пригласил Люкшаву за стол – поесть и перевести дыхание.
– Вы сами ужинали? – спросила Люкшава.
– Совсем немного, – призналась Варя. – Кусок в горло не лез. Не каждый день приходится… ну… временно умирать.
– Это хорошо, что мало ели. Потом легче будет отходить, – одобрительно качнула головой Люкшава.
– Как от наркоза?
– Вроде того.
– Вы изучали медицину, да? – обрадовалась Варя. – Где?
– Нигде. Я здесь родилась, не пришлая. Так что этих ваших медицинских училищ и в глаза не видала, – хохотнула Люкшава. – Что могла, переняла от матери. Та – от бабушки. Знахарство у нас – дело семейное. А про остальное вон от его отца, Митрия Михалыча, знаю. – Она кивнула в сторону Сергея.
Тот только хмыкнул. Варя тут же вспомнила, как хорошо отзывался Дмитрий Михайлович о знахарке из рыбацкой деревни.
– Если не доверяете, я могу уйти. – Люкшава поджала губы.
– Что вы, я просто… переживаю, – начала было оправдываться Варя.
– Ладно. Я сама переживаю, – призналась Люкшава. – Хотя рецепт проверенный. Моя бабушка так в Тоначи ходила. Потом мать мою отправляла. Обе вернулись.
– А вы?
– У меня сердце слабое с рождения. Дмитрий Михайлович мне его слушал, сказал, не выдюжу. Вы-то здоровая? Ну вот видите… Главное, не задерживайтесь. Часики возьмите. Они покажут местное время. – Она расстегнула ремешок и отдала часы Варе. – У вас там три часа. Здесь же только три минуты пройдет.
– Три минуты мое сердце не будет биться? – Варя сглотнула. – Я потом точно очнусь?
– Если только три, то очнетесь. Но лучше пораньше вернуться.
– А Куйгорожу тоже надо сердце останавливать?
– Да. Иначе он не попадет туда.
– Дмитрий Михайлович говорил, что у Куйгорожа сердце не как у человека бьется. Медленнее. Ему отвара меньше нужно, наверное? – подумала вслух Варя, рассматривая старинный механизм.
Люкшава обхватила запястье совозмея, нащупала пульс. Задумалась, вытащила из сумки дощечку и кожаный футляр с меловыми камешками, что-то написала.
– Хорошо, что сказали. Помереть бы не помер, но пробыл бы там слишком долго. Это опасно.
Варя и Куйгорож переглянулись.
– Дайте-ка я и вас послушаю. – Люкшава взяла Варину руку и прикрыла глаза. – Все хорошо. Пойдемте. А то баня остынет, – распорядилась она.
Все резко поднялись со своих мест.
– Мы такой большой компанией? – Знахарка окинула всех взглядом.
– Я закрытый массаж сердца умею делать, – неуверенно сказал Сергей.
– А я – искусственное дыхание, – заявила Алена и первой пошла к выходу.
Глава 13. Живая душа
Варя
Момент перехода Варя не заметила. Вот она смотрела в потолок бани, еще морщась от горечи травяного отвара, видела боковым зрением стекленеющий взгляд Куйгорожа, чувствовала мягкие горячие руки знахарки и приятное сырое тепло лавки, как вдруг оказалась одна на крыше. А потом – над ней. Варя постояла, поглядела на звезды и, сама того от себя не ожидая, уверенно шагнула к ним – как по лестнице. Ноги непостижимым образом находили невидимую опору и несли Варю легко, без натуги.
