Человеку свойственно искать ориентиры. Без них он теряется и легко поддается панике.
Не могу припомнить путешествия более тяжелого. Нас не мучили холод, голод и болезни. Никто не вырезал команду, никто не строил планы мести и переворотов, вокруг не бродили чудища и корабли Братства. Самой основной целью каждый день были завтрак, обед и ужин, вахтами никто никого не истязал.
Но вот это ощущение беспомощности… Постоянное ожидание смерти высасывало силы пуще всего. Я бы с большей радостью еще раз оказался на заготовке у Пролома, чем пережил такое путешествие.
Но ледоход шел, и бесплотные зубы Южного Круга клацали где-то рядом, не находя человеческой плоти. Казалось, путь наш тянулся несколько недель, хотя на самом деле прошло только два дня и две ночи.
А на третью ночь путешествия меня разбудил громкий стук. Я подумал, что мне это приснилось, но в следующий момент дверь распахнулась, в тусклом свете из коридора появилась огромная фигура.
— Вставай. Капитан зовет, — сказал Жерар.
— Чтобы ты подох, гадина! — вскинулся Лав. Энекен захныкал как ребенок, завернулся в одеяло. Ан Шмерц скатился с койки и бросился к другу:
— Что случилось-то, драный ты демон?
— Не твое дело, — отмахнулся от него помощник капитана. — Бауди, ну?
Я торопливо оделся, еще пошатываясь ото сна, и выскочил в коридор.
— Пошли! — Жерар затопал по коридору вперед. — Быстрее, ну!
Лав выглянул в коридор, сонный, помятый, а затем захлопнул дверь в каюту, где в голос плакал Энекен.
— Что такое, Жерар? — спросил я здоровяка.
— Не знаю. Монокль сказал, чтобы я тебя привел. Может, вышли? — с надеждой сказал тот. — Вот бы здорово оказалось, как считаешь?
Я кивнул, зная, что он это не увидит. Жизнь давно научила меня — хороших новостей не бывает. Что-то случилось. Что-то важное и, конечно, неприятное.
Когда мы вошли, капитан стоял у штурвала, вцепившись в него руками. Татуировка на бледном лице почернела, глаза запали. Спал ли он вообще эти дни?
— Смотри! — бросил Рубенс, услышав нас. Кинул короткий взгляд, кивнул и показал на компас.
Я подошел, посмотрел на светящуюся стрелку.
— Смотрю. Что я должен увидеть?
Что-то показалось мне необычным, но что? Сон еще не выветрился из головы.
— Мальчик, собачий ты сын, посмотри куда она указывает!
И тут я понял. Бирюзовая стрелка развернулась и теперь ее конец смотрел на нас, а не куда-то вперед. По телу пробежалась волна мурашек.
— Ой…
— Что это значит «ой»? Ты вообще хоть что-то знаешь об этом компасе?
На миг мне подумалось, что он специально выдергивает меня в такие моменты, чтобы доказать — ничегошеньки этот пацан не знает. И это разозлило.
— Откуда? Я тут не был! Мы должны развернуться?! Или попрыгать за борт?! Откуда я могу это знать!
Рубенс поджал губы. Нет, точно издевается!
— Я ничего об этом не знаю, капитан! Ни-че-го!
— Ладно. Ладно, успокойся. Жерар, спускай шлюпку!
— Барри… Там ночь…
— Вы тут совсем обледенели? Один орет почем зря, второй мямлит. Что за «Барри»? Ты слышал приказ?!
— Слушаюсь, — буркнул громила.
— Эй, внизу! Якорь в воду! Держи корабль!
— Ае! — прогудело из трубы переговорника.
— Жерар? — повернулся к помощнику недоуменный Рубенс.
Здоровяк, мнущийся у двери, дернулся и вышел.
— Я думаю, что мы прошли Южный Круг, мальчик. Я думаю, — капитан вдруг осекся, — что мы там, где хотели быть.
Впереди свет от прожекторов плясал по черным волнам. За пределами его все скрывала тьма. Лишь сверху блестели яркие огоньки. Фонарики небесных шаманов.
— Что это? — спросил я.
Монокль поднял взгляд, изумленно поднял брови. Лязгнул чем-то, крепящим штурвал в одном положении, схватил компас и, ни слова не говоря, вышел.
