горло словно свело. Гордый положил ей руку на плечо, чуть сжал.
— Но ты спасла мне жизнь, когда горы не приняли меня, — голос его стал мягче, тише, а взгляд скользил по лицу Лорелеи, словно ласковое прикосновение. — Ты стала мне другом, моим единственным другом после войны, потому что все мои друзья погибли. Ты оставила своего короля, оставила свою страну, оставила все, чтобы уйти со мной. Я был глуп и не понимал очевидного.
Лорелея по-прежнему молчала.
— Ненависть заслоняла мне глаза, — почти прошептал Гордый. — И я не мог рассмотреть, какая ты настоящая…
У Лорелеи так сильно закружилась голова, что пришлось закрыть глаза. Ей показалось, что она снова засыпает в пушистом снегу. И снова она почувствовала, как ее губы касаются губ Гордого, но теперь они были не холодные и жесткие, а горячие и мягкие…
* * *
Веки не хотели подниматься.
«Я сплю, — подумала во сне Лорелея. — Это все только сон».
Хлопал ставень на окне. Лорелея с трудом приоткрыла глаза. Слабый огонь камина едва разгонял темноту в комнате.
Со стороны окна послышалось шуршание. Лорелея повернула голову — на ставне устроилась хищная птица. Черная, словно мрак могилы, с ярко-желтыми круглыми глазами. Ставень покачивался, но гостья сидела, точно приклеенная.
Ошарашенная Лорелея приподнялась на локтях. Происходящее никак не могло быть сном — слишком отчетливо она все видела и слышала. Лорелея посмотрела на постель — Гордый сладко спал, разметавшись на простынях. Его черные длинные волосы рассыпались по подушке, ресницы вздрагивали, припухшие от поцелуев губы чуть шевелились.
Захлопали крылья. Лорелея снова обернулась на окно и задохнулась: посреди комнаты стояла в своем длинном платье леди Ворон и взирала на телохранительницу с надменным любопытством. Лорелею охватило странное оцепенение. Она не могла ни вздохнуть, ни пошевелиться.
Леди медленно и бесшумно приблизилась к постели и присела на край, не спуская с Лорелеи своего нечеловеческого взгляда. Губы ее сложились в насмешливую улыбку.
— Я вижу то, что скрыто в душах, и пока ни разу не ошиблась, — произнесла гостья. — Не знаю, чем тебе так приглянулся самый бестолковый из моих сыновей, но ты его выбрала, а ты не из тех, кто любят дважды.
Холодные, словно горный туман, глаза замерцали. Лорелея чувствовала, как ее душит — все сильнее и сильнее — липкий страх, первобытный ужас перед чем-то, запретным человеку. Мать Воронов прикоснулась пальцем к своим губам, продолжая изучать застывшую воительницу.
— Наверняка ты задумывалась, отчего все так боятся эту вдову, которая сидит в хмурых горах и способна только ругаться с управляющим да собирать приданое для чужих дочерей, — вкрадчиво произнесла она, наклоняясь ближе.
У Лорелеи волосы зашевелились на голове. Она отчетливо увидела, что зрачки у леди Ворон вертикальные.
— Эннобар, мой муж Аодх, горные лорды — они все понимали, что могут проснуться среди ночи от того, что безжалостные клювы выдирают им глаза. Знаешь, что такое старая кровь? В моем Гордом сыне она спит. Я рано отослала его из Серых гор, и они не позвали его. Это к счастью.
Леди Ворон провела рукой по щеке спящего сына. Гордый нахмурился и перевернулся на бок. Леди улыбнулась.
— Когда-то, когда мир был еще сырым, когда он еще не остыл от пальцев тех, кто его слепил, у людей и животных был один язык, а в их жилах текла одна кровь, — сказала она. — Люди оборачивались зверями и птицами, птицы и звери принимали человеческий облик. Мир был един, и его тайная, темная сторона открывалась людям. Люди и звери вступали в браки, у них рождались дети. Они умели видеть то, чего не видят глаза обычных людей. Умели слушать и слышать. Я — это Серые горы. Ветра, обвалы, все звери и птицы, реки и деревья, травы и камни. Все, что есть в Серых горах, — это я. Поэтому ни один человек, знающий о старой крови, ни один человек, знающий всю мощь Серых гор, не станет перечить мне.
У замершей Лорелеи было только одно желание — убежать от этого жуткого холодного взгляда, которым на нее с человеческого лица смотрело Нечто.
— Ты чувствуешь страх, природу которого не понимаешь, — улыбнулась леди. — Этот страх чувствуют все, кто говорит со мной. Иногда сильнее, иногда слабее, как мне будет угодно. Но некоторые чувствуют не только страх, но и радость. Такие, как ты.
Лорелея вдруг почувствовала, что оцепенение отпустило ее, и она может свободно дышать.
— В тебе тоже есть старая кровь, — объявила мать Воронов. — Не такая чистая, как во мне и моих сыновьях, но все же. Про меня говорят, что мое сердце — кусок камня, который вложили мне в грудь те, кто танцует у костров на вересковых пустошах. Возможно, так оно и есть. Но все же я мать. Все мои сыновья — моя кровь и плоть. Я слежу за ними всеми. Король Аэрин не понимает, как опасно бросать вызов Серым горам. Но ты ему объяснишь. Тебя ждет великое испытание.
— Дракон? — прошептала Лорелея непослушными губами.
— Нет, — покачала головой леди. — Сложнее.
Она достала из рукава маленький кинжал с тонким обоюдоострым лезвием, раскрыла ладонь и провела сталью по нежной коже. Выступившей кровью Хозяйка Твердыни обмазала лицо Лорелеи.
— Это поможет тебе видеть и слышать то, что не всякий слышит и видит.
Леди поднялась с постели и посмотрела на Лорелею сверху вниз. Глаза у нее на миг стали обычными глазами усталой, много повидавшей на своем веку женщины.
— Почему ты не убьешь Бреса? — вырвалось у Лорелеи. — Почему не явишься к нему на крыльях ночи и не выклюешь ему глаза?
— Бреса убью не я, его убьет сталь. Война есть война, ее выигрывают воины, а не чары. Клинок и яд — вот что меняет мир. Чары только хранят то, что было прежде.
Леди Ворон развернулась, взметая рукава и подол платья. Мелькнул вычурный узор из переплетенных трав и змей. У Лорелеи зазвенело в ушах, в глазах потемнело. Она навзничь упала на постель, забилась, путаясь в одеяле, — и проснулась, судорожно хватая ртом воздух и держась рукой за онемевшее горло.
Усевшись на постели, Лорелея осмотрелась. Угли в камине почти потухли, из окна тянуло предрассветной сыростью. Хлопал незатворенный ставень. Гордый крепко спал рядом, согревая ее теплом своего тела.
— Старею, что ли, раз такие кошмары снятся, — пробормотала Лорелея, проводя рукой по лбу.
Когда она посмотрела на свою ладонь, у нее снова перехватило дыхание: вся рука была в засохшей крови.
Глава 24
Красный Ворон завороженно смотрел, как
