— Чикануться можно, — наклоняется ближе.
— Арахнофобия? — предполагаю, глядя на Эмиля, разглядывающего огромного мохнатого тарантула, «сидящего» на капоте.
Его аж передернуло…
— Да у меня на хрен волосы во всех местах дыбом встали, он ведь как живой! — кривится и отходит на пару шагов назад. — Тьфу… Фантастическая мерзость, Ян.
Сомнительный комплимент, но да.
— Ты реально крут. Амирян, как дите, ей богу, всю ленту инсты засрал фотками своей тачки. У меня уже в глазах рябит от этого его Джокера[5]. Тот еще урод.
— Это его любимый персонаж.
— Фахиров ждет свое грозовое небо. Когда начнешь?
— Завтра.
Сегодня мне реально дерьмово.
— Сделать надо идеально. Он наш постоянный клиент. С баблом мужик, но жутко придирчивый. За каждую копейку мозг сосет.
— Сделаю.
Кивает и продолжает искоса поглядывать на мохнатого.
— Есть у меня одна мыслишка, посмотрю еще пару твоих работ и, возможно, доверю тебе свою бэху.
— На кой ляд портить новую тачку? — качаю головой.
Честно, никогда не понимал желания разукрасить свой автомобиль.
— Хочу! Но пока не скажу, что конкретно. Секрет. А то возьмешь и нарисуешь кому-нибудь, — заявляет недовольно.
Небось придумал ту еще херову гениальную идею...
— Мне нужен ресивер и нитроэмаль.
— Саныч закупит, напиши ему на бумажке, что нужно. Только разборчиво, а то он итак читает с трудом.
— И лак надо бы сменить. Этот — отстой полный.
— Понял. Организуем, раз дело пошло.
Пошло то пошло, но когда учиться теперь непонятно. Вечерами, а то и ночами тут на постой зависаю.
— О, Илюха! Иди сюда, — подзывает появившегося в боксе Паровозова. — Ты глянь на это!
Илья подходит к машине и выдает непечатный текст.
Очкуны.
— Мерзость, да? Лапы эти волосатые, жуть! А глаза!
Паровозов внимательно изучает членистоногого.
— Фу, как работать теперь, — причитает Эмиль, отмахиваясь. — Пойду, дел гора. Илья, чуть позже зайди ко мне, перетереть кое-что надо.
У Зарецкого начинает орать телефон, и он спешно покидает зал.
Присаживаюсь на стульчик, закидываю в пасть колесо болеутоляющего и запиваю его водой из бутылки.
— Кто отметелил так? Помощь нужна? — интересуется Паровозов, наблюдая за мной.
— Сам разберусь, — отзываюсь раздраженно.
Порядком задрали уже все своим состраданием…
Хлопает входная дверь. Беркутов явился. На пятнадцать минут раньше, чем должен был. Неймется несчастному.
— Здорово, пацаны.
Пожимает руку мне и Паровозу.
— Ну че? — смотрит на него с надеждой.
— Да ничего, — пожимает тот плечом. — Как сквозь землю провалилась.
— Это невозможно! Невозможно вот так взять и исчезнуть! — орет на весь бокс.
— Если доки фальшивые, то вполне, — не соглашаюсь я с ним.
Меняется в лице.
— Мне тоже самое сказали, — присоединяется к моей версии Илья. — Она может быть кем угодно. Где угодно.
— Я придушу ее! Придушу! — вопит истерично.
— Ты найди ее для начала.
— Может, у нее родственники какие-нибудь есть? Бабушка говорит, что нет, но вдруг… обманывает, — чешет затылок.
— Нет.
— Я не понимаю, зачем Алена это сделала! Харитон…
— Саша, — поправляет его Паровоз.
— Саша… сказала, что Лиса сбежала потому что не хотела усложнять мою жизнь. Это че за бред такой? А сейчас типа упростила?
— Не давил бы на нее, может, и не сбежала бы! — рассуждает бугай.
— И это говоришь мне ты? — ершится Рома.
— Хватит уже, Беркут, — пресекаю конфликт в зародыше. Не то то опять начнется мордобой.
Этим двоим только дай возможность друг другу пятаки начистить.
— В машине подожду тебя. Ты скоро?
— Да.
— Так и знал, что помощи никакой от него не будет, — бросает зло.
Как только он выходит на улицу, поворачиваюсь к Паровозову.
