«День начнётся стрельбой», или как меня опять убили
И всё-таки я уснул и проспал сигнал к началу атаки. Мне снилось, что я так же наблюдаю калейдоскоп бегущих теней, и вдруг неведомый ракетчик стал выстреливать сигнальные ракеты очередями. Тени домов и деревьев забегали, сталкиваясь, крича приглушенно: «Ура-а-а!»
«Что за нах!..» Я проснулся и только тогда понял, что уснул. Небо надо мной посерело, но село ещё было во тьме. Строчили пулемёты, бухали взрывы. Но это на той стороне села. Наша засада молчала. Как там Малой?
Их я не увидел, но стёкла избы со звоном осыпались, почти тут же раздались несколько взрывов, что-то повылетало из окон. А вот и ребята. Двое влетели через дверь, один рыбкой нырнул в окно. Раздались несколько очередей. Потом ещё. И всё. Дом как вымер.
Я едва удержал себя, чтобы не вскочить, не броситься к ним на выручку. Ну, слава богу! Двое выбежали из дома. А где третий? Ранен? Убит? Куда это они? Двое бойцов побежали не ко мне, как я им велел, а налево, во двор, скрылись из поля моего зрения. Через пару минут показались. Один волок пулемёт, другой коробки с патронами и маслянисто змеившиеся ленты на шее.
Герои, блин! Решили огневую точку организовать. Засада потеряла смысл – эти орлы не пустят немца, пока живы. А живы они, пока их из пушки не расстреляют или с боков не обойдут.
Решение я принял быстро – вскочил, побежал к селу, огибая дом «Малого». Не знаю, догадается ли Шило, но я хотя бы один фланг им прикрою.
С разбега вломился в заросли крапивы, споткнулся и, как пушечное ядро, пробил дыру в заборе из ветхих досок, который скрывался за крапивой, плюхнулся в грядки, тут же перекатился вправо, ещё вправо, к покосившемуся дровяному сараю. Встал на колено, автомат – на избу.
Дверь с грохотом распахнулась, выбежал человек в каске, в одном сапоге, но в серой исподней рубашке. В одной руке – винтовка, в другой – сапог, ремень и китель. Автомат дёрнулся в моих руках, немца снесло обратно в избу. Я вскочил, прыгнул вперёд, перекатываясь через левое плечо, туда, к порогу. А в доски сарая впились десятки пуль. Похоже, меня они совсем не видели – стреляли на звук. Колпачок с ручки «колотушки» – долой, с яростью дёрнул за появившийся шнурок, гранату – в распахнутую дверь, сам – к стене, пониже. Как этот выступ называется – фундамент или завалинка? Не важно, сжался у основания. Бухнуло, аж уши заложило. Впрыгнул в открытую дверь, опять через плечо перекатился в угол, выставил автомат. Один лежал в дверях – этого я ещё с от сарая успокоил, один в углу, тоже без движения. Кинул вторую колотушку в комнату, короткой очередью «проконтролировал» того, что был в углу, сменил рожок. После взрыва сунул автомат в дверь – очередь в один угол, очередь в другой, спрятался обратно, присел. В косяк двери надо мной и в стену позади меня врезались несколько пуль, осыпав меня пылью и комками глиняной штукатурки.
– Ах ты, сволочь!
Ещё граната. Теперь РГД. Её после взвода ударил о пол, подержал секунду, закинул внутрь повыше, в тот угол, откуда предполагал стрельбу, а сам выкатился из «прихожей» на улицу. Согнувшись, побежал вдоль стены. Два взрыва прогремели один за другим – один из них – с порога. Вовремя я сбежал! Я «заглянул» в выбитое окно автоматом. А, вон в чём дело – он стол перевернул и за ним спрятался. Дал длинную очередь, до опустошения магазина, – слишком нервно надавил на спуск. Готов. Пуля попала ему в голову, откинулся на окровавленную стену.
