Когда он начал работать с новой жертвой, попавшей в сети князя Рогволда, ему и подуматься не могло, как все обернется. Однако уже первый контакт с этим странным извергом показал, что юноша необычен. Он не испугался неожиданного появления Темного Харта, а ведь все остальные изверги, встречавшиеся с ним в этом подземелье, буквально тряслись от ужаса. Некоторые даже пытались спрятаться от него под нарами! А уж допрос!.. Допрос, на котором пленник не мог солгать, не мог что-то утаить, сразу давал Харту возможность определить, кто попался на этот раз и что с ним делать! Хотя, в общем-то, вариантов у очередной жертвы было немного…
Но на этот раз! Во-первых, мальчишка был из стаи восточных волков, стаи, с которой у Темного Харта были свои весьма крупные счеты. Вернее, с княжичем этой стаи, Ратмиром, ставшим теперь такой крупной фигурой – трижды посвященным служителем Мира, членом Совета посвященных!!! Во-вторых, в стае, славившейся однозначно пренебрежительным отношением к собственным извергам, этот изверг занимал явно привилегированное положение, и ему дозволялось то, что не допускалось вообще ни в одной из стай. Почему?! Кстати, это его необычное положение объясняло тот интерес, который проявлял к нему трижды посвященный Ратмир и вожак стаи восточных волков Всеслав. И тот и другой искали, без сомнения, этого самого Вотшу! Зачем?! И последнее: реакция изверга, находившегося в трансе, на совершенно безобидный вопрос о его предке была настолько неадекватной и… бурной, что это очень серьезно настораживало – способности этого паренька могли быть самыми неожиданными! Вот только… Все ли он узнал об этом изверге?! Ведь допрос прервался на полуслове, и теперь…
Харт долго не мог решить, что же делать теперь с этим молоденьким извергом. Вторично подвергнуть его допросу означало, скорее всего, обречь парнишку на гибель. Если бы это был обычный случай, Темный Харт не задумался бы ни на минуту, но… Вполне вероятно, что этот изверг – его единственная возможность отомстить стае восточных волков и лично трижды посвященному Ратмиру за все те муки, за все то унижение, которые он, Харт, испытал по их милости!!! И вдруг ему в голову пришла до изумления простая мысль. Вначале он только усмехнулся такому выверту собственного сознания, а затем… задумался. Может быть, именно так и следует поступить! Может быть, это и есть единственно правильное решение.
Подумав несколько минут, он понял, что попробует. И если получится, он будет знать все.
Вотша лежал навзничь на нарах, уставив незрячие глаза в потолок. Так его положили дружинники, и он не менял позу уже больше трех часов. Дважды за это время в комнату заходил дружинник и подолгу смотрел в лицо юноши, но тот оставался недвижным и безразличным к окружающему миру, хотя его открытые глаза не были бессмысленными. Казалось, они что-то видели, и это «что-то» поглощало все внимание изверга!
Когда обрушившаяся на него боль медленно отступила, Вотша понял, что не ощущает своего тела! Он не видел окружающего мира, не слышал его звуков, не чувствовал запахов. Казалось, неведомая сила вырвала его из обычного бытия и бросила в иллюзорный, придуманный кем-то мир – мир без звуков, без запахов, мир, который он мог только наблюдать, но в котором он был бессилен сделать самостоятельно даже шаг.