— Ты ведь реально не знаешь, где Лисицына? — внимательно отслеживаю реакцию.
— Не знаю…
— А Саша точно не в курсе? — прищуриваюсь.
— Точно. Ревет до сих пор. Обижается на Алену за то, что контактов никаких не оставила.
Чувствуется вроде, что не лжет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Чиканется, если не разыщет, — поднимаюсь со стула и еще раз осматриваю рисунок на предмет дефектов.
— Зато теперь видно его истинное отношение к ней.
— А ты думал… — хмыкаю. — Но у бурных чувств неистовый конец…[6]
Убираю аэрограф и отправляюсь в комнату отдыха, чтобы переодеться. Тело ломит, хочется тупо лечь в постель, чем я в ближайшее время и займусь…
Рома сидит в машине. Слушает какую-то сопливую херобору. Башкой лежит на руле. Страдает.
Нехотя принимает вертикальное положение и заводит мотор.
— Ахинею эту выруби.
— Это — хит.
— Это — кровь из ушей и испытание для моей нервной системы.
— Моя машина, что хочу, то и слушаю! — заводится снова.
— Да бога ради, только в мое отсутствие. Тошнит уже от твоего депрессняка, Беркутов.
— Надо было попросить медсестру зашить тебе и рот, — ворчит обиженно. — Хорошие ведь песни!
— Как там Савелий? — меняю тему, ибо о вкусовых музыкальных предпочтениях говорить нет смысла.
— Да вроде ничего, терпимо.
Савка — это его младший брат, мой крестник.
— Но спит опять плохо. Просыпается, долго истерит. У меня сейчас вообще терпения на эти концерты не хватает.
— Давай мне еще из-за бабы на ребенке срывайся. Ополоумел в край? — наезжаю на него.
— Да я держусь, Ян. Просто уже иной раз нервы сдают, — оправдывается виновато.
— Значит, не подходи к нему в таком состоянии.
— Заберешь его как-нибудь к себе на выходные? Ну, когда полегче станет, — просит он.
— Заберу конечно, но, к сожалению, смогу взять только на один день. Я ж теперь пашу как Папа Карло!
— Идет.
Время позднее. Пробок на дорогах уже нет, и Беркутов топит так, как я люблю. Похоже, дело в его мрачном настроении.
— Как думаешь, Паровоз врет про Лису? — спрашивает, уже подъезжая к моему дому.
— Нет.
Вздыхает. Тягостно-мучительно и обреченно…
— Все равно ее из-под земли достану, — повторяет как мантру.
Качаю головой.
— Только прошу не пропадай без вести. Оставь хоть какие-то ниточки, адреса… Я буду искать тебя до бесконечности. Пока мне будет сниться наша весна…[7]
— Точно. Именно так. До бесконечности, — сам себе кивает.
— Домой езжай, сыщик. Отоспись как следует. Уже глаза на выкате, Птицын.
Усмехается.
— Увидимся.
— Таблы свои жрать не забывай, а то отвезу на больничку, — угрожает, глядя на мою постыдную попытку нормально выползти из машины.
Закрываю дверь, провожаю взглядом «Лексус» до самого поворота и только потом захожу в подъезд. Медленно поднимаюсь по ступенькам, достаю из кармана ключи.
Дедова квартира встречает меня гнетущей тишиной, холодом и темнотой. Но это то, к чему я привык… То, в чем мне комфортно и спокойно.
Не включая свет, скидываю кроссы и снимаю куртку. Направляюсь в спальню и, как есть, в одежде заваливаюсь на кровать. Сил нет даже на то, чтобы принять душ, хотя краской от меня несет, должно быть, за километр…
Физическая боль усиливается, но я кайфую. Это немного отвлекает. Жаль, что не в достаточной степени.
Вытаскиваю из кармана джинс трубу и ставлю будильник. Опаздывать в универ нельзя, потом проблем не оберешься, жопу-то лавандой прикрывать больше некому, а сам я пока столько не зарабатываю.
Таращусь на экран.
Воскресенье закончилось.
Значит, Арсеньева второй день провела в Подмосковье с этим своим электриком Сережей…
Не могу не думать об этом.
«Зачем ему что-либо представлять, если он все выходные может раскладывать ее как угодно и где угодно» — звенят в воспаленном мозгу слова Беркутова.
