вернул обратно.
– Бери, бери, это тебе. На память, понимаешь?
– Понимаешь, – как эхо повторил Доктопулос, взял часы, покраснел и принялся шарить по карманам.
Кастикос резко встал, что-то сказал своему приятелю. Тот удивленно захлопал глазами и, схватив Гошкину руку, принялся трясти ее во все стороны.
– Завтра в восемь приходите на морской вокзал. И еще кого-нибудь захватите, только своего. Идет?
– Идет, идет.
– Это будет всем бизнесам бизнес!
Душа Гошкина пела. И ветер уже не казался таким холодным. И тоска, что ходила за ним с утра, исчезла, улетучилась, как газировка, выплеснутая на горячий асфальт. Он проводил греков до перекрестка, потоптался немного на углу, забежал в магазин, выпил бутылку пива и, радостный, затрусил к своей скамейке. Но едва вынырнул из кустов, сразу увидел угловатую спину Дрына. Хотел удрать, но тот оглянулся и уставился на него холодным и равнодушным взглядом.
– О чем был разговор? – спросил Дрын.
Гошка похолодел. «Неужели слышал?»
– Да так, пустяки, – сказал развязно.
– Не линяй.
Снова холодные мурашки пробежали по спине.
– Принесут кое-что. Жвачку обещали, барахлишко. Послезавтра вечером.
Он вопросительно посмотрел на Дрына. Тот спокойно закуривал, спрятав между рук зажигалку, пригнув голову к самым коленям.
«Стукнуть бы его сейчас по этой башке», – мелькнула мысль. И погасла в нахлынувшей брезгливости.
– Ну-ну, – сказал Дрын удовлетворенно. – А я тоже времени не терял. «Купца» подцепил. Всю жвачку берет разом. У тебя там есть?
– Пара блоков.
– Тащи. Сейчас он придет.
Гошка кинулся домой с такой поспешностью, что дорогой сам подумал: не подозрителен ли в своей суете? Но, оглядевшись, понял: в такой ветер все кажутся ненормальными. Он