Вначале, в самом начале, ему показалось, что он парит высоко в воздухе, поддерживаемый огромными, широко распластанными крыльями, и Мир скрыт от него плотным белесым туманом. Потом он вынырнул из этого тумана и увидел далеко внизу широкое желто-зеленое раздолье степи, прорезанное причудливым голубым росчерком реки, и город, стоящий на берегу этой реки, – небольшой деревянный замок и россыпь крошечных домиков. А рядом с ним парила огромная сильная птица. В груди у него вдруг стало тепло и радостно, он хотел закричать от радости, но вдруг понял, что не может этого сделать…
Птица, летевшая рядом, резко накренилась и камнем рухнула вниз, к городу, к замку. И под ним степь качнулась, встала вертикально, а затем бросилась навстречу ему, словно желая принять его в свои объятия. В следующее мгновение он оказался прямо над замковой стеной, и птица, падавшая перед ним, вдруг растворилась в светлом туманном облаке, из которого на площадку стены выпрыгнула тоненькая высокая девушка. Она протянула руки к нему, и в следующее мгновение он уже стоял рядом и держал в своих руках маленькие прохладные ладони, и ее губы улыбались ему, а глубокие темно-серые глаза смотрели на него с любовью…
И тут снова все провалилось в беспамятство, в темное бессмыслие, а затем из этой темноты медленно выплыло… зеркало! Большое овальное зеркало в темной резной раме, висящее на стене богато украшенного покоя. Из зеркала прямо ему в глаза смотрел молодой беловолосый мужчина со странно темными, почти черными бровями и усами. Вотша не знал этого человека, но почему-то он казался ему знакомым, особенно его серые, с темными звездочками глаза, внимательно и… как-то требовательно вглядывавшиеся в его лицо. Вотша немного смутился и хотел спросить, кто это такой, но вдруг понял, что видит… самого себя!.. Вернее, он и есть этот широкоплечий беловолосый мужчина… и это его почему-то не удивило. Наоборот, Вотша как-то сразу стал воспринимать все, что он видит, как происходящее именно с ним, вот только он все это почему-то забыл!
В этот момент его что-то отвлекло, он оглянулся, словно на звук чужого голоса, и увидел в дверном проеме другого мужчину, черноволосого, широкоскулого, в простом чистом платье. Он что-то говорил и, хотя Вотша не слышал его голоса, он сразу же понял… или, может быть, вспомнил, что именно было сказано:
«Все собой любуешься?! А вожак тебя по всему замку ищет!»
«А где он?» – спросил Вотша, понимая, что на самом деле вопрос исходит от того, кого он видел в зеркале.
«В тронном зале. Ждет тебя».
Вотша кивнул и направился к выходу. Пройдя какими-то узкими полутемными коридорами, он вышел во двор, пересек его и вошел в другое здание. По широкой лестнице он поднялся на второй этаж, свернул налево и остановился около резных двустворчатых дверей… И тут Вотша узнал эти двери – именно такие вели в кабинет княгини Рогда около княжьей книжицы в крайском замке! Между тем мужчина, чуть помедлив, толкнул двери и вошел в большой затемненный покой.
У дальней стены в высоком резном кресле, обитом восточным бархатом, сидел старик. Собственно говоря, Вотша не видел сидящего – в покое горели всего четыре свечи, вставленные в настенные подсвечники позади кресла, так что свет, падая из-за кресла, оставлял и лицо, и фигуру сидящего в темноте, но он знал, что в кресле сидит старик. Сделав четыре шага вперед по толстому мягкому ковру, заглушавшему шаги, Вотша остановился и отвесил поясной поклон. И снова он не услышал, а просто понял, что к нему обращаются, хотя и не сразу разобрался, о чем идет речь:
«Значит, ты все-таки не послушался меня?»
«Я всегда слушался тебя… в делах стаи. А это дело, вожак, личное… полюбовное!..»
Вотша понял, что это его ответ на какое-то обвинение, но вот на какое?! Пока это было неясно.
«Личное… – даже не переспросил, а, словно бы раздумывая о чем-то, повторил старик. – Полюбовное… – Он помолчал, а затем проговорил со странной, вкрадчивой интонацией: – И поэтому ты решил… обтяпать это дело за моей спиной».
«Нет, вожак, я ничего не обтяпывал. Я пошел к отцу Леды и попросил ее руки, как это сделал бы любой честный человек. Мы с Ледой любим друг друга, и мы поженимся!»
«Но я все-таки ее дед! – Голос старика стал жестче. – Тебе не кажется, что было бы не худо спросить и мое мнение. Хотя ты мое мнение по этому… „делу“ уже знал!»
«Руки девушки просят у отца, а не у деда – таков закон и обычай! Кто я такой, чтобы нарушать закон и обычай?!» – Теперь уже в ответе сквозила некая насмешка.
«Закон и обычай… – снова раздумчиво повторил старик. И вдруг прошипел, словно вся его ярость, ранее сдерживаемая, прорвалась наружу: – Я для тебя – закон и обычай! Я – вожак стаи восточных волков! И если я считаю, что ты и Леда не подходите друг другу, значит, вы не подходите друг другу!!!»