Добежал до угла дома, перезарядил, осторожно выглянул за угол – вроде чисто. Побежал обратно в дом. Четверо. Их было четверо. Три винтовки и один автомат. Автомат – это хорошо, но тяжёлый. А у меня ещё три рожка полных. Оставил. А вот две гранаты – взял.
На улице разгорался бой. Взрывы и стрельба теперь слились в сплошную трескотню и буханье. Сквозь них иногда пробивались рыканье моторов. Выглянул осторожно. Кто-то бегал, мельтешили тени, стреляли. Кто свои, кто чужие? На дороге лежало тело, раскинув руки. Выглянул в другое окно. Из него видно, как лупит скупыми очередями пулемёт тройки Малого. Чуть сдвинулся, чтобы посмотреть, куда он стреляет, но тут же отдёрнул голову – вовремя заметил вспышку из кустов. Серия ударов в стену, как молотками продолбили, полетели щепки, пыль. Ещё очередь.
Я рухнул спиной на пол, оттолкнулся ногами от стены. В стене зияла цепочка отверстий на уровне метра от пола. Ни хрена! Это они меня сквозь стену достанут. К чёрту, валить отсюда! Как смог быстро пополз к выходу. Уже на улице подумал, что они так же могут и дом Малого разнести на щепу. Надо что-то делать!
Только подумал об этом, как в спину мне ударил взрыв, сбив наземь. На хрен! На четвереньках улепётывал за угол. Это чем же так лупанули? Пушкой? Это пленный говорил о батарее противотанковых орудий. Что в это время у немцев было против танков? 75-мм, 50 или меньше? Нет, 50 появится под Сталинградом, 75 – позже. Наверное, эта пушечка типа нашей сорокопятки. Ну, правильно. Из стены дома вон клок выдрало. Больший снаряд бы дом обвалил мне на голову.
Пока я думал, бежал, пригнувшись, по дуге стараясь обойти тот злополучный куст, откуда по мне долбил пулемёт. А вот пулемёт Малого замолчал. Жаль ребят. Но я же говорил – похулиганили – и назад, нет, дом Павлова решили изобразить. Только там дом был каменный, а не эти глиной мазанные времянки.
Плюхнулся на живот в кустах малины. Вот они – рядом. Голоса слышу их лающие, пулемёт долбит. У, уроды! Держи, фашист, гранату! И ещё одну! Я – пацан не жадный! Автомат к груди, сгруппировался, чтобы после взрывов обрушиться на их позицию и поквитаться за тройку Малого.
Бум! Бах! Я вскочил, рванул. А тут…
Танк, подмяв кусты, ревя, пёр на меня. Тут я узнал, что почувствовал тот мужик из анекдота, когда сунул руку в нору за зайцем, а вылез медведь. Пытаясь резко сдать назад, при этом долю секунды до этого летя на форсаже вперёд, я пробуксовал на мягкой, раскисшей земле палисадника, плюхнулся на задницу, задёргал ногами. В груди родилась и стала разрастаться пустота – танк пёр на меня, а я ничего не мог сделать, даже убежать. Конечности стали цепенеть. Два шага, один.
Всё! Конец! Я в ужасе. Зажмурившись, упал на спину. Танк скрыл от меня свет, наехал на меня и встал. Боли я не почувствовал. Осторожно убрал руки от лица – надо мной грязнущее днище танка, по бокам – катки и траки, сплошь облепленные грязью. Пошевелил ногами – шевелятся, не больно.
Живой! Живой! Пронесло! Ух, ё-моё, бога – душу – мать! Громыхнул выстрел пушки, лязгнуло, танк качнулся, закашлял пулемёт, плюхнулась в смятый куст малины гильза, испуская вонь сгоревшей взрывчатки. Задохнуться боитесь? Пахнет плохо? А Малому хорошо было получить такой «гостинец» меж ушей?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