Я поспешил следом.
Вместе мы выбрались на верхнюю палубу. От холодного ветра я проснулся окончательно и пожалел, что не надел ничего теплее. Не думал, что выйду наружу. Но в следующий миг я позабыл про холод. Мы оказались под черным небом, усыпанным множеством сверкающих звезд. Они мерцали. Какие-то были больше, какие-то меньше. Огромный искрящийся купол без привычных ночных красно-синих волн.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Что это такое?! — выдохнул я.
Монокль развернулся в растерянности.
На палубе появилось несколько моряков во главе с Жераром — и те тоже застыли в изумлении.
Небо показалось мне огромным черным куполом с тысячами светящихся точек.
— Что встали? Шлюпку на воду! — гаркнул Монокль.
Все то время, пока трещали цепи, опускающие лодку на воду, капитан стоял, задрав голову. И я рядом с ним. Зрелище восхищало и почему-то пугало. Будто над нами застыла бесконечность.
— Шлюпка готова, — наконец сообщил Жерар. Здоровяк тоже смотрел наверх и… улыбался.
— Кто-нибудь, к лебедке троса. Дай фонарь!
Один из моряков, в котором я узнал старшего ан Шурана, протянул Рубенсу свой шаманский фонарь. Капитан взял его:
— Начну им махать — тяните трос. Не проспите!
Он торопливо спустился по внешней лестнице на нижнюю палубу, где стучала о железный борт ледохода шлюпка.
Жерар сполз вниз, встал у механизма лебедки.
— Я на месте, Барри!
Рубенс прыгнул в лодку. Взялся на весла и погреб, но не прямо по курсу, а в сторону.
— Барри! — заорал ему помощник. — Ты куда?!
— …ать…! — донеслось с воды. — …ать…! …ка!
Я последовал за помощником, встал рядом. Громила нервно засуетился, потянулся к рычагу лебедки, но замер.
— Что он сказал? Как думаешь? Может, его течением уносит? Может, подтянуть?
— Подождать, — Жерар нахмурился, и я уточнил: — Ну, по-моему он просил подождать. И что-то еще.
Огонек фонаря в шлюпке удалялся в сторону от качающейся на волнах «ИзоЛьды». От холода я обнял себя за плечи и съежился.
— Куда он? Его же заденет! — произнес Жерар.
— Нет, не заденет, — покачал головой я. — Не заденет.
Барри Рубенс больше не боялся Южного Круга.
Монокль греб, его помощник травил трос, мерно дышало море, и волны тихо плескались о борт. А я замерзал.
— Далеко… Очень далеко отплыл!
Рубенс махал веслами так, словно они ничего не весили. Огонек фонаря таял в темноте, превращаясь в крошечную точку.
— Машет? Ты не видишь, а? — нервничал Жерар.
— Нет, не машет, — ответил я, стараясь не выпускать точку из поля зрения. Прищурился, но от этого та лишь заплясала сильнее. Я протер глаза, раскрыл их шире.
По-моему, я начал терять ее среди отражающихся в воде звезд. Еще ночь назад по волнам ползли привычные цвета, но теперь все вокруг было черным-черно, несмотря на ясную погоду. Море стало небом.
— Драный демон! Я ничего не вижу! — взвыл Жерар. Перегнулся через поручни. — Не вижу!
Я моргнул, и фонарик слился с отражениями.
— Ты его видишь, Эд?
— Нет.
— Ну ладно, — он решительно повернулся к механизму лебедки, рванул за рычаг, и та застучала, натягивая на себя трос и вытягивая шлюпку с капитаном из темноты. — Ругайся не ругайся, Барри, а хватит.
Когда лодка пристала, то Монокль, ни слова не говоря, выбрался наверх. Встал рядом с нами. Орать на Жерара он и не думал.
— Ну, теперь я знаю, как эта штука работает, — с улыбкой сказал Барри. Отер мокрое от брызг лицо рукавом. Рубенс был счастлив. Он порывисто обнял Жерара, а затем повернулся ко мне.
— Вас с Фарри привел ко мне счастливый случай. Спасибо.
Он положил мне руку на плечо, хотел сказать что-то еще, но лишь повторил:
— Спасибо.
— Что там, Барри? — спросил Жерар.