Она поднималась все выше и выше, оставляя под собой кривой домик с маленьким желтым окошком, стеклянный изгиб реки и прильнувшую к ней деревеньку, темно-синий лес, стерегущий свои дремучие, древние, древесные тайны, Нешимкино, которое теперь казалось совсем близким – только руку протяни. С высоты, от которой совсем не кружилась голова, Варя видела, как готовятся к ночной охоте волки, довольно потягиваясь, как прыгает через ножи и заходится восторженным воем молодой оборотень, пришедший на смену Сыре Верьгизу, как пружинисто скачет у окраины леса Бобо, выискивая новую жертву для своей жуткой игры, как в чаще бродит на задних лапах медведь, кажущийся большим косматым человеком, как смотрится в озерную гладь старая Варда, роняя седые, как и ее космы, слезы, как стоит у калитки фельдшер, высматривая в ночи белую лошадь…
Лошадь с забавным именем Пферда, словно почувствовав его ждущий взгляд, вырывается из загона, перепрыгивает через забор и мчится, мчится… Через сожженную деревню, вздымая черную пыль, в которой смешались прах погибших людей и пепел, через луга, пропадая в туманных низинах и выныривая на холмах, похожих на темные караваи… Лошадь скачет все быстрее, наконец легко отрывается от травы и по спирали поднимается высоко-высоко, высекая искры из небесной тверди…
Варя наблюдала за лошадью и понимала: не к хозяину та бежит, нет. Когда Пферда (какое все-таки смешное имя!) склонила умную морду, Варя легко вскочила ей на спину, обхватила руками крутую шею и понеслась вместе с ней, только уже не ввысь, а вниз по спирали, обратно к волнистой траве, к лесному разноцветью, спящему спокойным, счастливым сном. Земля становилась все ближе, и Варя зажмурилась: вот сейчас они ударятся, подломятся стройные белые лошадиные ноги, смешаются светлая грива, Варины растрепанные волосы, молодые стебельки и рыжеватая луговая почва… Но лошадь мягко вошла в земные недра, как ложка в пшенную кашу. А за мгновение до этого гибкие руки осторожно обняли Варю за плечи, кто-то шепнул: «Я с тобой». «Куйгорож», – успела подумать Варя, и вместе, единым телом, четвероногим, трехголовым, двухвостым чудищем, они пролетели сквозь кашу и вдруг оказались в знакомом городском небе.
Лошадь замедлила ход, погарцевала в облаках и вновь заложила дугу вниз. Под копытами зазвенел ночной воздух Саранска. В нем лениво текли реки и ручьи огней. Теплые окна гасли и загорались в высоких бетонных домах. Пылил мокрым туманом фонтан-«одуванчик». Варя засмеялась и показала на него Куйгорожу. Тот лишь крепче обнял ее сзади.
Тянулся взглядом куда-то вдаль отлитый в бронзе вождь, но там, вдали, ничего не было видно. Позади него, в «собачнике», где она сама так часто бродила побитой собакой, целовались подростки, а терьер и дрожащая болонка, переплетясь поводками, дергали в разные стороны своих пьяных от недозревшей любви хозяев.
Мгновение спустя Варя увидела родителей – лежащих в кровати с открытыми глазами, ждущих дочь, которая так и не вернулась домой. Потянувшись к ним, она чуть не слетела с лошади, но огненная сова со змеиным хвостом взвилась за ее плечами, поймала сильными лапами и посадила обратно. «Куйгорож», – снова подумала Варя, и накатившие было тоска и жалость рассеялись. От птицы исходил свет. Пламя горело, но не обжигало. Птица расправила крылья над Вариной головой, ухватилась за воротник, Варя прижалась коленями к бокам лошади, и так, стремительно, с воем ветра в ушах, они пронзили гранитные плиты, прямо рядом с неумело целующимися подростками, искусавшими друг другу губы…
Когда Варя, Куйгорож и Пферда вынырнули в новом небе – спокойном, белесом, обволакивающем, – бешеная скачка наконец прекратилась, и они медленно опустились в плотный пресный туман.
Варя спешилась. Она ожидала, что ударится пятками, но вместо этого словно провалилась в вату. Да и все вокруг было ватным, приглушенным и бесцветным, как старинный поминальный кисель. Из тумана выплывали люди и снова в нем пропадали. Одни просто проходили мимо. Другие пробегали, точно торопясь куда-то. Некоторые мельком смотрели на нее или провожали глазами. Кто-то даже останавливался и нерешительно вглядывался в Варино лицо, как если бы хотел спросить дорогу. На задворках сознания кто-то засмеялся над тем, что лицо-книга – это навсегда.
Пферда ткнулась Варе в плечо, подтолкнула вперед. Куйгорож – единственный источник живого огня в этом кисельном мире – держался чуть выше Вариной головы, освещая путь. Путь, которого не было. Варя двигалась наобум, то и дело врезаясь в чужие спины, наступая кому-то на ногу, поспешно извиняясь
