собирается взять у их семьи интервью. Ведущая этой программы прилетела из Нью-Йорка вечером, пока мы были на лесопилке. Элиза скинула несколько фоток, на которых был виден воцарившийся в отеле хаос. Вместе с ведущей прилетела группа визажистов, отвечающих за прически и макияж, и бригада, которая устанавливала в номере освещение. Был еще какой-то тип в наушниках, ставивший на журнальный столик вазу с искусственными цветами. Последняя из присланных мне ею фотографий запечатлела, как Элизу гримируют для телеинтервью. Грим, который наложили на ее лицо, показался мне тяжеловатым, брови получились, как у куклы из Маппетшоу, но из статей в журналах я знала, что на телеэкране все это будет выглядеть естественно.
Я постучала в дверь спальни своих родителей, ожидая увидеть там только маму. Но в спальне был и отец, он спал рядом с мамой, а не как обычно в гостиной у своего компьютера. Я покраснела густо, до корней волос, как будто застала их за чем-то по-настоящему неприличным. Как обжимашки… или что-нибудь похуже. Что свидетельствует о том, насколько родители отдалились друг от друга за последние два с лишним года.
Я тихонько попятилась вон из их спальни, но мама уже проснулась. Она резко села на кровати и спросила:
– Все в порядке?
Отец повернулся на бок и поднял голову:
– Ки, в чем дело?
– Извините. Я не хотела вас будить. Но семью Элизы сегодня утром будут показывать по телевизору.
– Надо же! – Мама перебралась на середину кровати.
Я включила телевизор, стоящий на их туалетном столике, потом переползла на нагретое место, где до этого лежала мама. Я снова чувствовала себя маленькой девочкой, смотрящей мультики на постели родителей, чтобы им не пришлось вставать и вести меня вниз.
Прежде чем началась передача, я задремала, но мама разбудила меня, ткнув локтем в бок, когда заиграла драматическая музыка и пошли кадры наводнения. Мы смотрели, как река переливается через мешки с песком, потом медленно ползет по первым прибрежным улицам. Потом показали, как складской рабочий Оуэн пробирается через затопленные проходы между полками в супермаркете Вайолы, пресвитерианскую церковь с покоробившимися половицами, сваленными друг на друга скамьями для прихожан и Библиями, покрытыми слоем ила.
Я подумала было послать сообщение Джесси, чтобы он включил свой телик, но было еще нереально рано, а я понятия не имела, любит ли он спать допоздна или, наоборот, поднимется ни свет ни заря. Я наизусть помнила те черты натуры Джесси, которые проявлялись в школе – например, что он любит апельсиновый спортивный напиток «Гаторейд», – но мне не терпелось составить список его более интимных привычек, хотя бы первых, которые пришли мне на ум. Например, надевает ли он по ночам пижаму или предпочитает спать в семейных трусах? Любит ли он по ночам таскать еду из холодильника или шкафа, и если да, то что он обычно предпочитает – сладости или что-то другое? Когда он принимает душ – по утрам или по вечерам?
Между тем телеведущая рассказала о планах запрудить реку и построить на ней плотину, после чего последовало интервью губернатора: «Уотерфорд-Сити – это эпицентр экономики всего штата. Мы не можем допустить, чтобы он под ударом…»
Когда Уорда избрали губернатором, мой отец пришел в такую ярость, что посреди ночи вышел из дому, поджег кучу хвороста и выпил шесть банок пива.
Последними кадрами последствий наводнения была сделанная с вертолета аэрофотосъемка квартала, где жила Элиза и где все дома были стерты с лица земли.
Затем камера наехала на Элизу и ее двух младших братьев, расположившихся на диване в своем номере в отеле, и на их отца и мать, сидящих за их спинами на складных парусиновых креслах. Было странно видеть Элизу, девчонку, которую я знала, на экране телевизора. Кто угодно в стране мог включить телевизор и увидеть ее. Наш маленький эбердинский мирок был так тесен и состоял из одних и тех же людей, среди которых все друг друга знали. Все знали родителей каждого соученика, а также его братьев и сестер. Раньше меня это немного раздражало, но сейчас я чувствовала, что не хочу этого лишиться.
Женщина в платье персикового цвета, с несколькими массивными золотыми цепочками, с безупречно уложенными волосами начала задавать Элизе и ее родным простые, безобидные вопросы, типа, каково это, когда теряешь свой дом, а потом и весь свой город. Мама Элизы немного всплакнула, мальчики в основном ерзали по дивану. Затем ведущая рассказала телезрителям, как губернатор Уорд предоставил этой семье целую партию подарочных карт для самых разных покупок.
– Вот видите? – сказал отец, презрительно махнув рукой в сторону экрана. – Готов поспорить, что губернатор Уорд кое-что пообещал этой даме за то, что она рассказала про подарочные карты. Вероятно, он уверил ее, что даст ей эксклюзивное интервью. Ему как воздух нужно хорошее отношение прессы, особенно сейчас, когда ему наверняка стало известно, что многие люди недовольны.
Из-за тирады отца я не расслышала следующего вопроса репортерши, но сейчас камера показывала Элизу. «Мои друзья оказали мне невероятную поддержку», – сказала она. Я начала грызть ноготь. Элиза стопудово говорила о Морган, но я надеялась, что она имеет в виду и меня. Мама ласково взъерошила мои волосы, автоматически предположив, что так оно и есть. «И конечно, становится легче все это выдержать, когда знаешь, что все в Эбердине переживают сейчас такую же трагедию. Мы просто оказались первыми, кто через это прошел».
Ближе к концу интервью репортерша положила распечатку своего следующего вопроса себе на колено и подалась вперед:
– Среди ваших соседей распространено мнение, что некоторое время назад сорвалась некая сулящая большие барыши сделка с недвижимостью на прибрежной полосе Уотерфорд-Сити и что возведение плотины может снова сделать ее актуальной.
– О, господи, папа! – всплеснула руками я. – Твое письмо с протестом!
Отец сел на кровати и выпрямился. Мама положила руку на его ногу и нежно похлопала ее.
На телеэкране родители Элизы пожали плечами:
– Да, мы об этом слышали.
Телеведущая кивнула.
– Тогда верите ли вы тому, что план губернатора Уорда состоит в том, чтобы оттеснить в сторону бедняков с целью защитить богатых? – спросила она.
Было странно слышать, как жителей Эбердина называют бедняками. У всех моих подруг родители имели работу, у них были хорошие дома, а перед домами – ухоженные лужайки. Думаю, все до единой девушки в городе пришли на Весенний бал в новых платьях. В нашем штате, да и в стране была уйма людей, которые жили намного хуже нас.
– Именно так оно и есть, – ответил телеведущей голос моего отца. Он спустил ноги с кровати
