я ей на ухо. – Асенька.
Жаркий, неразборчивый шепот вторит моему, пока Ася цепляется за меня пальцами, скользит ими по влажной от пота коже, зарывается в мои волосы и тянет, сжимая их в кулаке. Пусть вырвет. Может, тогда эта агония прекратится. Это же ненормально, когда весь мир сосредотачивается вокруг одного человека? Когда желание остаться в ней сравнимо только с желанием жить.
Ускоряюсь, потому что в глазах темнеет, а сердце уже работает на грани своих возможностей. Ощущение такое, что сейчас оно лопнет к чертям. Колотится так быстро, тараня ребра, что, мне кажется, его биение эхом отдается в грудной клетке Аси. Резкие, быстрые толчки, запредельное напряжение мышц, потом онемение и звон в ушах под аккомпанемент шума крови. Я слепну и глохну на несколько мгновений. Возможно, даже умираю. И как я все это мог променять на дешевый заменитель эмоций? Как мог даже предположить, что мне будет так же хорошо с другой женщиной?
– Я люблю тебя, – произношу, как только планета перестает вращаться.
– Уходи, – в унисон мне отзывается Ася.
Я быстро навожу резкость, глядя в ее лицо. Заноза смотрит в сторону и кусает и так изрядно покусанную мной губу.
– Посмотри на меня, – задыхаясь, прошу я.
– Уходи. Не хочу на тебя смотреть.
Я выпрямляюсь и сверлю Асю взглядом. У нее бывают закидоны после секса. Может, это один из них? Стоит ли вообще оставлять ее наедине с собой? Ася умеет накрутить себя так, что мне потом приходится прикладывать неимоверные усилия, чтобы раскрутить ее мысли обратно.
Подхватываю Занозу на руки и несу в спальню. Она вяло повисает в моих объятиях и отстраненно смотрит в сторону, но я ложусь на кровать, устраивая Асю на своей груди. Она делает вид, что ей неприятно меня касаться, но мне плевать. Я не отлеплюсь от нее, даже если буду умирать от голода, так что Асе придется приклеиться ко мне. К черту ее паршивое настроение! Я улучшу его. Но перед этим дам время меня немного поненавидеть. В конце концов, я заслужил эту кару за свои инфантильные поступки. Надо же мне было обидеться! Как мальчишка, ей-богу. Дурацкий поступок с дурацкими последствиями. Завтра будем исправлять, а сегодня я дышу своей Занозой, пропитываясь ею до самой души.
Ни шанса на возражения
Не хочу просыпаться. Хочу остаться навсегда в коконе его рук. Притвориться, что он не подонок, который прямо сейчас изменяет своей девушке. И что я не из тех, кто влезает в пару и может стать причиной разрыва. Что он не повел себя так же, как двадцатидвухлетняя девица, даже не попытавшись выяснить, почему я не пришла. Что это не он сомневался, стоит ли завязывать со мной отношения. А он сомневался, я уверена, иначе такой решительный человек, как Иван Богомолов, наверняка перешел бы к действиям гораздо раньше. Судорожно вздыхаю, когда перечисляю в голове анамнез наших отношений. Диагноз неутешителен, и пациент, скорее всего, умрет.
Моей макушки касаются губы, и кожу головы согревает теплое дыхание. Ваня ничего не говорит, только сжимает меня крепче и ласкает пальцами мою обнаженную спину. Хочется сделать вид, что я сплю, и наслаждаться этой безмятежностью, но я стараюсь быть честной с самой собой. Пытаюсь привстать на руках, но Богомолов не дает даже пошевелиться, только подхватывает мою ногу под колено, задирая ее выше, а потом медленно проскальзывает в меня. Поза настолько неудобная, что ни один из нас не может двигаться, но это ощущение соединившихся тел… эта особенная связь… она кружит голову и заставляет кровь бить в виски.
Ваня молча перекатывается набок, забрасывает мою ногу выше на свое бедро и начинает двигаться. Медленно, как будто лениво, размеренно, словно у нас есть все время мира. Я отключаю здравый смысл и наслаждаюсь неспешными ласками, поцелуями в шею, нежными толчками. Не открываю глаза, потому что не хочу смотреть на него. Не хочу возвращаться в реальность, которая будет резать по живому, не давая сделать следующий вдох. Голову таранят вопросы с общим смыслом: «Что же мы творим? Что будет дальше?» Ни на один из них у меня нет ответа, поэтому я даже не пытаюсь напрягаться и думать, просто позволяю им курсировать среди спутанных мыслей и вспышек удовольствия.
Меня затопляет его нежностью. Такой неуместной и убивающей все живое во мне с каждым прикосновением. Все это рвет душу, доводя до внутренней истерики. И только внешне я спокойно наслаждаюсь нашим сексом. Сегодня я не достигаю пика. Не могу кончить, потому что удовольствие перекрыто страхом и осуждением собственных действий. Ваня чувствует это и, придя к финишу, опускает руку к моему клитору, но я отталкиваю ее.
– Не надо.
– Ась…
Я отстраняюсь и, развернувшись, сажусь на кровати. Рука Вани скользит по моей обнаженной талии, но я снова сбрасываю ее. Не хочу, чтобы прикасался ко мне руками, которыми через пару дней будет ласкать свою девушку. Не хочу ощущать это прикосновение, пока он будет лелеять Марису.
– Ася…
– Вань, уезжай, ладно? – устало выдыхаю я. – Езжай к Марисе.
– Я расстался с ней.
Хочу повернуться, посмотреть в его глаза. Убедиться, что он говорит правду. Может быть, даже почувствовать внутри себя проблеск надежды. Но я душу это неуместное чувство, на которое полагалась слишком часто, и которое постоянно приводит меня в точку невозврата. Хватит.
– Поздравляю, – цежу сквозь зубы и встаю, направляясь в ванную.
Встаю под душ и закрываю глаза, подставляя лицо под теплые струи. Мне кажется, они смешиваются со слезами на моих щеках, но, возможно, я просто слишком драматизирую. И вообще, это не всхлипы, а тяжелые вздохи. В конце концов, я переживаю не самое легкое время.
Я слышу, как открывается дверь душевой, и Ваня присоединяется ко мне, но у меня нет сил оттолкнуть его. Ни тогда, когда он входит в широкую кабинку, ни тогда, когда обнимает меня со спины и заставляет прижаться к его большому телу. Ни даже когда широкая ладонь с растопыренными пальцами ложится на мой живот, словно он пытается охватить как можно больше. Мы долго стоим под водой, а потом Ваня меня моет. Тщательно и долго, используя все средства, которыми обычно пользуюсь я. Даже кондиционер для волос, от которого он отговаривал меня, когда подсматривал с экрана планшета за мной в душе. Удивительно, что он запомнил последовательность действий и каждую из десятков бутылочек, стоящих на полке моей ванной.
– Вечером мы идем на свидание, – произносит Ваня, вытирая меня пушистым полотенцем.
– Нет.
